В Минске осталось совсем немного семей, которые живут на одном месте более 100 лет, но мы нашли одну такую. Главой этой семьи является программист Игорь Ласица с Грушевки, где его предок купил землю еще в 1872 году. TUT.BY встретился с минчанином в пятом поколении и поговорил об истории города сквозь призму его рода. Собеседник рассказал, как вчерашний крестьянин при царе мог построить себе коттедж, как Грушевка пережила войну и почему этот район сегодня нельзя сносить.
«Сигнальщик на железной дороге при царе мог купить землю, построить дом и дать детям образование»
Игорь рассказывает, что дед его бабушки Семен Казак был неграмотным крестьянином, который приехал в Минск и устроился на железную дорогу сигнальщиком, то есть зажигал фонари. Он поселился на нынешней улице Разинской в 1872 году.
– Он взял кредит в управе и купил у помещика Неморшанского пахотную землю под Минском. На ней он построил деревянный дом на три квартиры с отдельными входами, который сейчас бы считался коттеджем.
Сегодня дом выглядит уже по-другому. От старого остались только бревна на четырех стенах.
Рабочий на железной дороге в то время мог не только купить землю и построить хороший дом, но и начать на этом зарабатывать. Игорь говорит, что его предок сдавал в аренду квартиры, землю либо плодоносные деревья. Например, за деньги человек мог арендовать у него на несколько лет покос, огород или даже одну яблоню. Вчерашний крестьянин также обустроил свой участок элементами дворянского быта.
– Семен Степанович посадил на участке липы, ведь это деревья, которые не дают прибыли и которые раньше позволить себе могли только паны. Это был символ благосостояния, как сейчас для некоторых Mercedes.
Бревнам на этой стене 143 года
Соседями Казака по поселку были обеспеченные люди: немцы Федер и Фленбойм, а также машинист паровоза Жибуртович. Благосостояние же сигнальщика царских времен проявилось и в обеспечении будущего для детей.
– Семен Степанович дал всем восьмерым своим детям образование: девочкам –среднее, мальчикам – высшее. Его жена Феодора Максимовна могла позволить себе не работать, но была очень активной и трудилась на земле.
И сегодня в доме на улице Разинской можно увидеть элементы интерьера обеспеченной минской семьи начала 20 века. Например, стулья, часы, граммофон и шкаф, который выменяли на соль у беженцев во время Первой мировой.
– Умер Семен Степанович также во время Первой мировой в 1916 году, а весь дом перешел жене, которую содержали дети. В двух квартирах, которые раньше сдавались, на тот момент уже жили сыновья Казака.
«В войну прабабушка снесла в доме межкомнатные стены– чтобы не подселили немца»
Приход большевиков к власти, отмечает Игорь, не сильно повлиял на быт его предков, а вот соседи пострадали.
– Немец Фленбойм имел два дома: большой он сдавал, а жил в маленьком. С приходом новой власти большой дом у него просто отобрали. Не знаю, почему он здесь остался.
В постреволюционном Минске осталось жить и много евреев. Собеседник говорит, что по воспоминаниям его бабушки Ларисы Осиповны, которой сейчас 95 лет, в городе никогда не было антисемитизма. Даже войну она встретила на яблоне с подругой еврейкой. Они смотрели, как над городом летели немецкие самолеты.
– Немцы здесь сначала ничего не бомбили, но сбросили десант, который растерзали наши ополченцы. Среди них был и 16-летний брат моей бабушки – мой двоюродный дед, который потом ушел в партизаны.
Пока еще нацисты не вошли в Минск, бабушка Игоря покинула город и нелегкими путями добралась до своего дяди в Горьком, где она окончила медицинский институт. Ее матьАнна Семеновна осталась жить в оккупированном Минске.
– И она снесла в доме все межкомнатные перегородки: чтобы получилась одна комната и ей не подселили какого-нибудь немца. Она всю войну прожила здесь и ничего страшного про себя не рассказывала. Говорила, что в отношении нее не было никаких притеснений.
А вот все знакомые евреи погибли в гетто. Там умерла и подруга бабушки Игоря, с которой она смотрела на немецкие самолеты на яблоне в июне 1941-го. А сама Лариса Осиповна отучилась, после чего ушла на фронт и прошла путь от Могилева до Берлина.
– В 1945-м моя бабушка вернулась домой, также вернулся с фронта и ее отец Осип Ильич. Он был начальником узла связи при ЦК Партии, и ему предлагали квартиру на Карла Маркса, но он отказался. Сказал, что будет жить на земле.
Сейчас бабушке Игоря 95. Она не только ветеран войны, но и кандидат медицинских наук.
«Разговоры о сносе нашего дома шли еще с 60-х годов»
А в 1960-ом году в семье приняли решение отделить одну часть от трехквартирного дома и построить отдельно стоящее здание, в котором мы сейчас находимся. От дома Семена Казака здесь остались только стены, погреб и дореволюционная мебель. Здесь выросла мама Игоря Елена Ивановна, которая рассказала о Грушевке времен Хрущева и Брежнева.
– У нас был абсолютно спокойный район, и я не знаю, откуда появились эти мифы о бандитской Грушевке. Единственное, что было страшным для девочек, – так это пройти вечером через сквер.
А вот особенной атмосферы Грушевки, о которой часто говорят, по словам собеседницы не было.
– Мы просто дружили близлежащими домами, но не всей улицей. Хотя атмосферы отчужденности между жителями не было.
Мама Игоря и он сам
В 1976 году здесь родился Игорь. Он говорит, что бандитским район не был и в 80-е, хотя отмечает, что многие его ровесники прошли через тюрьму. Ничего особенно не поменялось и после развала Союза. Стабильными оставались и планы по сносу микрорайона, разговоры о чем шли еще с 60-х.
– В 1960-м году нам не давали провести воду, потому что дом идет под снос. Но бабушка это сделала, а потом к нам провели и канализацию. А вообще разговоры о сносе медленно убивали район, ведь здесь ничего не разрешали достраивать.
«Снос дома будет для нас большой трагедией, ведь эта земля отработана потом и кровью»
Последний раз им сообщали о сносе дома примерно в 2009 году. По планам здание должно было исчезнуть в 2011-м, но больше никакой официальной информации на этот счет не было.
– И этот снос для нас – большая трагедия. Здесь ведь замечательно: есть огород, есть куда поставить машину, а ночью в саду поют соловьи.
Более того, отмечают они, никто ведь не предлагает взамен землю. Например, соседний дом снесли, а вместо этого дали квартиру в Каменной горке.
– Это несопоставимые вещи, которые полностью меняют уклад жизни.
Игорь не принимает мнение, что Грушевку необходимо снести, чтобы здесь построили многоэтажки и расселили большое количество людей. Он говорит, что одно дело, когда дома уничтожают для строительства дороги или метро, а совсем другое – когда это происходит ради появления панелек.
– Если бы наш дом стоял в деревне Тимковичи под Копылем, то нас бы никто не трогал. Но мы ведь не едем в деревню Тимковичи, а она приезжает сюда и требует: дай нам жизненное пространство. Так пускай они едут в Малиновку и там живут, а почему мы должны об этом волноваться?
Собеседник также считает, что необходимо развивать не только Минск, но и другие населенные пункты. Тогда, по его словам, нам не придется жалеть о вымирании деревень, уменьшении городов и разрушении старого Минска.
– Мы жили здесь с 1872 года и ничего у государства не просили и не получали. Эту землю нам не выделял ни царь, ни советская власть. Она была куплена и отработана потом и кровью.
На земле, которую Семен Казак купил 143 года назад, каждый член семьи Игоря Ласицы чувствует себя хозяином. Самому старшему – 95 лет, самому маленькому – 3 года.
