Сон у гэтую ноч не прыходзіць…
Не прамінулі рэпрэсіі і маіх продкаў. Максім Гарэцкі і Янка Туміловіч — далёкія сваякі па бацькоўскай лініі, радзіма вядомых Станкевічаў — за кіламетры 4 ад вёскі маёй мамы, у якой дзявочае прозвішча таксама Станкевіч.
Але рэпрэсіі для нашай сям'і ў ХХ стагоддзі пачаліся раней.
Падзеі восені 1930 года засталіся ў памяці роду і выліліся на паперу ў выглядзе паэмы, што напісала жанчына, якой лёс даў магчымасць павучыцца толькі ў пачатковай школе, — Валынкіна Анэля Антонаўна. Падзеі адбываліся ў в. Барсучына Бярэзінскага раёна Мінскай вобласці і наваколлі. Саслалі родных у далёкі раён Паліны Асіпенкі. Так род і раздзяліўся: адны засталіся тут і гаравалі ў галечы, другія ў жорсткіх умовах выжывалі ў тайзе…
(Гэта кавалкі з паэмы.)
…Итак, жила семья, рождались дети.
И была счастлива вполне.
Детей хоть восемь народили,
Но лишних не было в семье.
Всем был уют и кусок хлеба.
И все трудились, где кто мог.
Блины пекли по воскресеньям,
А в праздник был большой пирог.
…
И вот собрали свой, семейный сход
И единогласно все решили —
Поступим всей семьей в колхоз,
Сдадим корову, двух коней.
Прожить нам хватит трудодней.
И вот за номером один
В колхозном списке Гедимин.
И в каких-нибудь три дня
Уже колхозная семья.
Последовали за ним другие —
Брата два его родные.
Немного времени прошло —
Колхозным стало все село.
…Незаметно прошло лето.
Осень. Праздник Октября.
В клубе ставили спектакль,
И вся семья туда пошла.
Все было тихо и спокойно,
Все досмотрели до конца.
Вдруг гаснет свет, Пугливый шорох.
Схватили нашего отца
И двух братьев удалых.
Артистом был один из них.
Надвигалась снова туча
(мрак царил по всей избе)
И все ниже опускалась.
Предвещала — быть беде.
Не знала мама, что так будет.
Предполагать отец не мог,
Что сирот их судьба разлучит
На неизвестный тогда срок.
Вдруг ярко молния сверкнула,
Гром прокатился по волнам.
В избушку нашу проскользнула,
Разбила семью пополам.
Отца схватили молниеносно.
И старших четверых детей.
В вагоны тесные столкала.
И долго не было вестей.
Схватили также и других.
И братьев двух его родных.
В колхоз вместе поступали.
Так вот вместе их забрали.
Четыре девочки остались
В холодной хате зимовать.
Старшей было лет тринадцать,
Младшей было только пять.
Еще братишка был двухродный
В ту зиму с нами зимовал.
Нашелся родич благородный
И весной его забрал.
А дети жили, хоть тужили.
Но плакать долго не пришлось.
Заборы с треском полетели.
И саду тоже досталось.
А дни бегут и время скачет.
Уже и малая не плачет.
Сидит в лохмотьях на печи.
Котенка жмет к своей груди.
А во дворе метель и вьюга,
Сугробы под окном метет.
Никто детей не навещает.
Никто на помощь не идет.
Замерзла в погребе картошка,
Ушла корова со двора.
Сначала по дворам ходила,
Потом к колхоз сама пошла.
Бочонок пуст, где было сало.
Муки совсем осталось мало,
Истопили все дрова.
А зима еще была.
Буран и вьюга стали злее,
Хоть приближалася весна,
Вихри снежные крутила
И весь колодец занесла.
Давно к нему уж нет тропинки,
Вода промерзла в нем до дна.
И не добыть им даже льдинки,
Не выйти со двора.
Не таял снег в холодной хате.
Детишки жалися в комок.
Мороз насвистывал по хате.
Никто с ним справиться не мог.
Так вот зиму и претерпели.
Запасы скудные все съели.
Не стало хлеба и муки.
Пошли все дети в батраки.
Кто нянькой был, кто пастухом,
А кто и просто батраком.
Трудились не за деньги, нет.
Был бы только им обед.
А в школу, спросите, ходили?
Да, посещали иногда,
Когда не вьюжили метели,
Не заносила дом пурга.
Ведь голы, босы все остались,
Хоть «кулаками» назывались.
На этом ставлю пока точку.
Вернусь я к тем, кого тогда
Схватила буря молниеносно
В «великий праздник» Октября.
Месяц качались вагоны,
В которых возят только скот,
Замки амбарные на дверях.
Везут на высылку народ.
А в туго набитых вагонах
Спертый воздух, сырость, смрад.
Там молодежь и пожилые,
И дети. Хриплый слышан плач.
Восемь раз лишь покормили.
Не хватало пить воды.
За такое наказанье
Никто не чувствовал вины.
Вот и нужный полустанок.
Общее жилье на всех.
Обессиленные люди
Падали ничком на снег.
Встретил их мороз трескучий,
До бараков проводил.
А идти было далеко,
Не у всех хватало сил.
Потеряли сестру Нину.
За колонной в туфлях шла.
На другой лишь день добралась,
Обморожена была.
А в бараках столько люду,
Негде яблоку упасть.
Лишь болезни подбирались,
Стали слабых подбирать.
Не всем в бараках нашлось место,
Располагались на снегу.
Из тряпок делали палатки
И клались спать на мерзлоту.
Сколько трудных испытаний
Вынесли народы те.
А сколько жизней там осталось
Лежать в вечной мерзлоте.
От душевной жгучей боли
И от той, что у крестца,
После двухлетнего страданья
Не стало нашего отца.
А сильным все было под силу,
Хоть жизнь была невмоготу.
Взяли топоры и пилы
И стали покорять тайгу.
Вот зашуршали пилы бойко.
И стук подняли топоры,
Тайга покорно отступала,
Лишь оставляла только пни.
Малолетние два брата
И с ними старшая сестра
До темноты все лес валили.
Ведь норма взрослая была.
И вот нелегкая победа!
В разбитую семью пришла.
За труд давали пайку хлеба.
Зарплата низкой, но была.
А на буграх, вокруг деляны
Бараки новые росли.
В них бездомных расселяли.
Тех покорителей тайги.
А как там девочки-сиротки? —
Беспокоилась сестра
Наверно с голоду припухли?
У них ведь нету ни гроша.
— Давайте, хлопцы, все получки,
Хоть нам совсем невмоготу,
Ремни потуже затяните,
А деньги детям я пошлю.
Конечно, девочки страдали
Трудились много, мало спали.
Жили по чужим дворам
И ночевали тоже там.
В лохмотьях старых, без лаптей,
Пасли стада коров, свиней.
В школе бросили учиться.
Лишь бы только прокормиться.
А вот из девочки малой
Работник был совсем плохой.
Кормить даром не хотели.
Отправляли все домой.
Взяли нянькой в стару хатку,
Опрокинула кроватку.
У тетки зиму пожила
За что перину увезла.
Тетка еще одна взяла —
Новый дом чуть не сожгла.
— Собирай свои пожитки,
Не дитя, одни убытки.
Пошла в колхоз пасти свиней,
Не писали трудодней.
Тут хочу я извиниться
И чуть-чуть остановиться.
Шуткой так сказать нельзя
Семилетнее дитя
По ржевнику, не чуя пяток,
Пасла колхозных свиноматок.
Не то чтоб трудодни писали,
Кусочка хлеба не подали.
И так голодное дитя
Пасло свиней до сентября…