Андерсон. Загадочный заключенный в гродненской тюрьме в 1863 году
Казаки, Муравьев, «лесные братья», евреи, крестьяне, тюрьма в Гродно, непробиваемая стена российской бюрократии… Все это — в книге «Семь месяцев в русской Польше» Фортескью Андерсона, написанной в 1864 году, которую у нас издали только сейчас в издательской серии «Гродненская библиотека», пишет «Будзьма».
12.01.2024 / 15:06
«Пока я не услышал, как ключ поворачивается в дверях камеры и как решетка с затворами с неприятным скрежетом возвращается на свои места, я не до конца понимал положение, в котором оказался…» — такие строки заключенный мог написать и в 1863-м, и в 2020-м.
Многие пассажи в книге Андерсона — крик негодования и шок человека, привычного к жизни в правовом государстве. Волей судьбы он однажды в жизни на полгода попал в край, где бушует восстание. Волей судьбы — чудом! — смог выйти на свободу. Но обо всем по порядку.
«Виски — проклятие всего края»
Книга Андерсона вышла в Лондоне в 1864 году. Для британцев она стала шоком. Кейс самого Андерсона, которого мурыжили в тюрьме неизвестно за что и не давали встретиться с послом, озвучивался в парламенте. Гродненским историкам книга была известна уже давно, но только сейчас в полном объеме она появилась по-белорусски.
Фортескью Андерсон — молодой британец с дипломом англиканского пастора. В Бонне он познакомился с 20-летним графом Александром Биспингом, крупным землевладельцем из Гродненщины, потомком рода вестфальских немцев, которые приехали к нам еще во времена Батория. Биспинг приглашает нового друга к себе в гости… Но на дворе — 1863 год.
Первая часть книги — путевые заметки. Люди и ландшафты Гродненщины: пьяные веселые крестьяне, любители «виски» (видимо, водка или самогон). Евреи, которые держат всю торговлю. Особенности местной кухни: окрошка, щука, дичь или — сказочное устройство — самовар! Охотничьи традиции, нищие, Дожинки, сонные городки и деревни…
Оригинальное издание книги, вышедшей в Лондоне в 1864 году
«Мракобесие крестьян проистекает из их необразованности и усиливается легкой доступностью спиртных напитков. В каждой деревне есть три или четыре еврея, продающих виски, — это проклятие всего края. Дома этих евреев [корчмы] можно встретить вдоль дорог на расстоянии примерно мили друг от друга, и выпивка такая дешевая и крепкая, что пьянство стало общераспространенным явлением».
«Казаки сожгли деревню, а землю перепахали…»
Время от времени на страницах мелькают российские солдаты, которыми переполнен край. На вокзалах, на въездах в города, на разъездах и в корчмах. Высшая каста военнослужащих — офицеры и уланы. Образованные, представители хороших семей со знанием французского. Низшая — серая солдатская масса с разбитыми оспой лицами, голодная и ободранная.
Отдельно — казаки. Это «спецназ» империи, которому можно все. Андерсон описывает случаи, когда казаки опустошают сады или избивают нагайками человека… который им не понравился. Несмотря на службу, казаки перманентно пьяны! За отказ угостить «служивых» водкой или покормить те без лишних слов опустошают дома и поместья.
Автор описывает такую историю: мелкий землевладелец (шляхтич) принимал участие в восстании, но, как и многие, «вышел из леса» — вернулся в свое имение, никому ничего не говоря. Однажды у него возник спор с крестьянином о лошади. Сельчанин, долго не думав, пошел к российским властям… Результат:
«Немедленно был прислан отряд казаков, пленивших того, и в наказание за то, что жители деревни сразу не сообщили о возвращении повстанца, сожгли деревню и буквально вспахали землю, на которой стояли дома».
Казаки во время восстания были синонимом насилия и беззакония
А вот другая история: очередной землевладелец, с которым Андерсон познакомился уже в тюрьме, предупредил православного священника, что рядом повстанцы и поэтому грозит опасность. Священник пошел к властям, мол, тот ему угрожает. Итог для землевладельца — «тяжелый труд на рудниках Сибири до конца дней».
Большое количество землевладельцев не поддерживали восстания. Считали его несвоевременным и неподготовленным. Но это не мешало властям через доносы и массовую фабрикацию дел садить людей пачками, забирая земли и имения. История графа Биспинга, о которой ниже, — лучшее свидетельство.
«Повстанцы воюют, как маори в Новой Зеландии»
Если верить Андерсону, с повстанцами он непосредственно не имел дела, но оставил интересное сравнение:
«…Повстанцы воюют, как маори в Новой Зеландии, пробираясь тайком среди деревьев и кустарников непроходимых лесов. Сделав выстрел, они бросаются на землю и ползком перемещаются на другое место, где перезаряжаются. (…) Недостаток снаряжения и опасность привлечь внимание ненужной стрельбой вместе сделали их очень осторожными, и они редко позволяют себе выстрелить, если не уверены, что их выстрел способен убить врага».
Автор также описывает национальный траур: полный игнор развлекательных мероприятий среди патриотов и — черные наряды. Были, впрочем, случаи, когда казаки рвали среди улицы на человеке черную одежду… А вот заметка с балла в Гродно в честь восхождения императора на престол:
«В назначенный вечер ни одна польская леди не выполнила распоряжения и ни один польский джентльмен не пришел, кроме тех немногих, кто занимал должности правительственных чиновников. (…) Присутствующие польские джентльмены не танцевали, и лишь несколько российских офицеров и еврейских джентльменов (крупные торговцы) приглашали леди на танец».
«Позвольте взглянуть Ваш паспорт…»
Кульминация книги — арест Андерсона и короткое время, которое тот провел в гродненской тюрьме. 26 августа во время выезда из Гродно без объяснений силовики арестовывают графа Биспинга, его слугу-немца и Андерсона. «Теперь раздевайтесь», — говорит англичанину жандарм. Тот, разумеется, отказывается, так как не сделал ничего незаконного, тем более — он британский подданный…
Повстанцы, которых пешком гонят в Сибирь
«Он [жандарм] замолчал, но лишь на мгновение, после побежал, открыл окно и громко отдал приказ, смыслом которого, как мне сказал граф, было вызвать военного начальника и полицмейстера вместе с отрядом казаков (…). Я едва сдержал смех из-за того, что против одного беззащитного человека собирают такие многочисленные силы…»
Дальше было не до смеха. «Позвольте взглянуть на Ваш паспорт, — говорит полицмейстер, после чего мнет и засовывает себе в карман. — Ну, теперь вы его не имеете». Затем — вонючая камера в тюрьме и допросы, на которые собиралась комиссия, чтобы решить, что делать с Андерсоном. Ему вменяли поставки для повстанцев ружей, пистолетов и пушек! Контакта с британскими дипломатами нет: письма и телеграммы от него принимают, но никуда не отправляют.
Подворье гродненской тюрьмы на рисунке Наполеона Орды
«Свидетелями» по делу оказываются двое молоденьких бывших повстанцев, которые якобы видели, как Андерсон приходил к «лесным братьям» на переговоры. Самое интересное, что английского никто из следователей не знает. Переводчиком берут местного раввина, который выискивает в бумагах узника слова Poland и Russia, но сам языка тоже не знает… Дело рискует затянуться надолго, ведь документы и письма Андерсона просто некому читать.
«Где они делают пустыню, называют это миром»
Андерсона спасает случай. В городе оказываются трое британцев, которые узнают о заключенном соотечественнике и пытаются его вытащить. Фамилия одного из них полицмейстер озвучивает узнику как «Дуинаев» (на самом деле — выражение Do You know?, которое россияне приняли за фамилию). Андерсона выпускают на свободу с обязательством уехать и никогда не возвращаться в Россию…
Перед отъездом у него получается вытащить Людвига — немца-слугу графа Биспинга. Сам граф остается за решеткой, его перспектива трагична: ссылка в Оренбургскую губернию. Имения Биспинга по личному решению Муравьева были обложены двойной (10%) контрибуцией, а позже секвестрированы и предназначены для продажи лицам «русского происхождения». Судьба молодого графа, одного из топовых землевладельцев Гродненщины, оказалась переломанной через колено: в 1867 году его найдут в Петербурге с перерезанным горлом.
«Жандарм будет сопровождать вас до границы и там отдаст вам паспорт и пневматическое ружье», — говорит на прощание Андерсону гродненский губернатор Скворцов. «Мне нужно будет заплатить за сторожа?» — спрашивает англичанин. «О! Нет, конечно нет», — отвечает губернатор.
Но даже это оказывается ложью. За сопровождение в поезде в виде вооруженного двумя пистолетами и саблей казака с Андерсона берут еще три серебряных рубля. Тот не спорит. На прощание англичанин дает казаку мелкий подарок, тот хватает на колени и целует ему руки…
На последних страницах Андерсон рассуждает о России и тысячах искалеченных судеб представителей элиты Литвы и Польши. Книгу он заканчивает цитатой на латыни из Тацита:
«Они грабят, убивают и подчиняют, лживо называя это империей; а также, где они делают пустыню, называют это миром».