12—14 мая в Минске прошла конференция «Нация во время кризиса», организованная институтом «Политическая сфера». Это пятая конференция института: каждый год акцент делается на том или ином периоде или проблеме восточноевропейской истории, каждый год интеллектуалы собираются в Минске ради выступлений и обсуждений.
Нынешний форум сосредоточился не столько на проблемах истории, сколько настоящего и будущего: обсуждался период с 1990-х до 2026 года. В докладах специалистов из разных сфер затрагивались аспекты осмысления прошлого в призме современной политики, образования, СМИ, топонимики и даже кинематографа.
Две дискуссии — об исследовании белорусской идентичности в последние 15 лет и о перспективах Восточной Европы в ближайшие 10 лет — с аншлагом прошли в отеле «Crown Plaza». Выступления в течение двух дней звучали в посольстве Литвы, которое совместно с Институтом Польским выступило соорганизатором конференции.
Конференция призвана рассмотреть, как реагируют нации Восточной Европы на внутренние проблемы (страны региона переживают худшую за 20 лет экономическую ситуацию, сказал во вступительном слове организатор Андрей Казакевич) и внешние вызовы: кризис безопасности в регионе, в частности, войны России с Грузией и с Украиной, влияют не только на атмосферу в регионе и межгосударственные отношения, но и на межличностные отношения.
Имеет ли белорусское государство историческую политику?
Историческая политика государства — это действия власти, направленные на популяризацию, закрепление в общественном мнении определенного образа прошлого. Анализировать историческую политику Беларуси взялись два корифея белорусской науки — историк Олег Дернович и социолог Алексей Ластовский. В ходе своих исследований они пришли к противоположным выводам.
Дернович, анализируя публичные высказывания Лукашенко и других высокопоставленных чиновников, отметил, что в последние годы те стремятся уйти от острых проблем и провокационных вопросов (хотя когда-то президент отмечал: вместе с литовцами нам удалось построить самое большое государство Средневековья). Великокняжеское прошлое весьма спокойно представлено и в последней версии учебника по истории Беларуси: нет идеологизации, попыток оправдания, преувеличения или умаления фактов. Конечно, оценки наследия ВКЛ колеблются в соответствии с политической ситуацией, но постепенно оно усваивается обществом и руководством страны. Историческая политика белорусских властей очень сдержанная и взвешенная, поэтому ее трудно отследить. Не будем забывать, что по Минску курсируют два экспериментальных электробуса китайского производства, которые имеют марку «Витовт», напомнил историк.
Алексей Ластовский путем анализа «мягкой белорусизации» пришел к другим выводам. «Как любой белорус, я начну свое выступление с цитаты Лукашенко», пошутил он, процитировав возмущенного Лукашенко: «из некоторых ангажированных российских рупоров» обвиняют, «что у нас тут чуть не мягкая белорусизация». Оказалось, термин «мягкая белорусизация» введен в широкий оборот российским околокремлевским агентством «Регнум». Мероприятия, связанные с национальной культурой, рассматриваются «Регнумом» как проявления белорусизации — насильственной и навязанной, нарушающей союзнические отношении Беларуси и России: «На первом этапе белорусы — русские со знаком качества, а на следующем этапе мы видим, что белорусские — уже не русские», — возмущаются авторы «Регнума».
Наскоро придуманный при Кремле термин «мягкая белорусизация» стали использовать белорусские аналитики, но с позитивной коннотацией — применительно к официальной политике белорусских властей в сфере культуры. Однако существует ли такая? Ярким проявлением мягкой белорусизации называют появление в Витебске памятника князю Альгерду (Ольгерду). Но мало кто знает, что одновременно с ним в городе планируется установить памятник Александру Невскому. То есть у властей нет стремления создать монополию на белорусизацию в культурном пространстве Витебска.
Да, говорит Ластовский, была выпущена марка с Кастусём Калиновским, а в Национальной библиотеке прошла выставка, посвященная восстанию 1863 года. Но одновременно многие мероприятия, связанные с юбилеем восстания, запрещались. То есть, если часть мероприятий разрешают — это трактуется политологами как целенаправленная государственная политика поддержки национальной культуры.
Но анализ примеров этой «политики» показывает, что государство не знает что делать с историей — и в итоге ничего не делает. Белорусское государство не имеет исторической политики, то есть концептуального представления истории, стратегии ее популяризации.
Многие слушатели не согласились с выводами Ластовского. Украинские гости отметили, что успели прогуляться по Минску, и историческая политика государства просто-таки бросалась в глаза: «Выставление на первый план одних дат и символов и замалчивание других и есть сознательной государственной политикой, к сожалению». Любовь Козик из БГУ отметила, что учебные программы, которые утверждает Министерство образования, также являются частью ясно очерченной государственной исторической политики и позиции.
Да, есть стабильные моменты, которые не вызывают вопросов, — согласился Алексей Ластовский — такие, как победа в Великой Отечественной войне, однако концептуальное осмысление истории как целого в белорусском государстве и идеологии отсутствует.
Необходим ли Беларуси Национальный университет и каким он может быть
Этнолог Павел Терешкович представлял Общественный Болонский комитет, который инициирует создание Национального белорусского университета. Беларусь здесь попадает в один ряд с Мальтой, Ирландией, Шотландией — со странами, где высшего образования на национальном языке не существует. Но в национальном университете, считает исследователь, главное — не язык преподавания, а язык бюрократии и делопроизводства. Он должен быть белорусским. Во всем остальном национальный университет должен быть открытым и обязательно практиковать дистанционное обучение. Хотя проблема преподавания белорусского языка в Беларуси, безусловно, имеет место: 17% школьников учатся по-белорусски, и лишь несколько тысячных процента продолжают учебу на родном языке как студенты.
Скептики говорят, что будущее высшего образования — в преподавании по-английски. К тому же считается, что национальные государства съедаются транснациональными корпорациями. Но Терешкович уверен, что транснациональные корпорации тесно связаны со своими национальными государствами и не заинтересованы в уничтожении других — наоборот, стремятся сотрудничать с сильным и эффективным национальным государством.
Терешкович привел немало интересных примеров победы национального над интернациональным в современном образовании. В некоторых странах Европы бесплатное образование предлагается иностранным студентам, если они обучаются не по-английски, а на языке государства. А Швеция предлагает курсы для иностранцев не по-английски, а на мандарынском китайском и хинди. Приток туркмен в белорусские вузы только возрастет, отметил Терешкович, если ввести в БГУ курсы по-туркменски.
Красивое как средство исторического примирения
Несколько докладов было посвящено сложным вопросам польского прошлого, осмыслению социалистического периода и его героев, «жолнеров выклентых» и их места в исторической памяти, восприятию поляками нынешней ситуации в Украине.
Анджей Шпациньский и Тадеуш Вуйцицкий попытались сформулировать рецепты исторического примирения для наций. Во-первых, через красивое: не история, которая нас разделяет, а эстетика, эстетические ценности — то единственное, что сближает нации в регионе. В каждом городе есть архитектурные памятники разных культур — вокруг этих объектов и должно строиться познание культуры других как части нашей общей культуры. Такой механизм, уверен Шпациньский, функционирует несмотря на кризис. В то время как государства насаждают примитивный национализм (по принципу «свой-чужой»), политику примирения должны проводить культурные элиты.
Второй рецепт национального примирения — через правильную интерпретацию локального, местных особенностей. Вуйцицкий привел пример региона Дольны Щлёнск (Нижняя Силезия), который до 1945 года был населен немцами, а после войны передан Польше. На земли депортированных немцев приехали поляки, и освоить чужое наследие, жить в нем им оказалось непросто. Действительно, окружение поначалу мешало, но зато сейчас оно помогает строительству локальной идентичности — благодаря немцам, которые приезжают на земли своих предков и рассказывают их истории. Так история региона становится историей современных его жителей.
Также в Дольном Щлёнске есть кладбище солдат Красной армии: это ряд одинаковых могил воинов Украинского фронта, над каждой из них лишь красная звезда. 90% захороненных солдат — украинцы, но были среди погибших и туркмены, и грузины… Как нам, постсоветским людям, воспринимать это советское прошлое, к тому же на чужой земле, и кто должен ухаживать, нести ответственность за него? Докладчик уверен, что в советских захоронениях Европы ключ к будущему, если рассматривать их как кладбища наций, на которых лежат не советские воины, а предки граждан нынешних независимых стран.
Локальная культура может быть пособием для строительства открытого поликультурного государства: на уровне локальном культура не разделяет, а объединяет народы — в первую очередь через маркеры пространства — памятники архитектуры и их стили, надписи, памятные места.
Комсомольск Настоящих Казаков
Новая эпоха требует нового осмысления пространства и символов в ней, рассказывал белорусскоязычный польский историк Томаш Блашчек. Топонимика — названия улиц и площадей — та сфера, в которой декоммунизация происходит скорее всего. Но полного переименования приходится ожидать долго. Лишь в этом году, спустя 27 лет после смены государственного строя, в польском парламенте приняли закон о создании списка улиц, подлежащих обязательному переименованию.
Противники такой практики выдвигают аргумент связанных с переименованием финансовых трудностей. К тому же, сложно менять привычки. В таком случае может рассматривается компромиссный вариант: старым названиям дают новую интерпретацию. Например, улица Александра Ковальского в Варшаве сохранилась, но стало называться уже не в честь партийного функционера-коммуниста, а в честь убитого в Катыни офицера, известного хоккеиста. В то же время, в современной Польше остается одна улица Дзержинского и двенадцать — Красной армии.
Об украинском опыте переименования рассказал веселый профессор из Каменца-Подольского Вадим Стецюк. «Уже два года у нас действует закон о декоммунизации и денацификации, но поскольку улиц Гитлера и Геббельса не было и раньше, закон направлен прежде всего на проработку советского прошлого», — отметил он. Во время борьбы с советскими названиями у украинцев возникло несколько проблемных моментов, с которыми когда-нибудь столкнутся и белорусы. Во-первых, кого считать коммунистом: формально значительное число деятелей культуры (например, литераторы Сосюра, Тычина, Бажан, режиссер Довженко) не только занимались творчеством, но и занимали государственные должности. Во-вторых, закон требует переименовать улицы, названные именами, которые использовались советской властью в целях пропаганды. Вышло, что революционеры, такие как Бауман, Щорс и Фабрициус, которых и имели в виду, когда писали этот пункт закона, «подставили» Тараса Шевченко и Ивана Франко, имена которых советская власть также использовала для самопрославления.
Как и в Польше, в Украине иногда пытаются не переименовывать, а попросту переводить название: так, в Харькове улица Фрунзе называется уже не в честь наркома, а в честь его сына летчика, который отличился в боях за освобождение Харькова. Курьезный пример города Комсомольска Полтавской области: название города оставили прежним, но на официальном уровне интерпретировали как «КОмуну Молодих СОціально-МОбільних Людей — Справжніх Козаків».
Улицы современной Украины называются не только в честь легендарных героев, но и героев из недавнего прошлого, дополнила одесская исследовательница Ирина Матишына. Часто — в честь погибших в зоне АТО. Это объединяет страну, акцент делается не на прошлом (которое различно у различных регионов), а на современном. Две недели назад в Одессе умер джазовый пианист Юрий Кузнецов, и сразу возникла инициатива снизу — переименовать одну из улиц в память о музыканте.
Новое время и новые власти утверждают свое место в истории через новые символы — не только названия, но и памятники. Катажина Концка привела пример с памятником Красной Армии в Торуни: красную звезду на высоком постаменте, которая возвышалась над городом, никак не могли принять и решили разрушить памятник. В последний момент власти поняли, что это вызовет международный скандал и будет воспринято Россией как вандализм. В результате был найден кран, при помощи которого красную звезду сняли, а на ее место был посажен голубь мира. И памятник на месте, и звезда не раздражает. В настоящее время постамент памятника используется для рекламы работ по демонтажу фундаментов.
Кстати, украинская декоммунизация не затрагивает все памятники советской поры, и вообще, украинцы стремятся разграничивать декоммунизацию и десоветизацию: «Советская армия не может восприниматься отрицательно, поскольку боролась с другой нашей бедой — нацизмом», — говорит Вадим Стецюк.
Будущее Европы
На конференции не раз затрагивался вопрос будущего Европы и Европейского союза. По мнению Андрея Казакевича, ЕС — одно из самых стабильных в мире политических образований и в ближайшей перспективе — основной политический и экономический партнер восточноевропейских стран.
В то же время российский исследователь Алексей Миллер отметил, что ЕС не в состоянии больше решать проблемы международной повестки, поскольку сам уже стал проблемой. Острая полемика по этому вопросу развернулась на вечерней дискуссии.
Основную проблему Евросоюза в призме польского восприятия показал Адам Бальцер: миграция у поляков ассоциируется с арабами, а арабы с исламом и терроризмом, хотя большинство иммигрантов в Польшу — не арабы, а турки и курды.
Боязнь часто исходит из неосведомленности: когда поляков спросили, сколько, по их мнению, в Польше живет мусульман, большинство решило, что около 5%, хотя реальная цифра составляет 0,06% населения.
Интересно, что в агностически-атеистических Чехии и Словакии уровень неприязни к мусульманам оказался еще выше, чем в католической Польше: в основе такого отношения — неприязнь к религии как таковой. Самым терпимым к мусульманам регионом Европы оказались Балканы, где мусульмане и христиане издавна проживали рядом, хотя периодически это и сопровождалось кровавыми столкновениями.
Любопытно, что часто в сознании европейца присутствует связь между исламофобией и русофильством: Россия (и Путин) воспринимается как защитник христиан (невзирая на Рамзана Кадырова и мечети в Москве).
Синий костюм и лесные братья
На конференции прозвучало немало интересных, докладов и дискуссий по различным темам и на разных языках. Гости из Украины сосредоточились на проблемах СМИ: как государственные власти через массмедиа маскируют свои ошибки, используя образ врага (на примере развития скандала с костюмом посла Украины в Британии), а региональные СМИ, на примитивном уровне освещая мировые события, формируют у читателей картину мира, которая ведет к разобщению людей.
Отдельный доклад был посвящен актуальной теме белорусского анархизма. С позиций классического анархизма автор критиковал позицию белорусских этно-анархистов (как они сами себя называют), показывал противоречивость идеологии: вместо «Беларусь мае быць [должна быть] беларускай» классический анархизм говорит «Беларусь мае быць вольнай», отметил он. Белорусский этно-анархизм непременно уйдет влево или вправо, заключил автор доклада Александр Ланевский. Но, как видно, автору не удалось победить в себе явную предвзятость: этно-анархисты выступают за белорусскую традицию, в то же время белорусская традиция — это чарка и шкварка, а большинство анархистов вегетарианцы и даже веганы, — неудачно иронизировал он.
Дангирас Мачюлис рассказал о том, что белорусам пока только снится — о национальном историческом кино. В балтийских стран возрос интерес к истории антисоветского партизанского движения — и кино активно пользуется этим. Особенное внимание уделяется событиям ХХ века, но не только трагическим: в Латвии вышел фильм «Команда мечты» — о национальной баскетбольной команде, одержавшей победу в Европе в 1935 году.
Один из немногих исторических докладов был представлен Александром Погорелым: он отметил, что консерваторы межвоенного периода трактовали любые перемены как проявление кризиса, и показал, как белорусские христианские демократы 1930-х годов стремились победить кризис парламентаризма через корпоративизм, воспринятый и режимом Муссолини.
И все же нынешняя конференция была сконцентрирована на проблемах современности, а выступающие пытались осмысливать насущные проблемы в исторической перспективе. Интересно, какую тему организаторы объявят ключевой в следующем году: их выбор всегда оказывался актуален, а программа интересна даже неспециалистам. Хотелось бы, чтобы пятая конференция не стала последней.
