Дракохруст: Белорусским Хрущевым может стать кто угодно — хоть Виктор Лукашенко, хоть Наталья Кочанова
Чем культ личности в современной Беларуси отличается от классических примеров? На этот и другие вопросы «Филина» ответил политический обозреватель «Радыё Свабода» Юрий Дракохруст.
04.09.2024 / 12:02
Никита Хрущев. Фото: russian7.ru
— В этом году лукашенковцы широко отмечают 30-летие института президентства. В 1994-м один из лозунгов, под которым во власть шел Лукашенко, утверждал, что время 70-летних руководителей прошло. И вот ему самому 70, его окружение публично игнорирует эту дату. При этом пропаганда всячески подчеркивает его качества мудрого, опытного руководителя. В чем причина сокрытия очевидного — возраста Лукашенко? И насколько это важный фактор для него, его окружения, для простых белорусов?
— Скрывают, потому что это в принципе такой плохой звоночек. Ведь годы идут, все понимают, видят, что он стареет, он уже очень немолодой человек. И этот хоккей, все эти его спортивные рекорды остались в прошлом.
Все видят, что ухудшается состояние его здоровья. Не катастрофически, но он и сам об этом говорил, о больной ноге, суставе, с которым якобы никак не могут справиться.
Но вы правы, да, ему создают новый образ. Ведь если раньше это был образ динамичного, молодого, «мне 40 — Ельцину 80», то уже и Ельцина на этом свете нет, и Лукашенко уже восьмой десяток.
Но я не думаю, что это какой-то критический фактор. В том смысле, что здесь уже работают механизмы привычки, инерции. Так как уже выросло поколение, которое, кроме Лукашенко, никого не видело. Эти люди всю свою жизнь прожили при нем. Для них он как явление природы, как дождь, туман и ветер. По крайней мере для значительной части общества. И для аппарата тоже, для него Лукашенко вечен.
Биограф Брежнева Леонид Млечин, имевший доступ к архивам, к секретным документам ЦК, к воспоминаниям людей, окружавших генсека, писал, что тот в конце жизни чувствовал собственное положение.
Брежнев знал, что над ним смеялись, анекдоты рассказывали. Но расклад внутри системы был таким, что даже в таком состоянии Брежнев устраивал всех. Потому что любое изменение было рискованным. По словам Млечина, он сам хотел уйти, но ему не давали.
И в этом смысле все эти восхваления в адрес Лукашенко, крики «останься, батька наш несменяемый» — это одновременно и подхалимские ритуалы, но и интересы.
Они боятся друг друга, не знают, что будет, когда он уйдет. Кто кого сожрет, какую игру будет играть Россия, Запад, народ. Все это неизвестно. Из них никто не имеет опыта управлять такой большой машиной, таким пространством.
А 2020-й показал не только Лукашенко, что неожиданности случаются. И готовы ли они бегать с автоматом? Любой из них — Кочанова, тот же Головченко или Вольфович. И поэтому пусть все остается как есть.
Трудно сказать, к чему были его последние назначения, того же Крутого. Коллеги обратили внимание, что БТ его показало как раз в момент одного из откровений Лукашенко где-то в деревне о том, что «вам придется привыкать к новому президенту, когда-нибудь». Ну, завтра камера покажет на Кочанову, Петкевич, на Рыженкова, что тоже может быть.
Я бы не сказал, что это такой уже шок для нынешнего поколения белорусов. Ведь тогда, в 1994-м, акцент на то, что я же такой молодой, такой крутой, делался с расчетом на свежую еще память людей о застое.
О Брежневе, геронтократии, так называемой гонке на лафетах среди генсеков. Люди об этом помнили, скажем, кому тогда было 35, как мне. А сейчас, когда прошло еще 30 лет, здесь даже этого контраста нет.
С чем сравнивать? Как это было при Брежневе? Так это мало уже кто помнит, выросло целое поколение, которое всю свою жизнь прожило при Лукашенко. И поэтому какого-то сильного шока у этих людей нет.
Но жизнь идет. Разумеется, если он будет дальше деградировать, если это будет происходить как с тем же Брежневым, то это, наверное, будет как-то сказываться на настроениях. И все же я думаю, что здесь может быть применен опыт других авторитарных властителей.
Это тот случай, когда создается образ тайного правителя. Лукашенко любит много выступать, встречаться с людьми, пусть и со своими аппаратчиками, а не исключен вариант, когда он будет таким себе властелином в Дроздах. Будет себе сидеть там, делать какие-то заявления, или они будут звучать от его имени. А сам он на экране будет появляться все реже, реже и реже.
И тут я повторюсь, что сам по себе нынешний его возраст не может дестабилизировать систему. Ее могут дестабилизировать определенные шевеления, изменения, которые возникнут в случае, если он не пойдет на выборы. На эти он пойдет, я здесь уверен на 99%, в отличие от Чалого. А уж на выборы 2030-го скорее нет, чем да.
Или резкое и четкое ухудшение здоровья. Тогда да, это может иметь и политические последствия. Пока же признаки старения, или даже маразма, грубо говоря, я бы не сказал, что настолько заметны.
— Независимые медиа, эксперты говорят о формировании культа личности в Беларуси. Вы ранее неоднократно вспоминали о поколении чиновничества, хорошо знавшего, что такое сталинские репрессии. А также о ХХ съезде и развенчании культа личности. Имея такой опыт, на что рассчитывают те, кто продвигает и реализует идею установления нового культа в сегодняшней Беларуси?
— В принципе это внутренний механизм таких политических систем. Если властитель долго правит, то для лучшей карьеры выгодно делать разные поклоны, восхваления, «ку» как в том фильме «Кин-Дза-Дза».
Кроме того, такое длительное управление создает искаженную оптику, когда кажется, что больше никого и нет, что есть только он. И это касается не только оппозиции, но и самого властного аппарата. То есть, что ему нет альтернативы не только в виде Тихановской или Бабарико, которых в таком качестве просто не воспринимают, но и в виде Кочановой, Крутого, Головченко.
Кстати, сам Лукашенко подкрепляет эту мысль. И в последние годы, и еще раньше он не раз давал понять, что другие не потянут, что никто не сможет так гениально и здорово управлять, как он.
И эта его формула, что президентами не делаются, а рождаются. Ну вот он считает, что родился президентом. А они кто? А они не родились президентами.
Здесь можно вспомнить слова белорусско-американского политтехнолога Виталия Шклярова, который посидел в тюрьме и был освобожден после звонка госсекретаря США Помпео.
Он рассказывал, как Лукашенко приехал к политическим в СИЗО и говорил им: «Как хорошо, что вы проиграли. Потому что вас русские сожрали бы и костей не оставили». И так же он относится и к своим. Поэтому, я и говорю, это такой внутренний механизм диктатуры: а другого и нет.
Впрочем, если сравнивать с классикой, с тем же Сталиным, или современными примерами — Бердымухамедовым, Назарбаевым — то белорусский культ личности можно назвать ленинской скромностью.
Ведь там и памятники действующему правителю чуть ли не в каждом городе, и переименования улиц, парков и кораблей. Астану переименовали в Нурсултан, в Туркменистане ставили золотые статуи. Если сравнивать, то в Беларуси все куда скромнее.
И даже тот юбилей, который был на днях, если бы это было 70-летие Сталина, то я вас уверяю, что гудело и гремело бы несколько месяцев. И каждый день товарищ Сталин на первых полосах.
Здесь тоже что-то было, но совершенно несравнимо. По крайней мере пока. Я не знаю, как оно пойдет дальше. Возможно, он к этому придет еще. Но не факт.
— Видите ли вы среди лукашенковских чиновников условного Хрущева? Или хотя бы признаки того, что такой человек может появиться?
— Признаков таких нет. И это естественно. Дело в том, что Хрущев вовсе не был самым либеральным, прозападным, самым демократичным членом Политбюро. С другой стороны, первые либерализационные шаги после смерти Сталина были сделаны по инициативе Берии — символа террора, репрессий и зверства.
Кто может стать белорусским Хрущевым? Любой, кто угодно. Условно говоря, и Виктор Лукашенко может стать, если отец передаст ему власть. Или та же Кочанова, которая давно школьникам рассказывала, какими чудесными были выборы в советское время. Это ужас, конечно, но сегодня она такое говорит, а потом расклад изменится. И поэтому мой ответ: никто и любой. Сейчас такие признаки вовсе не обязательно должны быть.
В Китае, когда умер Мао, Дэн Сяопин был уже человеком пожилого возраста. Во главе его оппонентов, так называемой «банды четырех», была вдова Мао Цзян Цин. Но были также и молодые, динамичные. То есть возраст не повышает шансы того, что человек станет условным Хрущевым.
Тот же Крутой, не исключено, продолжит курс на репрессии, а тот же Головченко, человек старой школы, может стать тем самым Хрущевым. И не потому, что он так думает, что он в душе тайный змагар. А потому, что расклад изменился. Изменилось то, что можно, и что нельзя.
А потом, знаете, люди из нашего круга часто не учитывают ту мысль, что для того, чтобы быть диктатором, нужно иметь определенные качества характера, души. Грубо говоря, нужна сильная рука.
А если у тебя такой руки нет, то какая-то либерализация, отпускание вожжей происходит не потому, что ты их решил отпустить. А просто потому, что у тебя нет сильной руки, чтобы их держать.
И поэтому превращение в Хрущева, превращение системы в более либеральную может случиться не из-за того, что кто-то из новых руководителей так решит, что это будет его политический выбор.
А потому, что не получается управлять так, как Лукашенко правит. Не получается всем навязывать свою волю. О чем он сам неоднократно и говорил о Крутом, Турчине и других — а потянут ли они? Вот у него это ключевое слово. И это проблема. Поэтому я не исключаю сценарий определенной либерализации по дефолту. Потому что никто не сможет управлять так, как он. У нового руководителя не будет такого авторитета, а вокруг будет много сил, разных центров власти и влияния. И поэтому система станет по крайней мере более гибкой.
Потому что в ней не будет такого четкого и бесспорного центра. Здесь могу вспомнить свои давние разговоры с украинскими экспертами, которые говорили, что в Украине авторитаризм по типу белорусского просто по определению невозможен.
Так как страна чрезвычайно разнообразна, имеет много центров влияния, и ни у кого не хватает сил, чтобы всех подчинить себе. Это может произойти и в Беларуси после Лукашенко, если не будет силы, способной всех приструнить.
И система будет по крайней мере более гибкой, более демократичной не потому, что это будет выбор кого-то. А потому, что это станет балансом в тех условиях, которые сложатся после ухода вот этого бесспорного центра.