Что вынуждает меня раз за разом натопыриваться, когда я читаю новости из Беларуси, так это бюджетирование. По моему мнению, в приоритете распределения денег, которые собираются в качестве наших с вами налогов, а потом передаются государству ради нашей с вами безопасности, здоровья и благополучия, имеется сюрреалистических размеров провал. Как будто программу по составлению списка сфер, подлежащих первоочередному финансированию, сожрал вирус. И теперь эта программа разбрасывает деньги рандомно.
Когда я увидел, что они собираются установить на стадионе «Динамо» систему видеонаблюдения стоимостью $4,5 миллиона, у меня была лишь одна мысль: черт, новый аппарат МРТ стоит в десять раз дешевле. На деньги, которые кто-то намерен потратить, чтобы подсматривать, как мы с вами смотрим футбол, можно было приобрести десять аппаратов МРТ и распределить их по больницам Минска. Если вы думаете, что аппараты МРТ — штука менее полезная, чем система видеонаблюдения на стадионе, то просто подождите, пока какой-нибудь ваш родственник не станет нуждаться в том МРТ. Вы сразу узнаете много интересного про белорусскую медицину. Причем как про бесплатную, так и про платную.
Но новость об оснащении стадиона «Динамо» была лишь началом. О 500 тысячах камер, которые вскоре появятся на улицах, чтобы контролировать наши перемещения, наши контакты, то, как мы управляем машинами и даже как мы «праздно шатаемся», вы, наверняка, уже читали. Полмиллиона камер на страну, в которой живет 10 миллионов. По камере наблюдения на 20 человек.
Сколько аппаратов МРТ можно было бы купить за такие деньги, я даже не спрашиваю. Много, потому что те камеры смогут еще и «идентифицировать любого», то есть под эту игрушку потребуется еще и софт. И это в дополнение к тем сотням тысяч «глазков», которые уже понатыканы у каждого подъезда.
Вчера я менял деньги в минском обменнике. В нем был устаревший принтер, который стрекотал, как сверчок, но над девушкой-кассиршей висело аж две камеры. Две, понимаете?! Одна контролировала ее действия, вторая — мои. И еще был диктофон, записывавший всю нашу коммуникацию «в целях моей безопасности», о чем услужливо предупреждала отдельная табличка.
Не кажется ли вам, что это все уже вроде болезни? Вы никогда не чувствовали себя героями реалити-шоу, которое создают о вас все эти камеры, причем создают невесть для кого (и это как раз самое тревожное)?
Вы когда-нибудь считали количество камер, расставленных у вас по пути с работы домой? В ближайшем к вам переходе метро? Поднимите голову, проходя, например, под площадью Победы. Поднимите голову и просто подсчитайте.
Минувшей весной в центре Цюриха убили человека. Я узнал об этом, потому что полиция на десять минут остановила движение трамваев по центру. Я вышел и спросил у полицейского: зачем останавливать движение? Тот объяснил: четыре улицы оцеплены, ведутся поиски преступника. Я удивился: зачем же прочесывать переулки? Можно же просто снять видеостриминг с камер наблюдения.
Но полицейский меня ошеломил: в Цюрихе, оказывается, нет видеонаблюдения в общественных местах. В своих помещениях частные лица могут записывать что угодно, а на улице — нет. Ни они, ни государство. Ведь это вмешательство в личную жизнь граждан.
Видеонаблюдение с «глазками» на каждом углу отсутствует и в Вене. Более того, в Вене устанавливать видеорегистратор на автомобиль запрещено законом. Чтобы ни одна собака не записала случайно ваши личные дела в городе.
Кстати, убийцу в Цюрихе задержали уже вечером. Примерно в то же время в Беларуси через ТУТ.бай, всей страной, начали искать человека, который унес из обменника деньги, не пересчитав их сразу: оказывается, в Беларуси, если тебе выдали больше, чем нужно, кэша — это может закончиться уголовным делом (не для допустившего ошибку кассира, а для клиента, который должен об этом думать). И в этом комедийном сюрреальном поиске использовался как раз таки портрет, сделанный без согласия жертвы и растиражированный на всю страну.
Вы, наверное, слышали про регламент 2016/679 («О защите физических лиц в отношении обработки персональных данных»). Согласно ему, ни один человек с 25 мая этого года не имеет права сфотографировать вас на улице и выложить это в свой аккаунт в Инстаграме или ФБ без вашего согласия на бумаге. Профессионалы бьют в колокола, поскольку погибнуть могут целые направления в городской портретной фотографии. Я же, пересекая границу с Евросоюзом, испытываю весьма странное чувство.
Я чувствую себя одетым. Понятно, что все те сотни тысяч камер, что уже установлены, и те полмиллиона, что еще появятся, служат вовсе не охране правопорядка.
Если бы это тотальное наблюдение было способно что-то предотвратить, преступность у нас была бы нулевой, а по проспектам не летали бы, плюя на общественное спокойствие и административный кодекс, мотоциклисты-ревуны. Кое-что все же случается и — как в случае со «всенародным» поиском «обсчитанного» в банке клиента: те, кто имеет доступ к записям с камер, вовсе не всегда способны раскрыть случай с помощью слежения. Значит, слежение направлено на нечто другое. Я бы сказал, слежение — часть политического климата. 500 тысяч камер, и ни одной — на избирательном участке, напротив урны для голосования, с возможностью подключиться каждому желающему.
Власть — у того, кто наблюдает. Слежение имеет смысл только тогда, когда общество четко разделено на наблюдателей и наблюдаемых. Если вдруг выстроенную систему с 500 тысячами камер кто-нибудь хакнет и все пользователи мобильных телефонов получат возможность беспрепятственно подключаться к ней, это глобальное извращение сразу же утратит всякий смысл.
Любой, кто читал «Надзирать и наказывать» Мишеля Фуко, в этом месте должен ясно понять, почему мы в зоне внимания. Кто именно на нас пялится. И как называются те, на кого направлены бесчисленные камеры.
И у меня остается только один вопрос: скажите, за что именно нас всех, таких сложных, гордых, самоуверенных, наказали лишением личного пространства и privacy? И когда мы это наказание наконец отбудем?
Так, чтобы камеры в общественных местах выключились, а на избирательных участках включились?
