Еще сравнительно недавно словосочетание «нефтяная игла», традиционно применявшееся относительно сырьевой российской экономики, пророссийская публика объясняла «русофобией» и «предвзятостью» оппозиционных СМИ. Действительно, до известных событий весны 2014 года существовали единичные признаки угрозы такого развития ситуации. Но после введения режима санкций и контрсанкцый произошло наконец то, что прогнозировали и экономисты западных стран, и независимые экономисты Беларуси и России. При этом нефтяная зависимость России негативно сказывается и на привязанных к ней экономиках Таможенного союза, в том числе и на белорусской.
Общие тенденции в динамике цен на нефть на мировых рынках и в российских отраслях экономики, тенденции в финансовых показателях работы предприятий демонстрируют, что зависимость от нефти присутствовала в некоторых областях, но в общем она была практически незначительной. Скорее, можно было бы говорить о сырьевой зависимости вообще: зависимости от экспорта газа, угля, драгоценных и редкоземельных металлов, алмазов, урана.
Зависимость от динамики цен на нефть больше всего присутствовала в промышленных отраслях российской экономики. С индексом промышленности до весны 2014 года цены на нефть коррелировали со средним коэффициентом — около 0,5. В статистике такие значения считаются незначительными, однако небольшая взаимосвязь все же присутствовала.
Близкая к функциональной зависимость присутствовала в таких отраслях промышленности, как: производство локомотивов, железнодорожного подвижного состава, поскольку значительная часть нефти всегда в России и других странах СНГ, в том числе и в Беларуси, перевозилась по железной дороге; производство электрических машин и оборудования; производство обуви и кожаных изделий (видимо, из-за зависимости покупательной способности российских граждан от экспорта сырья).
Меньшую, но все же значительную (с коэффициентами от 0,7 до 0,9) корреляцию показывали производство автомобилей и прицепов и производство офисной и вычислительной техники. Это можно объяснить разве что взаимосвязью объемов инвестиций в эти отрасли, спроса на товары длительного пользования и снижением ставок по автокредитам с динамикой на мировых сырьевой рынках.
Небольшую корреляцию демонстрировала отрасль добычи полезных ископаемых.
На пределе статистической значимости находилась группа показателей, связанных со строительством. Относительно высокую корреляцию среди них имеет только индекс объема строительных работ. Причина здесь тоже довольно прозрачна: чем выше цены на нефть, тем больше «легких денег», «нефтедолларов» банки готовы дать в кредит девелоперам, которые, соответственно, на эти деньги строят жилье. Однако далеко не всегда рост цен на нефть означает автоматически рост доходов населения, поэтому ни спрос на недвижимость, ни статистика индивидуального строительства не коррелируют с нефтяным рынком.
Только треть базовых отраслей российской экономики к началу санкций демонстрировала сильную взаимосвязь с нефтяным рынком. Даже курс российского рубля по отношению к доллару США коррелировал с ценой нефти с коэффициентом 0,29, т.е. незначительно. Таким образом, некоторая зависимость все же присутствовала, однако она не была катастрофической.
Однако учитывая сырьевой характер российской экономики, такое положение могло привести в любой момент к взрыву пороховой бочки, на которую российские власти посадили фактически весь Таможенный союз. Ну вот и взорвалась весной 2014-го.
Если проанализировать динамику российских макроэкономических, фондовых и валютных показателей в период после «русской весны», видно, что у значительной части индексов появилась связь с нефтяным рынком, близкая к функциональной. В первую очередь, это индекс РТС. Также высокий уровень корреляционной связи показывают издательская деятельность (видимо, ввиду того что она еще больше попала под государственный контроль и, соответственно, государственное финансирование) и автомобилестроение, что, скорее всего, вызвано снижением спроса на автомобили среди обнищавшего населения, даже несмотря на дешевые автокредиты. Также тесную связь показывают машиностроение, железнодорожное производство, передача энергии. Ну и, конечно, производство нефтепродуктов также показывает очень сильную связь, что логически объяснимо. Сильная отрицательная корреляция присутствует у официального курса доллара и у курса доллара на ММВБ.
В Беларуси также еще относительно недавно не было зависимости от «нефтяного фактора». Более того, в течение довольно длительного времени курс национальной валюты относительно доллара, российского рубля и евро отрицательно коррелировал с ценами на нефть на мировых рынках. То есть нам были выгодны низкие цены на «черное золото», как и другим странам, которые в основном являются потребителями иностранного сырья, а не добывают его. Период отрицательной корреляции курсов евро и доллара по отношению к белорусскому рублю продолжался до октября 2014 года. С октября 2014 примерно до января 2016 г. зависимости курса национальной валюты от нефти не наблюдалось, после января 2016 года и по сей момент корреляция положительная — то есть чем выше цены на нефть, тем выше курс белорусского рубля.
Фактически, с начала этого года Беларусь ничем не отличается от России с ее сырьевой экономикой.
Связывать это явление с разработками новых месторождений нефти на Полесье было бы некорректно, поскольку в Беларуси все же слишком мало нефти, чтобы эти объемы влияли на курс национальной валюты. Добыча углеводородов приносит Беларуси около 114 долларов в год на каждого жителя страны, это незначительная цифра.
Что касается отечественного фондового рынка, то лишь в силу своей малой ликвидности он почти не проявляет взаимосвязи с международным рынком нефти. Взаимосвязь была только периодическая: например, на дневных данных индекс государственных ценных бумаг IGov показывал более или менее значительную отрицательную корреляцию в периоды с 22 по 29 января 2014 года, с 25 июня по 15 июля 2014 года, положительную корреляцию, причем очень сильную — с 9 октября по 31 декабря 2014 года, а с 27 января по 11 февраля 2015 года — вновь умеренную отрицательную корреляцию, после этого вообще не проявлял взаимосвязи с ценой барреля нефти. Индекс государственных ценных бумаг Ggov показывал небольшую отрицательную корреляцию в период с 14 по 17 января 2014 года, далее еще три дня (также на дневном графике) с 19 по 21 января, далее с 26 июня по 12 июля, далее положительную корреляцию, причем очень выраженную, в период с 9 октября по 31 декабря. Потом был снова период отрицательной корреляции с 26 января по 12 февраля 2015 года, затем корреляции либо не было вообще, либо была очень слабая, статистически незначительная отрицательная корреляция. Вот что касается индекса ITRGov, то у него был период очень сильной положительной корреляции с мировым рынком нефти с 9 октября по 31 декабря 2014 года, далее корреляция была негативной в период с 26 января по 12 февраля 2015 года. Далее корреляции тоже не было. Исходя из этих фактов можно сделать вывод, что наиболее сильная взаимосвязь отечественного рынка ценных бумаг с ценами на нефть имела место в конце 2015 года. Скорее всего, свою роль сыграли опубликованные в тот период отчеты за 3-й квартал и 9 месяцев 2015 года как государственных, так и частных НПЗ. В них было указано на снижение расходов на импорт российской нефти на 29,1% по сравнению с аналогичным периодом предыдущего года. Физический объем переработанной нефти за это же время увеличился, соответственно, увеличились и поступления в бюджет и в отечественный фондовый рынок (какими бы неликвидными ни были государственные ценные бумаги Беларуси).
Даже несмотря на то, что Беларусь получает неплохие деньги за транспортировку и переработку российской нефти, текущий очередной «нефтяной конфликт», в результате которого президент Лукашенко все же реализует свои намерения дифференциации источников поставок сырья в Беларусь, пойдет стране, скорее, на пользу.
Хотя, конечно, значительную часть поступлений в бюджет можно потерять. Беларусь с подачи России очень легко села на нефтяную иглу, а соскочить с зависимости, как утверждают наркологи, намного труднее, чем подсесть на нее.
