В Минске три типа жилья.
Сталинское, с большими окнами, эркерами, балконами, которые зачастую имеют площадь стандартной панельной кухни, с курдонёрами, палисадниками, львами и фонтанами. Их дворы — это мини-парки, по которым можно задумчиво гулять часами. На лавочках здесь можно читать, будто в тенистых уголках за планетарием в парке Горького. При всем их изысканном эстетическим пафосе, сталинские дворы хорошо обжиты людьми. Это не музейное пространство, вроде барочного сада в Потсдаме, это как бы продолжение внутреннего быта во внешний мир. Двор — это «третья комната» для тамошних двухкомнатных квартир. И даже немногие сохранившиеся советские статуи здесь расписаны вандалами с особой любовью и нежностью, словно находятся внутри чьего-то частного интерьера, а не за его пределами. Здесь можно увидеть развешанное белье — словно на узеньких улицах Амальфи в средней Италии. Здесь прохожий — в гостях: его выделяют, провожают взглядом, дабы не унес чьих-нибудь, успевших просохнуть, носков.
Второй распространенный минский типаж — хрущевки. На эстетическом уровне здесь уже все очень скромно, пусть и присутствуют беседки, детские зоны с затейливыми деревянными скульптурами, спортивные площадки и тенистые сады. Здесь на забаву пролетариям могут бабахнуть, например, настоящий водоем, как в Зеленом Луге вдоль улицы Седых, или у Партизанского, вдоль переулка Клумова. Но атмосфера во дворах уже другая, здесь, в принципе, уже нет «местных» и прохожих, здесь все — чуточку прохожие. И тот факт, что где-нибудь в районе ул. Щербакова есть большая вероятность получить от местных с ноги по ребру, — скорее свидетельство неуверенности этих самых местных в том, что их территория на самом деле им принадлежит, что на ее ценности — девчонок и вино (а также на притаившиеся в кустарнике лавочки, на которых так сладко запивать вторым первое) — никто претендовать не может. Здесь уже наблюдается война — за парковочные места, за место в очереди малочисленных магазинов, которые еще не стали «Рублевским». Здесь никому в голову не придет вывесить на улицах белье, ибо его если его и не свистнут — то с наслаждением обоссут. Дворы в хрущевках — это место для драк и удалого (но пока соседи не вызвали ментов!) алкоголизма.
Третий типаж — это панельные многоэтажки: Малиновка, Юго-Запад, Серебрянка, Зелёнки, Курасовщина. Крупнопанельное домостроительство. Одинаковые квадратненькие окна. Одинаковые дворы. Одинаковая планировка. У подъездов стоят лавки, но они точно не для чтения. Здесь почти никто не пьет на воздухе за неимением достаточно крупного кустарника. Здесь быт — это уже сплошная бесконечная война, и место, которое когда-то виделось архитекторам как детские площадки, в три этажа заставлено машинами. Но даже здесь, в советских панельках, присутствуют какие-то опции для свободных занятий. Пусть за километр, но будет стадион. Пусть за пять остановок, но — лес, парк, искусственный водоем или даже большой сад. Отдых за пределами квартиры — то, о чем специально требуется позаботиться, но он все же доступен.
И здесь мы подходим к чему-то весьма интересному. К многоэтажным громадинам новостроек, — вопреки вашим ожиданиям — я не способен выделить их в отдельную категорию.
Ведь в пластическом плане все те высотные проекты, которые прорезались на окраинах Минска и подбираются все ближе к центру (Маяковка, Дзержинского, Притыцкого, Победителей), представляют собой тот самый девятиэтажный дом-стенку с типовыми окнами и стойким запахом бетона в подъезде. Да, он увешан глупыми пирамидками, на блочные поверхности наклеены балясины и зеркальные стекла, но если счистить пластик, увидим, что ничего не изменилось — шестнадцать этажей того, чего раньше было девять.
Мне было интересно посмотреть, чем живут эти муравейники, и я заглянул в их дворы. Ради чистоты эксперимента я сунул свой нос в настолько разные концы города, как например массовая застройка Каменной Горки, где возник фактически второй Минск, этакий Минск-2, побродил по пустынным улицам Лебяжьего, погулял по площадкам новых домов на Маяковского, пошнырял в районе Грушевки и не побоялся даже сунуться на Одесскую, где в последнее время возникло несколько одинаковых многоэтажных башен Сарумана.
Все упомянутые территории объединяет отсутствие не только искусственных парков или водоемов, не только уютных лавочек, в кустах или без них, не только беседок у водоемов, здесь нет вообще ни-че-го!
Здесь люди поводом для гордости считают единственный на район — на огромных размеров район — продовольственный гипер. Школы? Детские сады? Поликлиники? Рекреационные зоны под открытым небом? Нет, не слышали! Единственные, предлагаемые проектантами, инфраструктурные элементы, — это тесные парковки, очевидно несоразмерные тому количеству автомашин, что имеется у населения муравейника. Отсюда — борьба за пространство, парковка в три ряда, перекрытые выезды.
В последнее время в городе стало моднявым воевать с теми, кто паркуется с нарушениями правил. Но воевать надо с теми, кто проектирует парковки, которых хватает разве что для 30% жителей. Это причина. Хамство — вынужденный результат перенаселенности.
Единственное занятие, которому могут предаваться жители этих новых полок для жизни, — шопинг! Причем магазины во всех новых кварталах приблизительно одинаковые.
«Люстры, шторы, краски» — словно ремонтироваться дом будет перманентно. Обязательный «салон дверей». Обязательно — цветочный магазин с романтично-провинциальной вывеской. Неизменное «живое пиво». Зачастую — «пиво» вместе с кафе. Еще бывает «живое пиво» + кафе + цветы. Арендное пространство ограничено, поэтому торговцы вынуждены сколачивать артели.
Взял себе «живого пива», жене — цветы, чтобы не обижалась — и к телевизору, смотреть НТВ. Офигенная жизнь! Рядом банк немо напоминает, что кредит за этот твой габитус еще не погашен. Обязательный installment — салон красоты, и это очень интересно, потому что если тебе вообще некуда пойти «на районе», в третью субботу своего обитания здесь ты невольно задумаешься о депиляции зоны бикини, даже если сам ты пятидесятилетний владелец магазина красок из Рогачева, поднакопивший денег и решивший перебраться в столицу.
Здесь нет пространства, в котором ты мог бы встретиться с друзьями, дружба не предусмотрена модусом ежедневного заглядывания в окна соседней 16-этажки. Здесь нет места для покоя, в воздухе витает сомнение, вроде: и я вот это приобрел? За свои же деньги?
И самое замечательное: все эти Лебяжий, Камгорки, Зелёнки считаются хорошими районами. Престижными местами сосредоточения платежеспособного среднего класса. Сотрудников банков и офисов.
Каким-то образом этому люду удается излучать мысль, мол, жить так, как они живут, и там, где они живут, — престижно. Они даже (причем, для таких дворов!) приобретают Volvo X90, BMW X6, Toyota Landcruiser, а потом невесело снуют, не зная, как припарковаться. А «сталинки» на Чайкиной или Стахановской они считают «плохим районом», жутким местом, где алкашня походя режет друг друга за бутылку чернил, благодаря чему районы вдоль полуостановленных крупных предприятий не осквернены громадами панельных замков людоедов. Плохая репутация защищает уютные уголки города.
Так я открою вам большой секрет. В Минске все перепутано, и прежде всего — представление о хороших и плохих его кварталах. Это ошибочное представление поддерживается за счет многочисленных неминчан, которыми каждое десятилетие прирастает население столицы (пришлых проще завлечь, чем местных).
Хорошие районы в этом городе — на самом деле очень плохие районы. Плохие районы, между тем, — самое прекрасное, что есть в столице. Берегите плохие районы и никому не рассказывайте правды о том, что они и безопасны, и уютны.
