25 лет тому, как раз на Радовницу, умер мой дед Егор. Этот снимок сделан в 41-м — когда он уже получил известие о том, что его 28-летняя жена (моя бабушка) на третьей неделе войны погибла от осколка, оставив троих детей (младшей было девять месяцев, старшей — моей матери — пять лет).
Дед войну прошел водителем на полуторке, таскал «сорокопятки» (такими же «сорокопятками» командовал лейтенант Быков). На солдатском жаргоне их называли «Смерть врагу — п…ец расчёту», имея в виду, что по ним немецкая артиллерия била в первую очередь.
Удивительным образом, спустя десятилетия мне довелось служить в ракетном дивизионе, который после пуска ракеты был бы запеленгован и уничтожен на 5-7-й минуте.
В детстве каждое лето я проводил у него в деревне под Могилевом (а не в «Артеке», как заявлял с трибуны ВС депутат Лукашенко).
У деда не было образования. Никакого. Ну, каких-то три класса. Зато он активно посещал колхозную библиотеку и, например, Джона Апдайка, который был в нашей университетской программе, я взял из его книжного шкафа. Я много ему писал — и из Витебска, и из Минска, и из студенческих стройотрядов, и из армии, и присылал какие-то свои публикации.
В 96-м (деда уже не было в живых), когда мы с Пазняком попросили политубежища в США, на телерадио началась массированная кампания нашей травли. Апогеем были слова Лукашенко на встрече с руководителями СМИ о том, что мы враги народа. Наш народ хорошо помнит, как поступали с родней врагов народа. Моя тетя поехала в деревню, собрала все мои письма (сотни писем), вынесла их в огород и разожгла костер. Тогда меня это обидело, а теперь понимаю, что она сделала правильно. Хорошо, что письма те никто не прочтет — они были адресованы только деду.
