Геннадий Давыдько, обращаясь на БТ к председателю партии БНФ Рыгору Костусеву предложил «вынести на широкую публичную дискуссию не только вопросы панегирического толка о создании БНР», но и затронуть «такие неоднозначные вопросы, как печально известное обращение Рады БНР к «Его Императорскому Величеству Немецкому Кайзеру» или же меморандум председателя БНР в эмиграции Василя Захарко с призывом к Гитлеру о поддержке».
Об историческом контексте событий в интервью Радио «Свабода» рассказал исследователь истории Белорусской Народной Республики, составитель двухтомного издания «Архивы БНР» Сергей Шупа.
— Сергей, так получилось, что для тех, кто жил, был воспитан в советское время, само это слово — кайзер — звучит почти как «фашист». Но кайзер — это немецкий титул монарха, как в России — царь, в бывшем Иране — шах.
— Кайзер — это император.
— Да. Причем в тот период Германия была демократической страной, во всяком случае, там действовали партии, выходили газеты самого разного направления, чего нельзя сказать о большевистской России. Но обратимся непосредственно к обращению правительства БНР к кайзеру: чем оно было вызвано и как его можно оценивать с точки зрения исторической ретроспективы?
— Прежде всего я бы хотел сделать несколько общих замечаний и, главное, посоветовать и Геннадию Давыдько, и другим участникам дискуссий вокруг БНР, с какой бы стороны они ни велись, воздержаться от каких бы то ни было эмоциональных оценок исторических фактов. Ну что значит «печально известное»?
Если мы сейчас начнем разбираться, о каких событиях нам вспоминать печально… Так давайте сначала вспомним Брестский мир. Россия, участница коалиции, воевавшей против так называемых центральных государств (Германии, Австро-Венгрии, Болгарии и Турции), внезапно изменяет своим союзникам и с представителями того же кайзера садится за стол и подписывает с ними предательский Брестский мир.
— Большевистская Россия.
— Большевистская Россия. Россия есть Россия, другой тогда не было. Россия пожимает руку немцам. Правда, Троцкий пытался какие-то финты устраивать — «ни войны, ни мира, а армию распустить», он хотел этим что-то там спровоцировать, а спровоцировал то, что немцы начали свое наступление и заставили большевистскую Россию на самых унизительных условиях тот Брестский мир подписать. Если уж оценивать, так почему мы никогда, упоминая про Брестский мир, не называем его «печальным» или «позорным»? Ну и так далее.
— Или почему Давыдько не говорит «печальная Октябрьская революция».
— Да. Была проблема с этой телеграммой, которая была отправлена в апреле 1918 года. Какая тогда была ситуация? Уже два месяца Беларусь оккупирована немцами. Минск под немцами. Молодые белорусские политики абсолютно неопытны — средний возраст Народного Секретариата БНР 29 лет! Ну как какая-нибудь «Моладзь БНФ»… И вот они вдруг оказываются на передовой линии белорусского политического фронта.
— Между прочим, как-то я попытался вычислить средний возраст депутатов оппозиции БНФ, получилось где-то 37-38 лет.
— Ну вот, насколько белорусские политики повзрослели… Так вот, те были на десять лет младше. И эти молодые, не совсем опытные политики, пытаются искать свой путь. Они видят: Литва, оккупированная немцами, провозглашает независимость. Хотя какая может быть независимость под оккупацией? Тем не менее, провозглашают, и немцы это государство признают, и ведут с ним переговоры, эту страну заметили и другие государства. Украинскую Народную Республику немцы признали, УНР участвует в Брестских переговорах как полноценная политическая сторона…
И вот белорусские молодые деятели думают, что надо чего-то такого добиться от Германии и для Беларуси. И составляют телеграмму, в не до конца взвешенном тоне, где и «Ваше императорское Величество», и «только под защитой Германской Империи видит Беларусь свою долю…» Можно было это в каких-нибудь менее «выразительных» тонах написать.
Но этот шаг должен был рассматривается как попытка дипломатического прорыва, как попытка засвидетельствовать свою лояльность, чтобы их не воспринимали как большевистских агентов, которые здесь чуть ли не партизанскую войну против немцев собираются устроить, попытка заслужить к белорусским структурам некое доверие от немцев, чтобы те им передали какие-то административные функции. Что, в конце концов, и произошло — им передали школьное образование, торговлю, культуру, правда, не позволили ничего более серьезного, не позволили и армии создать — одни только мелкие уступки.
Но все равно, я, как исследователь, эту телеграмму оцениваю скорее негативно, и вовсе не из-за каких-то советских аргументов, а потому, что она внесла очень серьезный раскол в белорусскую политическую среду. Она подписала смертный приговор старейшей белорусского политической партии — Белорусской социалистической Громаде, которая распалась на три партии, и они между собой впоследствии не всегда хорошо ладили. Она абсолютно противопоставила правых и левых. Правых представлял Роман Скирмунт, которому так и не довелось стать премьером, хотя были даже две такие попытки. Одни словом, телеграмма существенно ослабила белорусскую политику в то время. А никаких дипломатических результатов не принесла.
— Но похоже, что Давыдько не по этой причине так высказывается о телеграмме к кайзеру, для него она сама по себе уже чуть ли не преступление. Тогда как реляции ЦК КПБ в большевистскую, коммунистическую Москву, которых были тысячи или десятки тысяч за десятилетия — они для него не кажутся крамолой. Теперь второй вопрос — о меморандуме президента БНР Василя Захарко 20 апреля 1939 года к Адольфу Гитлеру.
— Во-первых, уточним. Это был меморандум не Василя Захарко как такового и тем более не Василя Захарко как президента Рады БНР, а Белорусской рады в Праге, общественной организации, где Захарко был председателем. Он тот меморандум подписал, но даже не факт, что сам его составил. Существует мнение, что автором был Иван Ермаченко — основной среди пражских белорусов активист белорусско-немецкого сближения.
Во-вторых, меморандум не Гитлеру как таковому, а главе германского правительства. Фактически, это было обращение к новым административным властям — немцам (которые в марте 1939-го оккупировали Чехословакию и вошли в Прагу) с просьбой разрешить учреждение культурно-просветительских организаций в Праге, Берлине и Варшаве. Большую часть текста меморандума занимает аргументация того, что белорусы — отдельный, отличающийся от русских, народ. Геннадия Давыдько кто-то ввел в заблуждение. Никаких «призывов к Гитлеру о поддержке» в меморандуме нет. Есть только «просьба позволит создать».
Да, быть упомянутым в какой бы то ни было связи с Гитлером — сегодня воспринимается как компрометация. Но давайте рассматривать события в контексте того времени: кто вообще тогда, в конце 1930-х годов, и в какой тональности контактировал с Германией и представителями ее властей.
Был мюнхенский сговор, где западные демократические политики сели с Гитлером за стол переговоров и не то что какой-то там меморандум ему передали, а просто-таки подписали с Гитлером позорное соглашение — конкретно с Гитлером, и наверняка руку ему пожимали.
Но в контексте Геннадия Давыдько, думаю, еще более релевантным поговорить о роли государства, с которым, наверное, сам Давыдько себя ассоциирует — это Советский Союз (думаю так, потому что он «критикует» деятелей БНР как раз таки с тех старых, советских позиций). Из-за того, что все СМИ в СССР были монополизированы, эта тема — «Гитлер и СССР» — в основном замалчивалось. А стоило бы взять и почитать, как и в каком тоне писали о Германии и о Гитлере советские газеты, чуть ли не каждый день, начиная с августа 1939 года. Те, как говорит Давыдько, «панегирики», которые кто-то сегодня поет БНР, блекнут в сравнении с дифирамбами Гитлеру и «братскому немецкому народу» на первых полосах советских газет в связи с подписанием Пакта о дружбе и ненападении, в которых говорилось, что гитлеровская Германия — это страна, «с которой мы вместе будем бороться против капиталистов» и так далее. Ну и мы знаем, сотрудничество было и экономическое, и политическое. Рядом с теми публикациями меморандум Захарко и близко не стоял.
Я не оправдываю недальновидности Василя Захарко — он и не мог тогда предвидеть, что Гитлер начнет вскоре вытворять и что адресованный Гитлеру меморандум будет впоследствии восприниматься как компроментация. Но вот же и гораздо более опытные политики были не только недальновидными — были преступно недальновидными. От недальновидности Захарко не пострадал никто, кроме разве что его репутации: ему постоянно кивают на тот меморандум. А от от недальновидности западных политиков и от преступного соучастия советских политиков пострадали миллионы людей.
— И добавим, что уже во время войны, когда немцы в оккупированной Чехословакии обратились к Захарко с предложением выразить поддержку Гитлеру, он отказался это делать.
Читайте также:
#Рэспубліка100: выходит экранизация «архивов белорусской независимости»
