«Оно»: как могилевская газета сделала чудовищем скромного деревенского транссексуала
26.12.2015 / 10:09
Когда-то в деревне Макаринцы Могилевской области даже показывали кино. Сейчас местный кинотеатр заброшенный, но иногда и тихая деревенская жизнь может быть похожим на голливудский триллер.
В небольшой деревне Макаринцы под Могилевом 44-летний мужчина ограбил соседку, похитив 10-литровую бутылку с вином и четыре кило фарша. Однако, когда его задержала милиция, выяснилось, что мужчина до определенного возраста был женщиной, а потом сделал операцию по смене пола.
Ну, казалось бы, свет большой, и Беларусь не мала — всяко бывает. Но от этого случая в редакции газеты «Вечерний Могилев», как говорится, «нехило бомбануло».
Корреспонденты «Нашай Нівы» отправились в Могилевскую область, чтобы самим познакомиться с участниками этой истории.
«Оно»
Сама статья была напечатана еще осенью, однако всебелорусскую известность приобрела только в начале января, когда главный редактор портала Onliner.by Денис Блищ выложил в Фейсбуке ссылку на этот «шедевр» с комментарием: «наихудшая статью в истории журналистики».
Общество начало интересоваться, что же там такое, и, надо честно признать, Блищ был прав. Ведь из криминальной заметки или сообщения о необычном случае, текст постепенно перерастает в пафосную политическую чепуху.
Авторы — Виктория Карпова и Василий Стасов — смешивают обвиняемого с грязью, не чураясь сильных выражений, и, конечно же, винят во всем развратную Европу. Стасов и Карпова называют героя материала «оно».
Ну а что же вы думали, это на Западе «таким» многое позволено. А в нашей стране, по выражению могилевских журналистов, «голубое лобби» находится под колпаком со стороны руководства страны». Мол, тут уже не забалуеш!
В общем, статья пропитана таким человеконенавистничеством, что после ее прочтения просто хотим как-то смыть с себя всю ту грязь. Как, кстати, и после разговора с редактором «Вечернего Могилёва».
«Не надо меня воспитывать!»
«Написано в нормальных выражениях, мы про всех так пишем. Все так пишут, — пожимает плечами редактор газеты Надежда Левченко.
— Педераст и транссексуал разные понятия? Да ну, примерно то же самое - для меня нет разницы».
Главный редактор «Вечернего Могилева» Надежда Левченко. Фото с сайта «Маяк Приднепровья». Сама Левченко категорически отказалась фотографироваться.
Невысокая женщина средних лет принимает нас в своем кабинете, стены которого увешаны многочисленными дипломами. За спиной редактора — ковер в виде белорусского государственного флага с прицепленной к нему георгиевской ленточкой. На фоне его Левченко смотрится очень колоритно. К сожалению, фотографироваться редактор категорически отказалась.
«Это моя статья. А указаны другие люди, потому что мы работали вместе с корреспондентами, — рассказывает Левченко. — И в нем главное, что в семье алкоголика, вора и человека неизвестно какой ориентации воспитываются три несовершеннолетние девушки».
На вопрос о том, что за описанием «европейских ужасов» в статье не видно тех детей (а «разоблачение» транссексуала может отразиться на их судьбе), Левченко вновь пожимает плечами: «Читайте правильно».
«У нас нормальная, хорошая вышла статья. Информационная, — говорит она. — Неуважения к личности там никакой нет. Абсолютно. У нас свобода слова. Что касается подробностей — мы же не сказали, кто он. Ну и что, что деревня названа? Он же и сам всего этого не отрицает. И почему вы и другая оппозиционная пресса вдруг все забегали? Этот человек нормально себя чувствует, нормально о себе рассказывает, что он такое и что с ним делали. Поэтому не надо меня воспитывать».
В ответ на следующий вопрос, гуманно ли называть живого человека «оно» — редактор сначала отказывается продолжать разговор. А потом спрашивает: «Почему вас это интересует? Вы что, представители меньшинств?»
По словам Левченко, газета и ее сотрудники стремятся развивать нормальное здоровое общество. А пугают в статье сатаной, ибо придерживаются православных традиций и продвигают православные ценности.
«К нам постоянно приходят отзывы на материалы. И на эту статью были — все с осуждением гей-пропаганды», — говорит редактор.
Что такое гей-пропаганда и какое отношение она имеет ко всей этой истории, Левченко объяснять не хочет.
«Что мне, вам устроить ликбез? Спросите в другом месте».
«Как скажете», — подумали мы, и поехали в Макаринцы.
Печальным образом известная знаменитость
Магазин в Макаринцах.
Макаринцы — небольшая деревня в 15 км к западу от Могилева. Живет в ней около трехсот человек. Деревня как деревня — не слишком процветает, но и умирать не собирается. Молодежь, конечно, не задерживается, тем более что областной центр совсем рядом, но остальные не съезжают.
Найти героя статьи оказалось совсем не сложно. Что же вы хотите — деревня.
«О статье той я слышала, — говорит первый же встречный человек — продавщица местного магазина Екатерина. — Неожиданно, конечно. Кажется, мужик как мужик, разве что небольшого роста. А тут такое!»
Екатерина и направляет нас к Дмитрию — так называют здесь уже главную знаменитость Макаринцев. Небольшой двухэтажный дом на два подъезда. Сначала мы путаем квартиру и попадаем на соседа. «Сашка», — представляется он.
Продавщица Екатерина сразу догадывается, о ком идет речь, и дает необходимый адрес.
«Дима — он такой тихий, я не видел, чтобы он матерился, кричал или ругался, — рассказывает Сашка. — Пьет? А кто не пьет? Но в драки не лезет. Боится парней — если кто-то гаркнет, то за бабу свою скрывается. Но плохого сказать ничего не могу».
О статье в «Вечернем Могилёве» наш собеседник ничего не знает. «Я газет не читаю», — признается он.
Наконец находим нужные двери. Открывает сожительница Дмитрия, Марина, рядом с ней сразу появляются две младшие дочери. Женщина утверждает, что Дмитрия нет — поехал в Могилев.
«Где он и как связаться — не знаю, — говорит она. — А с журналистами разговаривать не буду ».
Однако, завязать разговор все же удается.
Сосед Дмитрия Сашка.
«Я ту статью читала. Это все чушь. И бабушки он не грабил. Его напугал следователь Белявский, вот он и подписал все что надо, — доказывает женщина. — А в тот дом и две соседние раньше лазили местные дети, взяли там мелочь: книжку, пачку сигарет, конфеты, водку, то еще. Их нашли, они признались. И в этот раз, наверное, они были, потому что там такие форточки, что ни я, ни Дмитрий просто не пролезли бы. К тому же, у бабки той украли фарш, а мы в тот же день купили в соседней деревне также фарша на восемьдесят тысяч. Так туда милиция ездила, продавщица это подтвердила. Но все равно, все повесили на Диму. Ничего не докажешь».
Сашка не знает истории, напечатанной в «Вечернем Могилеве», но охотно рассказывает, как найти бывшую жену Дмитрия.
Сама Марина работает дояркой. Слухи о проблемах с алкоголем, конечно, опровергает. Но о том, что у нее забирали детей, с неохотой говорит: «Было. Но семь лет назад!»
Марина рассказывает, что ранее Дмитрий жил в этом же доме с бывшей женой. Та сейчас живет с новым мужем на другом конце деревни, в «четвертом поселке».
«Люди как люди»
Нас встречает старый некрашенный деревянный дом с неожиданными пластиковыми евроокнами. У крыльца — каноническая лающая собака. Елена, бывшая жена Дмитрия, приглашает нас войти. Ее нынешний муж, Юрий, слышит, о чем мы хотим поговорить и уходит в комнату, смотреть с младшим ребенком мультфильм.
Бывшая жена Дмитрия Елена.
«Мы познакомились с Дмитрием в 96-м году, в Могилеве. Еще через год — расписались. Жили себе и жили, как все, — вспоминает Елена. — Но скоро от соседей пошли слухи, что раньше он был девушкой. Шрамы у него я видела, конечно, но он говорил, что это от операций, от которых — не объяснял, а я и не уточняла. Что мне там было, семнадцать лет. Потом, он признался, что да, это все правда».
Но на отношения Елены к мужу его признание никак не повлияло.
Елена сумела найти два фотографии — все, что осталось у нее на память от жизни с Дмитрием.
«Жили мы с ним нормально. Почти пятнадцать лет вместе. А то, что был женщиной — ну что тут поделаешь. Тем более он не один такой. Только в Могилеве — пять или шесть человек. Мы встречались с Димиными знакомыми, которые тоже меняли пол. Люди как люди. Я была знакома и с его отцом, и с двумя братьями. Все они нормально к нему относились, несмотря на ту операцию».
Через несколько лет Дмитрий с Еленой переехали в Макаринцы. Он работал на ферме пастухом, скотником. Елена работала дояркой. Получили дом от колхоза. Но потихоньку все разрушилось. Елена забеременела от другого мужчины, у Дмитрия начался роман с Мариной. Пара развелась.
Что касается истории с ограбленной бабушкой, то Елена тоже не очень верит в вину своего бывшего мужа. Но вскоре после ограбления Дмитрия задержали, он попал в РОВД. Вскоре по деревне поползли слухи о его женском прошлом. Как говорит Елена, пошли они от участкового милиционера.
«Я говорила участковому Москалёву — вы вообще знаете, что такая информация не разглашается? А вы приехали в колхоз, пошли к председателю, и все это говорите. И потом у меня еще спрашиваете. Это частное дело Дмитрия, его жизнь. Это никого не должно волновать».
Быстро, утверждает Елена, о поле бывшего мужа у нее начали спрашивать и на работе. Затем появилась та самая статья. Вопросов стало еще больше.
Елена с дочерью от нового брака.
«Даже к пятилетней дочери дошли слухи — приходит и говорит: мама, а что, папа был девочкой?
Я, конечно, ей ничего рассказывать не стала, — говорит Елена. — Однако, я уверена, что вся эта информация всплыла благодаря милиции. Ведь раньше была история с алиментами.
От первого брака у Димы есть дочь, уже взрослая, ее биологический отец, конечно, не Дмитрий. Но она записана на него. Так он платил алименты постоянно. Потом были проблемы, появилась задолженность. Дима пытался доказать, что отец не он, ездили даже в Минск, к врачам, которые делали ему операцию, однако они отказали. Сказали, что информация о смене пола нигде не разглашается. Если девушка по документам считается его дочерью — должен платить. Обращались в суд, но все безрезультатно. Дмитрию даже пришлось отсидеть короткий срок из-за той задолженности по алиментам. Но о том, что он был женщиной, никто не упоминал. Вот только теперь, после этого дела начался шум. Попал в наше могилевский РОВД, и пошло…».
Однако, по словам Елены, Дмитрий никуда не уехал — два дня назад она видела его в деревне. Мы попробовали еще раз зайти к нему с Мариной. И в этот раз дверь открыл сам Дмитрий. На просьбу пообщаться согласился сразу: «Входите».
Простая непростая жизнь
Дом, в котором живет Дмитрий с семьей.
«То, что я не девочка, я понимал всю жизнь. Лет с шести я уже чувствовал себя парнем. И в школе у меня не было кавалеров и не хотелось их иметь. Да, дружил я с ребятами, а не с девушками. Была одна девушка, сопливая такая, ее обижали постоянно. Так я ее даже защищал, — вспоминает Дмитрий. - После школы я начал одеваться как мужчина, стричь волосы. Даже устроился на мужскую работу — занимался изоляций труб. О моем поле знал только отдел кадров. Они молчали. А мужики, коллеги, думали, что я парень».
Транссексуальность — это медицинский термин. Это когда человек чувствует себя не того пола, который у него анатомически. Транссексуальность, как утверждают медики, не связана с сексуальной ориентацией. Она у транссексуалов бывает разной. В отличие от сексуальной ориентации, транссексуальность официально признана болезнью, единственный способ лечения которой — операция по смене пола. Такие делают после нескольких лет наблюдений и тщательных анализов.
Дмитрий все же соглашается пообщаться и рассказывает свою историю, стоя в темном коридоре. Он говорит, что старый дырявый дом постоянно заливает, поэтому лампочки быстро перегорают.
Вскоре Дмитрий познакомился с девушкой. Они начали встречаться. Когда любимая узнала, что встречается также с пока еще девушкой, ее это не испугало. Решили собирать деньги на операцию, а потом пожениться. Узнали, что в Могилеве был уже человек, который изменил пол. Нашли его, поговорили. И когда он ехал к врачам следующий раз, то взял с собой и Дмитрия.
И в 95-м году Дмитрий уже сам поехал в Боровляны на операцию. При замене документов, кстати, он и выбрал сегодняшнее имя — говорит, будущая жена посоветовала, ей очень нравилось. В качестве мужчины Дмитрий даже получил военный билет, в котором указано «не служил по болезни».
«На тот момент операция стоила около тысячи долларов. Плюс потом гормоны еще колоть — раз в месяц, в один и тот же день. Но я зарабатывал нормально, сумма была подъемная. Не то, что сегодня — даже на гормоны нет денег. Работаю скотником, там зарплата: когда семьсот тысяч, если миллион… Плюс еще этот новый закон, пока попадешь к сексопатологу, пока получишь рецепт…», — вздыхает Дмитрий.
Местный клуб. Выходными здесь устраивают дискотеки и вечеринки.
Но семейная жизнь не сложилась. Жена начала ходить «налево». Через некоторое время Дмитрий был вынужден лечь в больницу — после удаления молочных желез появились определенные проблемы. Когда он вернулся домой, то узнал, что жена забеременела. Дмитрий простил, потом, когда родилась девочка, даже оформил отцовство на себя. Однако уберечь семью не удалось — они развелись.
Скоро он встретил Елену — ту самую, с которой проживет почти 15 лет. Пожив несколько лет в Могилеве, они решили переехать в Макаринцы, где жили родители Елены. Что было дальше — уже известно.
Преступник, или жертва
Кражу наш собеседник отрицает, сетует, что оперуполномоченный Белявский заставил «взять его на себя».
«Белявский хотел, чтобы я сообщал ему, что здесь происходит: о кражах, ну и так далее, — утверждает Дмитрий. — Почему он прицепился ко мне — не знаю. Говорил: на зону сядешь, будут там тебя «во все щели». Детей угрожал забрать», — утверждает Дмитрий.
Детский сад, куда раньше ходили дети Марины, а теперь ходит дочь бывшей жены Дмитрия Елены.
«14 ноября должен был суд. Я не знал. Повестки не было. Просто участковый Москалев приехал в час ночи, и говорит — бери шапку и паспорт, поехали. Говорит, арест», — рассказывает Дмитрий.
В результате 35 дней он провел в следственном изоляторе. Сидел все время в одиночной камере. Затем, в декабре, состоялся суд. На нем не было даже адвоката. Но Дмитрий попал под амнистию, постановили возместить убытки — 750 тысяч — и отпустили. Новый год он встречал уже дома.
Воспитатель местного детского садика Руфия Рушановна говорит, что все были в шоке от статьи в газете «Вечерний Могилев» — так про людей писать нельзя.
Вот такая история. Пообщаться с потерпевшей бабушкой невозможно — она уже умерла. Участкового Москалева найти не удалось. А оперуполномоченный Василий Белявский, само собой, все обвинения Дмитрия опровергает.
«Я его не бил, не угрожал. Проводилась проверка, и ничего не нашли, — сказал следователь. — К распространению информации о его половой принадлежности я тоже не имею никакого отношения».
Но, как сообщил «Нашай Ніве» правозащитник Роман Кисляк, когда милиционеры действительно рассказали журналистам о смене пола, то это безусловное нарушение: «Это статья «раскрытие частной жизни». Нужно подавать в суд. Никакого права рассказывать такие детали у милиционеров не было. К тому же, если информация попала в газету до того, как был вынесен приговор, то это тоже нарушение, и серьезное».
У детей тихий час. В Макаринцах еще есть маленькие дети, поэтому есть и небольшой сад. В школу же надо ехать в соседний агрогородок Мостик.
Вот только сам Дмитрий относится к своей доле то философски, то ли просто безразлично. После избиения побои он не снимал. Бумаги с ответом из прокуратуры найти так и не смог — отыскался пустой конверт. Даже статью ту он не читал — только слышал о нем с чужих слов. Да и подавать в суд на газету не желает, мол, нет на это денег. Но в скором времени, признается Дмитрий, он со своей уже третьей семьей планирует уехать из Макаринцев.
«Мне даже начальник тюрьмы сказал — уезжай. Бороться с Белявским смысла нет, говорит, он тебе не даст житья, — объясняет Дмитрий. — Так что, наверное, поеду в другую деревню. Да и что тут? Хотя бы был дом хороший, но и его нет. Как живем — сами видите».
Да, мы видим. Видим полуразрушенную квартиру с большой лужей в одной из комнат, где протекла батарея.
При этом никто из наших деревенских собеседников ничего плохого про Дмитрия не говорил. И сам он никаких изменений в отношении к себе не заметил. «Живу себе как жил», — говорит он.
Хочется, конечно, чтобы он начал жить как человек. Ведь он все-таки человек. Далеко не идеальный. Но живой ведь человек.
Он человек, Вы слышите, Надежда Левченко?