Новость о планах нобелевской лауреатки купить себе новое жилье породила в социальных сетях холивар невиданной силы. Несоразмерность факта и страстей, которые он вызвал, интереснее вопроса о правоте и неправоте сетевых ратоборцев.
AFP / East news
Казалось бы, о чем особо спорить? Купил человек за честно заработанные деньги новую квартиру. Ну да, в доме, на чей-то взгляд, сомнительного эстетического достоинства, маловысокохудожественном, так сказать. Но вкусы — вещь довольно условная и субъективная. Когда в Париже построили Эйфелеву башню, немало тамошних тогдашних «арбитров элегантности» заходились от гнева, как таким уродством посмели испоганить мировую столицу вкуса и стиля. Прошли годы, и это «уродство» стало мировым символом французской столицы.
Чтобы не ходить так далеко, можно посмотреть на эволюцию взгляда на центр Минска. Когда-то этот «сталинский ампир» сильно многих раздражал, сейчас, с легкой руки Артура Клинова, воспринимается как очень стильный памятник эпохи.
Как знать, может, через много лет и сооружение партнера президента по хоккею и сбору арбузов, а ныне — узника, станет визитной карточкой белорусской столицы.
Впрочем, автор этих строк на роль «арбитра элегантности» не претендует. Может, и правда это уродство таковым и пребудет в веках или будет торжественно снесено во времена эстетически более утонченные.
Речь не об эстетике, а о холиваре. Сейчас и в самом деле многие считают «дом Чижа» оскорблением вкуса и символом разрушения исторического Минска. А нобелевский лауреат собралась купить в этом «уродстве» квартиру. Или не посчитав уродством или не приняв соответствующее мнение во внимание. В «доме Чижа» есть квартира, например, у Дарьи Домрачевой — кстати, тоже селебрити, знаменитая белоруска, — но это приобретение спортсменки никаких особых эмоций не вызвало.
Дело ведь не в этой покупке, а в политике. У нас политикой традиционно считается борьба с властью. Вышел на улицу, выкрикнул нечто решительное против властей, махнул флагом — вот это политика. На самом деле иногда и это тоже — она. Но вообще-то политика — это влияние, власть над душами людей. И столкновение этих влияний. Вот об этом и холивар, возникший по пустому, на первый взгляд, поводу. Но не по пустой причине.
Не претендую на точный социологический анализ дискуссии, к тому же многие ее участники анонимны, но навскидку стоит заметить, что среди строгих критиков покупки Алексиевич практически не было людей, которые и до ее Нобеля почитали талант писательницы.
Критиками оказались те, кто до премии при упоминании имени Алексиевич кривился. По разным причинам: кто по эстетическим, а главным образом — по политико-идеологическим, либо из-за языка, на котором написаны ее книги, либо из-за строя ее мыслей и личности. Советский писатель и советский человек. Антисоветский, но при этом советский.
Причем те, чье подобное мнение не поколебал и Нобель, были в критике достаточно умеренны, достаточно вяло констатируя: «Ага, а мы же говорили». Но самые горячие страсти демонстрировали люди, после Нобеля «перековавшиеся». Ну да, когда-то фыркали или клеймили, но после же признали, «простили», цветы, поздравления, возвели на пьедестал. Ну так и она же должна ценить, стоять на пьедестале ровно, не дергаться и воплощать то, что хотелось бы ее новым поклонникам. Стоит заметить, что лауреатка своим новым сторонникам — вчерашним хулителям была рада. Она живой человек, фимиам славы приятен любому.
Но рада до известного предела.
Один талантливый критик писательницы и ее квартирной негоции задал риторический вопрос: а что, она неприкасаемая, она гуру, не подлежащая критике? Да конечно прикасаемая и подлежащая. Но разве не неофиты пытались гуру из нее и создать? У них это не получилось, чем и объясняется накал страстей. Кумир оказался шире уготованного ему места. Или уже. Или ниже. Живым человеком, словом.
«Она своей покупкой показала, что сама — тот «красный человек», про которого пишет», — провозгласили ее критики. А если даже и да, то что? Она что-то своим критикам должна? Они так уверены, что на самом деле не она, а они — властители дум, и их вердикт — это смертный приговор?
Думаю, что не уверены. Думаю, что тут скорее обида, что не оценила, не перевоспиталась под их благодетельным влиянием, не заняла места удобного, правильного истукана. Ну так сказано в Писании: не сотвори себе кумира. Вот этому завету и стоит следовать.
Не претендую на близкую дружбу с писательницей и чужд конспирологии, но не исключаю, что покупка жилплощади именно в «доме Чижа» было ее решением, принятым с учетом в том числе и господствующих в определенных кругах мнений насчет отвратного символического значения этого строения. Точнее, было решением, эти мнения демонстративно игнорирующим. Мою гипотезу подтверждает интервью писательницы немецкой газете, в котором она сказала, как и раньше говорила, некоторые неприятные для белорусов, то есть для нас всех и для себя в том числе, вещи. На интервью оперативно отреагировал бдительный Зенон Позняк, по обыкновению отлучивший Алексиевич от Беларуси.
А разве до Нобеля она была другой? Такой же и была — с характером. Гнула свою линию. Так и сейчас демонстрирует, что не будет заложницей ничьих требовательных ожиданий. Классики — они такие.
Кстати, стоит заметить, что белорусская власть отреагировала на новый статус писательницы по-своему логично и без надрыва, присущего участникам холивара. Власть поняла, что каши с нобелианткой ей не сварить, формально поздравила, раздраженно буркнула по поводу порции резких слов в свой адрес, но никаких «мы так вам верили, товарищ Алексиевич» от власти не прозвучало. Контра и контра, вражина и вражина, но теперь такая, с которой лучше публично сильно не ссориться. И в этом смысле власти нельзя отказать в сообразительности в отличие от холиварных «крестоносцев».
Алексиевич ни у кого не получится использовать. Власть это поняла сразу, стоит понять и всем остальным. И неофитам, начавшим ее почитать после премии, и постоянным почитателям. Оно, конечно, Нобель политически, идеологически, духовно — оружие массового поражения. Но оно — только в ее руках.
И тем, кто предает ее анафеме за покупку квартиры, не стоит так сильно огорчаться и переживать, завтра она обязательно скажет что-нибудь, что им очень понравится. А послезавтра — что сильно не понравится. Так лучше не усваивать смешную роль героя известного анекдота, руководящего по телефону переборкой картошки — «плохая Алексиевич, хорошая Алексиевич».
