«В Минске за месяц $1000 зарабатывал на съемках». Интервью с Андреем Ткачевым — о жизни в Киеве, белорусских медиках, гонорарах модели и застенчивости
Модель и тренер Андрей Ткачев сейчас редко снимается в модных фотосессиях. В последние годы он работает в фонде помощи медикам «Баймедсол» — совсем другие задачи. В интервью «Нашай Ніве» Ткачев рассказал, как живется в Киеве во время войны, собирался ли добровольцем на фронт и чем занимается его фонд. А также о том, сколько зарабатывал раньше как модель и как относится к званию секс-символа.
22.08.2024 / 19:57
Фото здесь и далее: архив Андрея Ткачева
Содержание:
- О жизни в Украине, белорусах как чемодане без ручки и схемах для разблокировки денег
- О мыслях поехать на фронт и неожиданном плюсе белорусского паспорта
- О количестве уехавших медиков и фонде «Баймедсол»
- О 200 долларах в час за съемки и жизни не в статусе селебрити
- О новом хобби, девушке-украинке, застенчивости и трех выводах
О жизни в Украине, белорусах как чемодане без ручки и схемах для разблокировки денег
«Наша Ніва»: Ты успел пожить в Вильнюсе и Варшаве, но вернулся в Киев, несмотря на войну. Почему?
Андрей Ткачев: В Барселоне еще жил — практически полгода в пригороде. Зимовал после серого, грустного Вильнюса. Решил поехать туда, где побольше солнца, и это на самом деле мне психологически тогда помогло, так как объективно зима в Вильнюсе — это суицидальная скука.
Киев вообще был первым городом, куда я прилетел из Минска 25 августа 2020 года — на следующий день, как дед бегал с калашом. Мне тогда очень непрозрачно намекнули, что стоит куда-то затихариться на пару недель, и я первым рейсом вылетел в Киев. Я ожидал, что меня задержат на границе.
Но тогда было такое ощущение: «Да пофиг, я сяду, сколько там сидеть, все равно скоро мы победим и всех освободят». И первые месяца три я очень сильно себя ненавидел за то, что улетел, мне казалось, что я бросил страну в ответственный момент, протестовавших друзей.
Но потом прошло осмысление, что вне Беларуси я намного эффективнее могу действовать, не опасаясь каждую минуту быть задержанным. Со временем, когда удалось реализовать проекты помощи, это чувство вины сошло практически на нет. И тем более когда уже репрессии развернулись в полную силу — учитывая список моих заслуг, я был бы очень близок к тому, чтобы провести лет 10, а то и 15 в местах не столь отдаленных.
Почему сейчас Киев? У нашей организации (фонд «Баймедсол» зарегистрирован здесь) есть возможность оформлять и доставлять гуманитарные грузы из Европы. И эту часть деятельности я считаю очень важной — даже если я косвенно помогу спасти жизнь человеку или 10 людям, я буду понимать, что это не зря. Мне очень хочется верить, что таким образом я вношу свой вклад на чашу весов борьбы добра со злом и это заставляет меня находиться здесь.
И плюс за это время у меня появились здесь прекрасные отношения с украинкой. И вообще, Украина — единственная страна, где не чувствую себя чужим и почти как дома. Вот недавно обновил ВНЖ, не без танцев с бубнами, но все же.
«НН»: Какие претензии приходится наиболее часто слышать от украинцев?
АТ: Претензий на бытовом уровне не слышал в отношении себя ни разу.
Как только узнают, что белорус, больше сочувствия получаю и комментариев «вот, жаль, вы тогда в 2020-м не дожали». Но что касается отношений государственных структур, отдельных компаний, банков, страховых, да и в принципе всех услуг, где нужна идентификация, вот здесь колоссальные проблемы и дискриминация.
Заблокированы счета в банках, многочисленные отказы в продлении ВНЖ и получении вообще каких-нибудь документов. В страховании либо отказывают страховые, либо ставят в 3-5 раз более высокий ценник. И это системная проблема, которая усугубляется именно потому, что у самой Украины нет понимания, что делать с белорусами. Очень мало украинцев точно знают контекст событий и процессов в Беларуси, да что уж там, до полномасштабки Лукашенко был по опросам одним из самых популярных политиков в Украине.
Белорусы в Украине — это как чемодан без ручки. Они как бы есть, но никому не нужны и никто со стороны украинского государства не хочет заниматься решением их проблем. Хотя было бесконечное количество встреч с различными представителями демократических сил, организациями белорусов, существуют депутатские группы, но дальше разговоров это не заходит. Все происходит стихийно — кому-то удается решить свои проблемы путем знакомств и, может быть, коррупции, кому-то не удается, кто-то плюет на все, уезжает и подается на международную защиту в Польше. Для тех, у кого паспорт заканчивается, это вообще единственное решение.
Казалось бы, на третьем году полномасштабной войны можно уже как-то понять, что те из белорусов, кто остался, это друзья Украины, но нет.
У нашей организации, например, заблокированы счета. Есть, конечно, варианты, когда разблокировка идет за определенный процент — от 15% до 50%. И эти же варианты предлагают частным лицам. Одна из таких схем — когда ты донатишь эти деньги на какой-то благотворительный фонд, он оставляет себе процент и остальные бабосики передают тебе. Я таким путем идти категорически не хочу.
С моими личными счетами занятно. Те счета, которые были открыты до полномасштабки, заблокированы, но при этом мне в этом же банке открыли новые счета. Они это сами никак не могут объяснить.
Вот еще пример: делал польскую визу во Львове, прихожу в банк оплатить консульские услуги, а мне говорят: «Граждан страны-соагрессора не обслуживаем». Я тут, конечно, выпал в осадок, потому что в другом банке оплатить консульские услуги нельзя. И тут же подсказывают решение — найти гражданина Украины и через него паспорт оплатить. И вот я бегаю по улице и цепляюсь к прохожим с вопросом, есть ли у них при себе паспорт и смогут ли они мне помочь с оплатой. Благо на четвертом человеке схема удалась, но сама ситуация полный пи***ц.
Нас никто как бы не гонит, но создаются такие условия, когда все сложнее пользоваться какими-то бытовыми вещами. Но я смотрю на другие страны, где тоже дискриминируют белорусов, и понимаю, что в принципе белорусы сейчас это нация, к которой, к сожалению, мало где хорошо относятся.
О мыслях поехать на фронт и неожиданном плюсе белорусского паспорта
«НН»: Жизнь в Киеве сейчас на что похожа?
АТ: Все относительно. Работает ПВО. Когда звучит сигнал воздушной тревоги, нужно в первую очередь открыть телефон и посмотреть телеграм-каналы — что происходит.
Если это МиГ-31К взлетает — а воздушная тревога по всей Украине объявляется просто в случае взлета самолета, который может нести на себе «Кинжал», — то никто не реагирует. Если это какие-то массовые пуски ракет, баллистика плюс шахеды, то лучше спрятаться куда-то. Даже если ПВО собьет цель, то обломки могут куда-то упасть. Во время недавнего обстрела Киева, когда ракета прилетела в «Охматдет», я был за пару километров в подземном переходе и слышал звуки прилета. Жизнь в Киеве учит различать звук работы ПВО и звук прилета.
Отдельная беда — это вынос энергетической инфраструктуры и электростанций. Были периоды, когда электричество было по 4 часа в сутки. Это огромная проблема для экономики страны, когда многие процессы либо приостанавливаются, либо вообще не происходят. В бытовом смысле это так себе, когда ни приготовить ничего, когда у тебя электроплита, ни помыть, но это мелочи, конечно, по сравнению с тем масштабом трагедии, которая происходит в Украине.
Но при этом «життя триває», как говорят украинцы. Бары, рестораны работают. Да практически все работает, только комендантский час с полуночи до 5 утра.
«НН»: Ночные клубы работают?
АТ: Был скандал с одним клубом «Боха», который работал ночью и куда приезжали украинские футболисты, звезды. И после общественного резонанса клубу просто сделали ата-та, убрали летнюю террасу, и они продолжают работать — единственное, что до 23 часов.
В украинском обществе сейчас высокий градус недовольства, связанный с общей безнаказанностью и вседозволенностью. Как бы комендатский час есть, но он не для всех, и можно купить себе пропуск, чтобы ездить по ночам. У многих появляется недоверие к государству, так как они видит, что чиновники воруют — и им за это ничего, генералы отдают какие-то приказы, из-за которых умирает большое количество людей, — и им за это ничего.
И история с мобилизацией очень сильно поднимает в украинском обществе градус недовольства. Возможно, единственный плюс белорусского паспорта, что, если ты идешь по улице, тебя не заберут в бусик и не отвезут в ТЦК. Вообще с начала объявления мобилизации в Киеве уменьшилось количество мужиков, которые появляются в общественных местах. Кто-то откупается, кто-то бежит из страны, что порождает еще один слой коррупции и недоверия к государству.
К сожалению, я вижу сейчас, как разделено общество на мирных и военных, нет того единства и духоподъемности, которые были в первый год войны. Неудачи на фронте и отсутствие ясной коммуникации государства с обществом порождают кучу слухов и теорий. Ну и вражеские ИПСО еще добавляют градуса конечно.
Вот сейчас мощная волна вдохновения по поводу блестящей операции ВСУ на Курском направлении, это сильно ощущается в обществе и медиапространстве. Но война — это математика прежде всего, и счет пока не в пользу Украины, как мне кажется. Хотя хочется надеяться на полный разгром России и падение режима Путина, тогда и в Беларуси изменения произойдут.
«НН»: Когда началась война, были мысли записаться добровольцем и поехать на фронт?
АТ: Были.
На момент начала войны я был в Вильнюсе — я улетел туда за 10 дней до войны, потому что мне очень настоятельно советовали это сделать из посольства США. Я связывался с разными знакомыми и спрашивал, чем помогать, и мне несколько человек ответили практически слово в слово: добровольцев у нас хватает, нам нужно оружие и медикаменты. И поэтому мы с начала полномасштабки доставляли в Украину медикаменты, медицинское оборудование, расходники к нему.
Правительство Германии купило в Польше мобильный военный госпиталь на 140 коек, и мы с помощью Валерия Ковалевского привезли его в Украину. Очень надеюсь, что этим спасли не одну сотню жизней украинцев.
О количестве уехавших медиков и фонде «Баймедсол»
«НН»: В чем заключается твоя работа в «Баймедсоле»?
АТ: Это менеджмент, коммуникация. Почему я начал помогать именно медикам? Когда я только приехал в Киев, мы начали работать по спортсменам с Сашей Опейкиным, к нам позже Герасименя подключилась, Фонд спортивной солидарности. Но потом — осенью 2020 года — появилась необходимость создать организацию, которая занималась бы профильно медиками, потому что пострадавших от репрессий медиков становилось больше. А поскольку у меня был бэкграунд волонтерской кампании «Байковид-19» и оставались связи, я решил что мои менеджерские навыки могут пригодиться.
«НН»: С какими в основном запросами вам медики пишут?
АТ: Сейчас это история о том, как помочь переехать в Польшу.
На нашем сайте самый популярный раздел — это гайды по помощи в легализации медицинским работникам в Польше.
Отток кадров колоссальный. Не только из-за репрессий — когда мало того что увольняют по политике, так и никуда устроиться не дают к частникам, — но и из-за экономических соображений. Есть ситуации, когда из-за того, что по политике уволили какого-то специалиста, закрываются целые отделения в больнице, например, онкологические. Это ужасно. Человек 10-15 лет потратил, чтобы выйти на тот уровень, где он находится. И чтобы подготовить такого специалиста, ты должен потратить еще 10-15 лет. И те, кто репрессирует, видимо, этого не понимают. Частные медцентры лишают лицензий, в результате страдают целые отрасли.
Дефицит будет продолжать увеличиваться, так как не создается нормальных условий для работы. Во всех странах, где я поездил, медик — чуть ли не самая уважаемая профессия. В Беларуси медик это немного почетнее, чем учитель. То есть, какой-то там обслуживающий персонал, который должен — государству, пациентам. Для меня категория врачей — это те, кому нужно создавать максимально комфортные условия, чтобы они помогли как можно большему количеству людей. Потому что они в прямом смысле спасают жизни.
«НН»: Пробовали оценить, сколько медиков уехало после 2020 года?
АТ: Есть разные цифры. Это может быть от 10 до 15 тысяч. Точную цифру может не знать даже Минздрав — там выстроена такая система фальсификации статистики, что до какого-то аналитика в министерстве скорее всего доходит искаженная информация.
О 200 долларах в час за съемки и жизни не в статусе селебрити
«НН»: Ты в инстаграме писал, что скучаешь по съемкам. Не собираешься возвращаться в модели?
АТ: Тут такое дело, что до 2020 года была же совсем другая жизнь. Я когда смотрю на воспоминания в фейсбуке, не могу поверить, что так беззаботно было — съемки, качалка, какие-то тусовки. Может, мне просто хочется вернуть хоть какую-то часть той мирной жизни, которой я жил.
Конечно, я хотел бы больше сниматься. Мне это нравится, у меня это получается, я был достаточно востребованной в Беларуси моделью. Но сейчас, в связи с тем, что я постоянно курсирую между Киевом, Варшавой и еще какими-нибудь европейскими городами, это не так просто. В Беларуси все кастинговые агентства и продакшены меня знали. Когда был нужен человек с таким типажом, я даже не шел на кастинг — мне сразу звонили напрямую, знали, сколько я стою.
«НН»: А сколько ты стоил?
АТ: В Беларуси час съемок — это было 200 долларов. Съемочный день — от 500-600 долларов.
В других странах ты никто, зовут тебя никак, конкуренция существенно выше. И если идти заниматься этим серьезно, то нужно ходить по кастингам, знакомиться с людьми, быть очень мобильным. Сейчас пока, к сожалению, у меня такой возможности нет. Но я смотрю в эту сторону. У меня появилось одно интересное хобби, в котором я нахожу отдушину, позволяющее моему мозгу сильно отвлечься от происхоящего вокруг п***еца — это фотография. Я купил себе фотик и просто кайфую.
Плюс мой тренерский опыт и бэкграунд позволяют мне консультировать и тренировать людей онлайн, это тоже переключает голову и дает какой-то дополнительный доход.
«НН»: Если вернуться к моделингу, какой самый большой гонорар был за съемку?
АТ: Думаю, тысяча с чем-то за съемочный день. За месяц я в среднем около 1000 долларов зарабатывал на съемках. Это помимо основной деятельности тренером, где заработок был еще существенно выше — около $3000, наверное.
И на фоне этого в миграции по социальным ступеням ты падаешь на дно. Оказываешься в неопределенности, где ты будешь жить, в какой стране будешь легализован и будешь ли. Очень сильно упал уровень доходов — и с этим многие сталкиваются в эмиграции, впадают в депрессию, и очень сложно из этого выходить и выстраивать заново свою жизнь. Я вот прохожу эти этапы.
«НН»: По самоощущению бьет только уровень дохода или социальный статус тоже — что ты больше не селебрити там, где живешь?
АТ: Конечно, это тоже. Если раньше ты идешь по Минску и с тобой здоровается каждый десятый, и тебя зовут на всякие тусовки, открытия, презентации, ты, конечно, чувствуешь себя немного селебой. В другой стране ты повсюду платишь за вход, в некоторые заведения тебя даже не пускают, что для меня было шоком (улыбается). С другой стороны — больше новых знакомств.
«НН»: Твои знакомые, кто работает моделями или фитнес-инструкторами в Минске, сталкиваются с идеологической дичью? Кажется, что идеология сейчас во всех профессиях.
АТ: Таких знакомых остались единицы, большинство выехало. Причем не только под угрозой репрессий, но и из экономических соображений.
Я с ужасом как-то увидел, как одна моя хорошая знакомая, с которой мы пересекались на разных рекламных площадках, снимается в какой-то идеологической х**не, и я такой: что, серьезно, почему ты это делаешь? Это был пропагандистский фильм о врачах. И там моя знакомая играет одну из главных ролей.
О новом хобби, девушке-украинке, застенчивости и трех выводах
«НН»: Тебя не раз называли одним из белорусских секс-символов. Как ты относишься к такому званию?
АТ: Спокойно. Где-то это тешит мое самолюбие, совсем немного. Но я думаю, у меня еще все впереди и я стану главным секс-символом Беларуси (шутка).
«НН»: Ты упоминал, что у тебя есть девушка-украинка. Можешь рассказать о ней?
АТ: Познакомились в Киеве. Очень хорошая девушка, я чувствую себя с ней очень легко, и мы можем 24 на 7 находиться вместе. Путешествуем вместе. Я с ней себя очень психологически хорошо чувствую. Она мне так нормально голову пролечила. Какие-то подробности — я бы воздержался. Она не очень любит, когда я афиширую. Это не медийная персона.
«НН»: Что для тебя важно в отношениях и парнере?
АТ: То, как ты себя чувствуешь рядом с этим человеком. Если ты себя чувствуешь неуверенно, некомфортно, что-то тебе постоянно хочется в ней поменять — то это не твое.
Важно, когда у вас есть общие взгляды, интересы. Вы не должны совпадать, конечно, полностью, это было бы странно. Даже если у вас случаются разногласия, нужно уметь вести диалог, чтобы прийти к компромиссу и взаимопониманию. Умение слушать и слышать очень важно.
«НН»: С учетом того, что ты фитнес-тренер и модель, не поверю, что не важна внешность.
АТ: Нет, это, конечно, важно, ты в любом случае, когда знакомишься с человеком, обращаешь внимание на внешний вид. Моя нынешняя дама профессионально занималась спортом, поэтому там все в порядке. Она очень красивая. Но в итоге все равно остаешься с человеком не из-за внешности.
«НН»: Ты рассказывал о своем новом хобби фотографировать, и у тебя в аккаунте хватает фото красивых девушек на улицах. А ты подходил знакомиться?
АТ: На самом деле я очень застенчивый, и это большая проблема для стрит-фотографии, когда ты не можешь подойти к человеку и поговорить, склонить к себе. Поэтому у меня здоровый телеобъектив, который позволяет за метров 20-30 спокойно снимать, и я, как правило, снимаю исподтишка. Когда люди не позируют, они очень естественно выглядят.
В планах углубиться в фотографию и начать зарабатывать на этом. Так что записываемся на съемочки (смеется).
«НН»: В заключение — три главных вывода, которые ты сделал для себя за последние годы.
АТ: Справедливости не существует. Ожидать, что все само рассосется и добро победит, точно не стоит. Зло очень часто побеждает, особенно когда хорошие люди ничего не делают.
Надо рассчитывать на себя, не ждать, что кто-то будет на себе вас тянуть. Если ждать, что кто-то решит твои проблемы, вряд ли эти проблемы решатся. Каждый человек сам творит свою судьбу, и чем на меньшее количество людей приходится рассчитывать, тем получается эффективнее.
И самое важное — сохранить в себе человека, не идти на компромиссы и сделки с совестью. Потому что потом тебе с этим неправильным решением жить. И очень хорошо, что мне в своей жизни не приходилось принимать решений, о которых пришлось бы жалеть.