«Для Лукашенко Родина — это не Беларусь, а Советский Союз». Илья Салей дал первое интервью после выезда из Беларуси
Юрист штаба Бабарико Илья Салей недавно покинул Беларусь, он проходит обвиняемым по делу Координационного совета. В своем первом интервью он рассказал, почему в 2020-м решил пойти в политику, как прошла встреча с Лукашенко в СИЗО КГБ и затем встреча в бане, что делал под домашним арестом и как решился уехать, хотя по закону должен был оставаться в стране.
26.08.2021 / 09:52
«Наша Нива»: Как вы жили до событий 2020 года? Говорят, были мажором.
Илья Салей: До 2020 года я работал юристом в частной юридической фирме в Минске, до того в Лондоне и Дубае стажировался, занимался в основном консультированием иностранных банков, которые давали займы частному белорусскому бизнесу: моя задача как юриста была в подготовке договоров.
Помимо этого, занимался спортом, встречался с друзьями, ездил с компаниями на шашлыки. Не отличалась моя жизнь от такой среднебелорусской, зарабатывал я меньше, чем айтишники. В мажорности меня подозревают только те, кто не знает. Частенько смеемся над этим с друзьями, которые раньше тоже так думали. Возможно, причина в моем стиле одежды, но я считаю, что юрист прежде всего должен выглядеть как юрист.
«Наша Нива»: Как вы пришли в политику, в штаб Бабарико?
Илья Салей: Моя личная история началась в мае, я был на даче с друзьями, услышал в новостях, что Виктор Бабарико заявил о своих президентских амбициях, собирает группу. Я подумал, что должен внести свой вклад.
Вскоре в районе ОК-16 увидел его на выходе с Марией Колесниковой. Подошел выразить свое уважение за его решение, дал свою визитку, мол, если предстоит какая-то юридическая помощь, то я с вами.
Мне через какое-то время позвонили и пригласили в штаб, где был также Максим Знак. Получается, он возглавил юридическую службу штаба, а я присоединился как юрист. Мы волонтерили. А потом стали адвокатами Виктора Бабарико и Марии Колесниковой (и у Знака, и у Салея есть адвокатская лицензия — НН).
«Наша Нива»: Вы сказали, что должны были внести свой вклад. А что вас не устраивало в стране?
Илья Салей: Знаете, вот это слово «перемены» — оно самое емкое, ведь столько проблем накопилось в государстве, что вкратце их не описать. Я считаю, что в стране есть значительные проблемы с верховенством права, судебной системой, нынешняя система управления неэффективна и устарела. Я увидел в Викторе Дмитриевичи высококвалифицированного менеджера, который мог бы и в экономическом, и в правовом смысле — во всех возможных смыслах вывести страну вперед, на абсолютно новый качественный уровень. И во мне очень срезонировали его слова о том, что он решил пойти в президенты, так как с таким курсом это могут быть последние выборы в независимой Беларуси. Я хочу жить в своей стране, я понимал, что что-то должен для этого сделать.
«Наша Нива»: Задержание Виктора Бабарико вас подкосило?
Илья Салей: Задержание не было неожиданным, так как накануне начали задерживать его друзей, он был готов. Мы понимали, что скорее всего так ситуация развиваться и будет, сделали доверенности, чтобы вести кампанию без его личного участия. Но конечно, это был сильный удар, дважды сильный, так как задержали и Эдуарда, руководителя штаба. Как бы ты ни думал, что можешь подготовиться, но это сильный удар.
«Наша Нива»: Много людей ушло из команды после арестов?
Илья Салей: Я не знаю людей, которые прекратили работу в штабе.
«Наша Нива»: Как тогда объединение штабов виделось изнутри?
Илья Салей: После того, как Виктору Бабарико отказали в регистрации, наша команда поняла, что единственный путь продолжать законную политическую борьбу — это объединение с официально зарегистрированным кандидатом, которым стала Светлана Тихановская. У нас не было сомнений, что Светлана набрала 100 тысяч подписей, и мы понимали, что сможем быть полезными для Светланы, у которой почти что не было команды.
Вероятно, такие же размышления были и у команды Валерия Цепкало, которую тогда уже представляла Вероника.
Светлана также поддержала идею объединения, так как понимала, что делает это и для мужа, и для всей страны. Основными принципами объединения, на которые согласились Светлана, Мария и Вероника стали освобождение политзаключенных и новые выборы, в которых сможет принять участие каждый, в том числе Виктор Бабарико, Валерий Цепкало и Сергей Тихановский. Таким образом мы продолжали борьбу и за Бабарику.
«Наша Нива»: Расскажите о самых сильных впечатлениях от избирательной кампании, когда Тихановская, Колесникова и Цепкало вместе с соратниками ездили по стране, встречались с людьми.
Илья Салей: Теперь уже детали уходят в сторону, остается большое теплое воспоминание о нескольких лучших неделях в жизни. Мы объехали страну, видели десятки тысяч вдохновенных людей, которые подходили и благодарили за смелость, за нашу работу.
Люди впервые за долгие годы почувствовали, что они нужны кому-то, что с ними вышли поговорить об их боли и проблемах.
Власть же как? Почти не вела предвыборные кампании. Это сейчас они отправляют депутатов, устраивают встречи с представителями власти, повторяют, стараются формально исправлять ошибки.
Для меня был показателен первый город — Глубокое. Будний день, неудобное время, площадка какая-то на окраине перед магазином, а собралось там несколько тысяч человек, у которых накатывались слезы: впервые участвуют в политическом процессе! Все может измениться! Наконец услышат, искренне поговорят!
Эту атмосферу потом не могли перебить какие-то провокаторы со звукоусилителями и камерами, которые резко начинали что-то кричать, а потом исчезали. Нет, было полное единодушие, просто и искренне.
Мы питались на заправках за свои деньги, все ездили на своих машинах, в Гродно Максим Знак наконец дорвался до гитары, и мы несколько часов пели песни.
Запомнились бабушки с дедушками, лет 80 которым, казалось бы, уже не до того должно было быть, а они говорили: «Спасибо, может, и доживем до нового, лучшего времени».
«Наша Нива»: Вы представляли, что будет в день выборов?
Илья Салей: Я проснулся, поехал проголосовал, поразился количеством людей на участке и людей с белыми браслетами среди них. Потом встретились с Марией Колесниковой — она жила на проспекте Независимости, снимала квартиру. На ее участке было много прессы, отличное настроение, солнечный день, ощущение счастья тогда было у каждого белоруса, Маша проголосовала, и мы поехали на участок к Тихановской, потом в штаб.
Когда начали получать первые результаты с официальными протоколами, которые вывешивали на некоторых избирательных участках, увидели, что на большинстве из них Светлана побеждает, а на некоторых, например в Новой Боровой, набирает более 90%.
Ненадолго появилась эйфория, что вся работа была небессмысленной и, может быть, теперь результаты будут такие, какие мы ждем и наблюдаем.
Но это быстро изменилось, после озвучивания предварительных результатов Ермошиной, абсолютно фантастических цифр, которые расходились с данными на официальных протоколах, которые мы получали, мы вернулись на землю. «Будем обжаловать в суде», — рассуждали мы с Максимом знаком как юристы, руководствовались нормами избирательного права.
«Наша Нива»: А кошмар на улицах предвидели?
Илья Салей: Никто не ожидал, что будет происходить такое. Но информации тогда почти не было, интернета не было, мы только слышали взрывы из окон.
Светлана и Мария понимали, что, как только мы сделаем какой-то шаг из офиса, окруженного людьми в спортивных костюмах, сразу же будут последствия.
«Наша Нива»: Когда вы поняли, что для вас все закончится тюрьмой?
Илья Салей: Имея представление о стране, в которой мы живем, я допускал это еще в мае и июне. Но окончательно все стало понятно после похищения Марии Колесниковой и новости, что она порвала паспорт. Я подумал: значит, и остальных задержат, но оставался в Минске — искал Марию как ее адвокат, потому что знал, что она этого ждет от меня.
На следующее утро мне написали из штаба, что там обыск: «Приезжай». Когда я выходил, меня уже ждали люди в масках, показали постановление на обыск, «руки на стену» и так далее. Про быт в СИЗО рассказать что-то оригинальное не получится — уже разве что вся Беларусь знает этот график: а 6-й подъем, кормят три раза, час в сутки на прогулку.
«Наша Нива»: Как ты оказался на свободе?
Илья Салей: Сначала мне изменили меру содержания на домашний арест. Ты дома, приходят проверки, интернетом пользоваться не можешь, только читаешь книжки, занимаешься физкультурой и смотришь телек — те же госканалы.
Меня часто спрашивали, где лучше: в камере или под домашним арестом? Ответ не такой очевидный.
Конечно, с бытовой точки зрения лучше дома: есть горячая вода, ассортимент еды. С другой — полгода просидеть пусть и дома, но одному, тоже непросто (в условиях домашнего ареста прогулки не разрешают — НН).
Я ждал визитов адвокатов, даже приход проверяющих из органов меня в каком-то смысле радовал, так как было с кем поздороваться.
Потом меру изменили на выход под залог — мы вносили деньги, столько, сколько потребовал следователь. Не буду называть сумму, но продавать ничего не пришлось.
Надеюсь, эти деньги пойдут на что-то важное, например, медикаменты в больнице (поскольку Илья выехал за границу, он нарушил условия залога, поэтому деньги пойдут в бюджет — НН).
«Наша Нива: Расскажите о встрече с Лукашенко в СИЗО КГБ.
Илья Салей: Я проснулся на «Володарке» в 6 утра, минут через пять услышал: «Салей, одевайся, следственные действия». Вывели в камеру-распределитель, там просидел какое-то время, услышал в коридоре голос Лилии Власовой, понял, что нас куда-то вместе поведут.
Потом дали перчатки, маску, посадили в машину, привезли в здание КГБ, подняли в кабинеты, сидели пару часов с ребятами, которые спрашивали, понимаю ли я, где нахожусь.
Потом завели в комнату, известную уже, с круглым столом, там уже были люди: я увидел Знака, Эдика. Поставили меня рядом с каким-то большим человеком, я его не видел раньше, не знал, что это Тихановский. Потом завели Виктора Дмитриевича, Лилию Власову, были люди, которых я видел впервые.
Там стояли таблички с именами, только рядом с одним креслом не было таблички. Что это будет Лукашенко, я не мог догадаться. Потом завели Воскресенского, за ним зашел Лукашенко и сказал: «Присаживайтесь» — все сели.
Он начал с вступления: мол, я здесь, чтобы вас выслушать и так далее. Я понимал, что это прежде всего медиакомпания, им нужно было это показать по телевидению.
А второй аспект — кажется, это была и его личная инициатива, потому что он никогда не видел этих людей вживую, как это: 25 лет у власти — никого не знает, лично хотел взглянуть на каждого и оценить.
Я думаю, он убедился, что это образованные люди, которые любят свою страну, а не преступники. Однако в политике, по его мнению, таковы правила.
Потом Виктор Дмитриевич как лидер взял ответственность на себя: «мы хотим простого — чтобы прекратилось насилие, было верховенство закона, нужны экономические перемены».
Лукашенко выслушал, делал пометки, потом сказал, что не разделяет рыночный подход, мол, он это проходил, люди этого бы не поддержали.
Мы поняли: этот человек считает, что сегодняшний уровень развития в стране — максимум, которого можно было добиться за почти 30 лет независимости. Лукашенко — человек советский, в негативном смысле, оттуда такое специфическое отношение к экономике, к людям, к закону, к Москве как к «столице Родины». Для него Родина — это не Беларусь, а Советский Союз: «от Бреста до Владивостока», о чем он сам говорил. Для него день рождения нашей республики — «крупнейшая геополитическая катастрофа». Это человек, мнение которого не изменится.
Все понимали, что плодов встреча не даст. Ему говорили о сфальсифицированных результатах выборов, но у него аргументы: «я предлагал пересчет, но он был никому не интересен». Я допускаю, что он может в это искренне верить, как какой-то психологический занавес.
Он искренне верит, что он лучший руководитель страны, что его поддерживает большинство.
Знак говорил, что явно надо выпускать людей, это позволит снять напряжение в обществе, посмотрите — на улицах сотни тысяч людей, он отвечает: «Там в пик было 46 тысяч».
Сказал, что у нас правовое государство, нет политзаключенных, а нашими уголовными делами будет заниматься следствие и суд.
И его не огорчало, что в тот момент, когда в стране «нет политзаключенных», в комнате с ним 12 человек с не связанными между собой уголовными обвинениями. Если нет политзаключенных, с кем фактически он встречается?
Тихоновский был в своем стиле, довольно резкий, интересовался, зачем ему подбросили миллион, почему мама ездит на дизеле у миллионера, мы иногда даже пытались попросить его вести себя спокойнее.
Лукашенко также сделал ему замечание, «чтобы не прерывал президента», на что Тихоновский ответил, что его этим не удивит: у него жена президент. Все засмеялись. «Тогда у жены об освобождении и проси», — сказал Лукашенко.
Эдуард Бабарико заметил: о чем мы здесь можем говорить, если мы не готовились, и вообще, в душ раз в неделю ходим.
Тогда Лукашенко сказал, что надо нам баню организовать. Ночь я был в СИЗО КГБ. На следующий день посадили в автобус без наручников: «по распоряжению высшего руководства спецсредства к вам применяться не будут».
Приехали за город: старая баня с предбанником, бассейном небольшим, был накрыт стол с бутербродами, чай — полный сюрреализм, но лучше, чем в СИЗО.
Мы там шутили, все понимали, что все записывается и прослушивается, но мы видели небо, говорили свободно, гуляли по территории, Тихановский требовал пива, но нам пива не дали.
За семью Бабарико было радостно: отец с сыном впервые за столько времени поговорили.
Александр Василевич сказал, что собрал криминальный белорусский Хадж: был в ЦИПе, ИВС, Жодино, Володарке, СИЗО КГБ.
Все сохраняли позитив, рассчитывали, что, может быть, возникнет положительная динамика, были рады поговорить. Через пару часов к нам зашли, сказали: «Все, поехали». Сергея Тихановского — в отдельную машину, так как он был в Жодино.
Когда я вернулся в камеру, сокамерники уже видели меня в новостях по телевидению, все с большим интересом встретили, заварили чай, открыли вафли, что происходит по большим поводам, но спрашивали просто про бытовые, человеческие детали.
«Наша Нива»: Трудно ли было в итоге после выхода принимать решение покинуть страну?
Илья Салей: Очень тяжело, я до последнего не хотел уезжать, когда выпустили под залог — ходил на суды и продолжал работать.
Но напрягся после приказа Лукашенко «провести зачистку» и передачи дела Марии и Максима в суд. Стало ясно, что никто не будет закрывать мое уголовное дело или переводить в свидетели, я же прошел всю кампанию. Посчитал это критическим пунктом, после которого нужно уезжать.
Теперь я остаюсь членом команды Виктора Бабарико и формально остаюсь адвокатом и его, и Марии Колесниковой, я буду оставаться с командой и смотреть, чем могу быть полезен.
Мне 29 лет, нужно продолжать профессионально развиваться, нельзя останавливаться, чтобы быть полезным и для будущего Беларуси, если я вернусь.
«Наша Нива»: Так а какой прогноз, как видится будущее страны?
Илья Салей: Сейчас продолжается эскалация, как они сами говорят, «зачистка», набор переговорной базы. Но ясно, что кризис может разрешиться путем переговоров. Мирный путь трансформации был выбран самими белорусами, осенью были точки, когда мирный протест мог стать не мирным: убийство Тарайковского и Бондаренко, но, несмотря на эти триггеры, народ оставил мирный путь, с которым я согласен. Что же, мы должны пройти этот мучительный путь вместе. И мы всегда работали и вели себя согласно закону и морали, потому что, если ты сам нарушишь закон, ты теряешь моральное право обвинять в этом других.
Желание перемен и смены власти остались, никогда не было такого большого количества белорусов, которые делают маленькие шаги к изменениям ежедневно.
И теперь делать прогнозы более чем на полгода вперед невозможно: много переменных.