Гайдукевич-младший готов идти в президенты — полная текстовая версия интервью

О геях в милиции 00:30

— Есть ли среди милиционеров геи?

— Есть, конечно. Когда я пришёл работать во Фрунзенский район, у нас было в одном из следственных подразделений дело, когда задержали следователя, имевшего даже связь с несовершеннолетним. То есть к уголовной ответственности был привлечён. Я вам скажу, что милиция такая же часть общества, как и мы с вами. Мы говорим о милиции, о спецслужбах, как будто там инопланетяне работают, космонавты, прилетают с другой планеты и устраиваются в милицию работать. Там работают такие же люди, как и мы с вами, которые выбрали эту профессию. Там есть все. Как вот, например, есть хороший журналист, а есть плохой журналист. Есть хороший рабочий на заводе, а есть вор и негодяй. Есть хороший милиционер, а есть мерзавец. Это такое же общество, как и любое другое.

Адарья Гуштын и Олег Гайдукевич. Фото Воли Офицеровой.

— А гей это мерзавец?

— Гей не мерзавец. Какой гей мерзавец? Это я привёл пример, когда несовершеннолетний, когда педофилия, когда нарушение уголовного законодательства. В моей практике, чтобы гей у меня где-то офицер был, я не встречал. Не видел я.

— А если бы к вам на работу пришел устраиваться офицер и вы знали, что он гей. Не было ли бы это препятствием принять его на работу?

— А у нас нет в законодательстве такой дискриминации. Я считаю…

— В законодательстве нет. Меня интересует по факту.

— Если человек это не пропагандирует, не выпячивает это и не кричит об этом на каждом углу, потому что, на мой взгляд, личное дело каждого с кем он спит, где он спит, куда он ходит. Если это не нарушает законодательства, не вредит окружающим, то это личное дело, которое меня не касается. Я думаю, что нормальный человек не будет приходить и кричать об этом на каждом углу. Я же не прихожу на работу устраиваться: «Вы знаете, я люблю только блондинок. Или только брюнеток. Или мне нравятся женщины, которые имеют рыжий цвет волос и у них обязательно должна быть вот такая длина юбки». Если человек устраиваясь на работу об этом мне говорит — зачем? Я не могу понять. Для чего? Это дело личное каждого, его сексуальная жизнь.

— А зачем министерство выступает с заявлением «они не пройдут»?

— Я против этого заявления был. Я вам скажу сразу: я не понимаю это заявление, для чего оно было сделано.

— Я думаю это свидетельствует о высоком уровне гомофобии в центральном аппарате МВД.

— Они высказались за семейные ценности, я с этим согласен. Но моя позиция: чем больше мы об этом говорим, чем больше заявлений делаем, тем больше наоборот подымаем те вопросы, которые подымать у нас в стране не надо, потому что проблемы у нас нет. У нас нет пропаганды вот этих вопросов по телевидению. Я их не вижу. Я против пропаганды на государственном уровне. Я против пропаганды, если конкретно говорить.

— А в обществе вы вообще видите гей-пропаганду?

— Нет. Я её не вижу пропаганды этой.

Про закон о противодействии домашнему насилию 3:07

— Милиция разрабатывала закон против домашнего насилия, который до парламентских рассмотрения даже не дошел. Сопротивлялись, публично выступали некоторые депутаты, представители религиозных конфессий. И милиция «сдала назад». Сказали, что в связи с таким общественным мнением, закон дальше не будут дальше продвигать. Меня, знаете, что удивило? Что милицию интересует «общественное мнение»? Знаете, когда принимались более непопулярные законы, общественное мнение было безразлично.

— Проблемы насилия надо решать. На сегодняшний день нам не хватает некоторых вещей. Я скажу, пример приведу. Вы знаете эти примеры сами. Вы живёте в многоквартирном доме. Каждый день, если где-то поселились алкоголики, они буянят, шумят и это не решается десятилетиями. Приезжают сотрудники милиции, его забирают в милицию. Наутро возвращается. То же самое. Семейные проблемы. Я работал. Я помню этих женщин, над которыми издеваются мужья каждый день. Его забирают, через семь дней он возвращается назад, опять издевается. И так годами, до тех пор пока он её не тыркнет ножом, до тех пор пока не произойдёт какое то преступление за которое его наконец-то посадят на 10—15 лет. И тогда только эта бедная женщина свободно вздохнёт.

— Если она выживет…

— Если она выживет. Это проблема. Когда мне говорят: «полномочий у МВД достаточно…». В каких то вопросах предостаточно, в каких то… Мы привыкли жить в этой старой советской системе, где была профилактика. Помните, как раньше было при СССР? Вызвали этого мужчину на партсобрание. Что ты там творишь? И начинают его… Но это всё сейчас не работает. Какие «советы профилактики»? Я смеюсь над этими «советами профилактики». Профилактика нужна. Но самое главное, это понимание у преступника, негодяя, который издевается над своей семьёй, что он будет за это наказан. Сейчас. Не завтра, а сегодня. Женщина не должна бояться, что он вернётся через три дня домой. Поэтому здесь надо работать над законодательством, над изменением в административном кодексе. Если мы не будем этим заниматься, опять будем ходить по кругу. Опять будем ждать каких-то последствий. Вот в чём МВД хотело решить проблему. Но сам закон — я его внимательно прочитал — многие вещи не приемлимы в нашем обществе.

— Например.

— Ну, например, понятие «насилие в семье» непонятно. Кто будет определять, что такое «насилие»? Что такое «насилие над ребёнком»? Вы понимаете, что многие вещи не прописаны там так, чтобы это было понятно.

— Вы боитесь, что нельзя детей будет бить?

— Детей бить нельзя вообще. А [хотелось бы], чтобы не было злоупотребления со стороны правоохранительных органов потом. Что начнётся вмешательство в дела семьи. Понимаете? И при этом, я ещё раз повторюсь, решать проблему всё равно надо. А сейчас надо, с одной стороны, чтобы страсти поутихли, чтобы не было вот этого противостояния из-за того, чтобы в этом виде закон принимать, а с другой стороны, чтобы эта работа не заглохла.

О разводе родителей и выборе профессии 6:21

— Я когда готовилась к интервью, вспоминала вашу биографию. Ваши родители развелись, когда вам было 12 лет. Я так понимаю, что это происходило довольно трагически, поскольку было двое детей. И мать осталась с одним сыном, а ваш отец остался с вами. Вы были подростком, у вас наверняка уже начинался переходный возраст. Вы можете вспомнить, как это было?

— Знаете, вы правы безусловно. И я какой вывод сделал из этой истории? Это тяжелейший этап моей жизни. Вспоминать его даже тяжело. Но я никогда его не забуду. Конечно, развод… Развод — это страшно. Это страшно для детей. Я до сих пор вспоминаю, и мне очень тяжело. Я сознательно оставался с отцом. Помню все эти суды. Помню, как тяжело было остаться с отцом. Это было советское время. Вы прекрасно знаете, что наши суды всегда на стороне матери. Я сознательно хотел быть с отцом.

— Почему? Это кажется немного странным. Я не осуждаю вас. Но почему-то же суды принимают решение… Ну, как-то считается, что дети должны оставаться с мамой.

— Ну это неправильно. Потому что каждая семья, она индивидуальна. Всё таки детям зачастую комфортней с отцом. В том-то и дело, что у нас зачастую суды принимали решение, как практика сложилась. Мы прошли через все суды тогда с моим отцом. Что на меня повлияло? Я ценить семью стал. Я стараюсь… В каждой семье какие-то ругани бывают. Не бывает семьи, где не ругаются муж с женой. Но ругаются по-культурному. Я ж не говорю, чтобы там тарелки били. Конфликты — это нормально. Бывают конфликты в семье. Но я умею после всех этих событий. Сам пережив развод родителей, я понимаю, насколько ценна семья. Особенно для детей. Надо уметь находить какие то компромиссы. Надо уметь вовремя остановиться. Надо уметь вовремя промолчать. Уметь понимать, что самая главная ценность в семейных отношениях. Особенно для детей. Без этого — никак. И я скажу, что мы в семье тоже прошли разное. Я ошибки делал в семье. Например, когда моя жена родила, я принял решение, чтобы она не работала. Я говорю: «Не надо тебе работать. Сиди дома». Хотя она делала успешную карьеру. Очень успешную карьеру.

— В какой сфере? В банковской?

— В банковской. У меня вообще интересно получилось. Я пошел в Академию МВД вопреки воле всех своих родственников. Моя бабушка, известный банкир в Беларуси, мечтала, чтобы я пошёл в банковскую среду с учётом того, что я всегда учился на «отлично». И Академию МВД закончил с отличием, сейчас вот второе образование получил, в Академии управления по специфике. Все думали, что я пойду туда. А я сказал: «Хочу жить в казарме». Вот такой у меня юношеский максимализм. Через месяц житья в казарме я понял, что я не хочу жить в казарме.

Фото со страницы Олега Гайдукевича в фейсбуке.

— Почему?

— Я понял, что дома лучше. Я так стремился в казарму, а пришёл туда и понял, что дома жить гораздо лучше. И мамин суп не так плох, и родители, оказывается, не такие плохие. Они показались очень даже хорошими, после того как я пожил в казарме.

Я решил поступать в военное училище. У меня вся семья офицеры. Но тогда развалился СССР. Престиж армии на нуле. Зарплаты военных на нуле. Родители попросили: «Ну хочешь быть офицером — иди в Академию МВД, хотя бы». Чтобы доказать самому себе, что я могу. Это, наверное, проблема всех детей известных родителей.

Приведу второй пример. Когда я закончил Академию МВД, я пришел первый день на службу в БЭП, я никогда не забуду этот день. Начальник БЭП, он жив, его можно спросить, он подтвердит. Нас привёл преподаватель, и он говорит. Первое, что он сказал — «мне здесь не нужны краснодипломники, мне нужны сотрудники». Зашёл ко мне в кабинет где-то через полдня. «Аааа, Гайдукевич. Так я знаю, кто твой отец. Через полгода в коммерцию? Сколько ты тут проработаешь? Месяц, два, три? Полгода?» Меня так это задело. Так задело… И так всегда. Я никогда не хотел, чтобы меня воспринимали… Это проблема всех детей известных родителей. Чтобы доказать, что я могу сам.

Я и в политику сразу не пошёл, я пошёл работать. Я этому начальнику доказал. Через год я был лучшим в ГУВД. У меня диплом «лучший сотрудник ОБЭП года». Девяносто девятого. Мне вручил генерал Тарлецкий. Я до сих пор это помню. Потом меня назначили замначальника ОБЭП. Я всегда старался доказать, что я могу сам.

Семейственность в политике и династия Лукашенко 11:26

— Вам не обидно, когда говорят «Гайдукевич-младший»? Гайдукевич-младший заявил о президентских амбициях… Гайдукевич-младший выступил на российском телевидении…

— Ну Буш-младший не обижается. Поэтому и я не буду обижаться.

— Неслабые у вас ассоциации.

— Иногда мне говорят: «Вот почему вы идёте в политику? У вас отец политик. Семейственность». Начинают критиковать. Семейственность надо критиковать, где есть бюджетные деньги. Семейственность надо критиковать, где есть какая-то коррупция. В партии трижды можно быть сыном Гайдукевича. Но если у тебя нет таланта, если люди за тобой не идут — ничего не получится. Это партия. Не получится — и всё. Поэтому я не обижаюсь. Буш-младший, Буш-средний… Сейчас вон в Америке будут баллотироваться опять Клинтоны, вся родня… Политическая династия. Династия поваров. Династия в машиностроении.

— Вас не пугает династия Лукашенко? Или у нас нет такой проблемы?

— Я её пока не вижу. Меня не пугает. Если талант будет у кого-то, почему нет? Я пока не вижу к этому предпосылок. Президент сам неоднократно говорил на эту тему.

Фото с телетрансляции ctv.by, 2015 год.

— Но он с младшим сыном повсюду. Это же не случайно.

— А я не вижу тут тоже ничего такого.

— Ничего такого? Маленького ребенка брать в ООН? Кто так делает?

— А что он плохого делает, я не понимаю? Вот честно не могу понять.

Коля Лукашенко на заседании Генассамблеи ООН, 2015 год. Фото: Hanna Liubakova / Twitter

— Вы же не пришли на интервью со своей младшей дочерью.

— Она внизу. Мне некуда было её сегодня деть. Я с водителем оставил.

— Вы когда в Госдуму поехали выступать, вы же не взяли ее с собой. Правильно?

— Не взял.

— Почему?

— Я вообще не завидую сыновьям президента. Я понимаю насколько это тяжело. Вот мой отец не президент. Он просто известный человек. Человек которого знает вся страна. Фамилия известная — это всегда, помимо того что гордость, это груз.

О сестре, которая живет в Австрии, и расследовании «Викиликс», в котором фигурировала семья Гайдукевичей 14:38

— Была ли у вас возможность встречаться с матерью после развода родителей?

— Да.

— Регулярно вы встречались?

— Да, я и сейчас ее вижу периодически.

— Она приезжает? Они с братом приезжают в Беларусь?

— Видимся. Не так часто, но когда она хотела встречаться, и хочет встречаться — у меня нет ненависти какой-то. Нет каких-то таких чувств. Понимаете, что мне помогло в жизни пережить это всё? Семья моя. Когда мы стали жить уже в новой семье, меня окружили любовью. Любовь всё решает. Если тебя любят, если о тебе заботятся.

— Вы имеете в виду вторую жену отца?

— Да. Я её мамой называю. Я её и считаю матерью своёй, потому что она меня воспитала. Понимаете, окружили меня любовью— и у меня не появилось в душе какой-то ненависти, раздрая. Единственное — стал болезненно относиться к семье. Переживаю… Переживаю, чтобы у меня в семье этого не произошло. Вот за это я переживаю.

— Хочу спросить о вашей сестре, которая живет в Австрии, и имя которой фигурировало в сводках WikiLeaks. Знаете эту историю?

— Конечно. Конечно, читал. Знаете что я позвонил отцу на следующий день?

— Там о том, что через вашу сестру, как утверждалось, ваш отец мог отмывать прибыль Виктора Лукашенко от торговли оружием. И также, что у вашего отца и у Виктора Лукашенко совместные бизнес-интересы. Что Сергей Гайдукевич один из самых неприкосновенных политиков в Беларуси. Даже спецслужбам запрещено за ним следить. И наконец, там намекалось на преступный бизнес, отмывание денег, в том числе через банк, где работала жена Сергея Гайдукевича и ваша жена.

— Моя жена.

— Что вы расскажете об этом?

— Я позвонил отцу сразу. И потребовал деньги. «Где деньги, папа?» Дай хоть пару миллионов какие-то там вопросы позакрывать. Дом куплю сразу, машину хорошую. Квартир пару куплю. Я сразу деньги потребовал. Посмеялись.

После этой статьи у меня доверия к WikiLeaks, к этим вбросам… Я понял, что надо фильтровать всю информацию, которая появляется. На самом деле посмеялись. Я позвонил отцу: «Где деньги? Нужны деньги».

Моя сестра в Австрии, она там живёт и она там оказалась неспроста, а по состоянию здоровья. Не каждый климат подходит ей для жизни. Я не буду говорить какая болезнь, это не тактично. Мы много смотрели, где она сможет жить. У неё произошли проблемы после родов. Сейчас у неё прекрасное состояние, она выздоровела. При этом она всё сделала сама. Она сама поступила в Институт австрийский, сама его закончила. Сама устроилась на работу. Сама сделала карьеру.

— А чем она занимается?

— Это одна из компаний, занимается бензином австрийским, продажей стройматериалов. Какая-то одна из крупнейших компаний. Филиал находится в этом городе. И она от рядового сотрудника доросла до заместителя директора этой компании. Сама сделала карьеру, вышла замуж, родила. Часто приезжает в Беларусь. Она всю жизнь сама.

О знакомстве с женой 17:16

— Что касается моей жены, тут вообще у нас с женой интересно. Я когда познакомился, я не знал кто ее отец.

Ее отцом оказался Шухно Валентин Михайлович. Это человек, который стоял у основ оборота ценных бумаг нашей страны. Был председателем Комитета по ценным бумагам при Совете министров. Это уровень министра практически. Достаточно известный человек, который работал со всеми банками и знал руководителей всех банков.

Я этого не знал, когда познакомился. Я познакомился на дискотеке. И женился случайно. Как случайно? Любовь она всегда приходит, когда её не ждёшь. Никакого у меня желания жениться не было вообще. Мне было 22-23-24. Жил и жил. Радовался жизни, встречался с девушками. Но желания жениться у меня не было. Не возникало и всё. Работал, карьеру делал. Я думал немножко о другом.

И познакомился с женой на дискотеке. Случайно. В «Мэдисон клуб» познакомился с женой. Она приехала из Америки. Приехала на месяц. Оформить документы и навсегда уехать туда. Она проработала в Америке полтора года. И просто приехала в Минск. У нее уже всё там сложилось в Америке. Она уже работу там имела. Она уже прожила там полтора года, проработала. Она приехала за мамой своей. Она оформила документы маме, чтобы мать поехала вместе с ней работать и там остаться жить.

И представляете, чем всё закончилось? Мы познакомились. Мать её уехала через месяц, а мы поженились.

Мама до сих пор говорит: «Слушай, дочка, как это ты меня так сплавила? Обещала, что будем жить там вместе, а сейчас я живу там одна».

Она работает там в Америке. Сейчас уже возвращается жить в Беларусь. До пенсии там работала, трудилась. Моя жена ради меня бросила всё. Бросила Америку, бросила планы.

Бросила эти все вещи и осталась со мной. За это я ей благодарен.

Потом я совершил ошибку. Я ей сказал не работать. Родился первый ребёнок, потом родился второй ребёнок — и я увидел, что женщина должна работать и развиваться. Вижу, что ей тяжело. Морально тяжело. Что она хочет что-то ещё.

Я пришёл и сказал: «Маш, делай что хочешь. Займись тем, что тебе приятно. Займись тем, что даёт тебе счастье в жизни». И знаете что? Она выбрала йогу. Я говорил: «Какой из тебя преподаватель по йоге? Ты же банкир. Какая вообще йога может быть? Сколько этих студий открыто».

Мария Гайдукевич, тренер по йоге. Фото yogaplace.by.

— А вы занимаетесь йогой?

— Нет. Один раз пришёл, все надо мной посмеялись. Не моё это. Я пришёл, упал. Становлюсь, сразу на бок валюсь. Женщины смеются. И что дальше произошло? Я не верил. Но себе говорю: нравится, занимайся йогой. Она курсы закончила, она ездила в Индию. Сейчас преподаёт в лучших студиях Минска (на Зыбицкой) и открыла свою студию. Когда она открывала свою студию, я опять говорю: «Одни убытки будут». Ладно, хочешь — открывай. Вот тебе денег. Она сделала её прибыльной. Она зарабатывает деньги. И я доволен.

Я доволен, что я поверил в свою жену, в конечном итоге. Может быть, не до конца верил, что у неё получится. Но я дал ей возможность этим заниматься. Она стала счастливее. Она стала больше времени уделять себе. Это тоже важно для любой женщины, на мой взгляд. Теперь я понимаю.

И уже своим детям я никогда не буду говорить, чтобы жена сидела дома с детьми, а мужчина работал. Может быть, и такие семьи комфортно себя чувствуют. Я не против. Но всё-таки, если женщина чувствует, что ей надо развиваться, если она чувствует, что ей надо куда-то стремиться — пусть она это делает. Пусть делает и идёт вперёд.

Ожидания от следующих президентских выборов 21:05

— Ваш отец трижды, если не ошибаюсь, баллотировался в президенты.

— Да.

— Всякий раз ему власть записывала около трех процентов. На какой процент вы рассчитываете?

— Я впервые буду участвовать в выборах, поэтому мне тяжело говорить о каких-то процентах. На последних парламентских выборах, в моём округе, где я баллотировался, я набрал 19% голосов. Занял второе место. В тяжелейшем округе, где были представители всех политических сил. Люди довольно известные, я всё равно сумел. Это были первые мот выборы вообще в жизни. Хороший дебют. Второе место, 19%.

Второй момент. Президентская компания, чем она отличается от парламентских выборов. Электорат различных политических сил может пересекаться. Я бы сейчас не хотел примеряться: сколько мой отец набирал и сколько наберу я. Я другой Гайдукевич.

— А чем вы другой?

— Я сын своего отца. Несмотря на то что он меня воспитал, вложил что-то — я другой. У меня другая жизнь, другая судьба, другой характер, другие взгляды на многие вещи. Я думаю, что это все увидят. Кто-то уже, может быть, увидел.

— Ваш отец когда-то в интервью мне сказал, что в 90-е были три политика, серьезные, с харизмой. Это Лукашенко, Пазняк и Сергей Гайдукевич. Но появился Олег Гайдукевич — и он себя еще покажет. Вы согласны с тем, что в плане харизмы можете состязаться, например с Лукашенко?

— Я не люблю себя хвалить, это неправильно. Гораздо важнее слушать мнение о себе других людей. Но я вам расскажу такой момент.

Недавно я ездил открывать офис в Старых Дорогах. Старые Дороги вообще не знают, что такое «политика» на протяжении многих лет. Когда я туда приехал открывать офис, люди приходили смотреть как на какую-то диковинку. Мы там общались с людьми — они знают три политические силы. Они знают Белорусский народный фронт, потому что с 90-х годов был, и они знают фамилию Пазняка. Они не знают, кто сейчас руководит БНФ, но знают: есть БНФ. Они знают коммунистов, потому что коммунистическая партия много лет была у власти. Естественно они знают Лукашенко. И они знают ЛДП и фамилию Гайдукевич. Даже «Гайдукевич» больше, чем ЛДП. Потому что Гайдукевич участвовал во всех президентских кампаниях. На сегодняшний день узнаваемость бренда ЛДП и фамилии, она, на мой взгляд, позволяет иметь лучшие стартовые возможности для участия в выборах, чем у кого-то другого, живущего только в интернет-пространстве.

Чем Гайдукевич лучше Лукашенко 23:39

— Чым вы лучше, чем Лукашенко?

— Я бы так не сказал.

— Ну а почему бы не сказать?

— Что значит лучше или хуже? Надо по-другому говорить.

— Ваш вариант?

— Надо говорить о том, что у нас с президентом и с партией власти отличаются взгляды на ряд вопросов развития страны. На мой взгляд, все партии должны иметь свою программу, свой взгляд на те или иные вещи. И бороться за власть. Иначе партия смысла никакого не имеет.

— Вот есть человек, который говорит: «Я не знаю за кого мне голосовать. За Лукашенко или Гайдукевича». Скажите ему, чем вы лучше, чтобы он проголосовал за вас.

— Если вы хотите в стране перемен, без потрясений, если вы хотите жить лучше, то надо голосовать за ЛДП и за Гайдукевича. Или за того кандидата, которого выдвинет партия на следующем съезде. Именно за кандидата от ЛДП. Почему? Потому что наша программа она быстрее нашу страну приведёт к процветанию, чем та программа, которая на сегодняшний день есть у власти.

— Лукашенко сказал, что нужно сделать так, чтобы у людей даже альтернативы в голове не было на предстоящих выборах. Что вы об этом скажете?

— Он имел в виду, что власть и властная вертикаль должны подготовиться так, чтобы люди её поддерживали. Это нормально. Президент должен так говорить. Он должен защищать партию власти. Должен беспокоиться о том, чтобы за неё голосовали. Это нормально. Задача наша, чтобы люди видели и альтернативную точку зрения. Видели политиков, которые говорят что-то другое. Не значит, что они к чему-то призывают.

— Власть сделает так, чтобы вас не увидели.

— Я с этим не согласен. Я думаю, што нас увидят, если мы будем об этом говорить. Президентская кампания даёт прекрасные возможности для общения с людьми — это выступления по телевизору, это дебаты.

— Дебаты с кем? Лукашенко придет на дебаты к вам?

— Да не надо мне, чтобы президент был на дебатах. Ничего страшного. Люди, главное, услышат нашу программу. Чем мы отличаемся от других? У нас нет ненависти. У нас нет личного противостояния. Я считаю, что плохо, когда в политику люди приходят с чем-то личным. Обиды какие-то. У нас ряд наших оппозиционеров годами обижены. Кого-то на должность не назначили. Кого-то ещё как-то обидели. Значит, человек думает больше не о стране, а думает о себе. Как компенсировать свои эти обиды, как решить. И тогда начинаются личные эти вопросы. У нас часть оппозиции живёт ещё 96-м годом. Их обидели в 96-м и они живут этим. Они не понимают, что выросло поколение.

— А вас не обидели. Вам дали, вашей партии, несколько мест.

— Ничего нам не дали в 96-м. Но в 96-м мы были на стороне президента.

— Теперь вам дали — два представителя вашей партии в парламенте.

— Да.

— Вас не обидели.

— В политику надо приходить за результатом. Если человек 20—30 лет занимается — и нет результата… Смысл этой деятельности? Надо идти и достигать результата.

Три ошибки Лукашенко как президента 26:26

— Вы хотя бы раз критиковали Лукашенко открыто?

— Конечно.

— Назовите мне три фактора, три наблюдения, ошибки Лукашенко как президента.

— Самая главная вещь, которую должен на мой взгляд делать президент. Первое — президенту мы должны быть благодарны…

— Я не о благодарности. Три недостатка

— А с этого надо начинать. Надо начинать по одной простой причине. Чтобы понимать, то что я дальше скажу.

— Это «техника бутерброда». Одобрим, покритикуем, одобрим. Чтобы не было проблем.

— Наша партия отличается тем… Позиция моя такая. Мы должны власть хвалить там, где надо хвалить и ругать там, где надо ругать.

— Вы уже достаточно ее похвалили. Давайте скажем о недостатках.

— Президент сохранил страну. Если бы не Лукашенко в 1996 году, если бы победил Верховный совет (это моё убеждение)… Я знаю всех — Шарецкого, всех кто там сидел. Они не думали о стране. Они думали только о собственных задницах и собственных политических амбициях. Если бы на тот момент президент не победил — страны бы не было. Самое главное пожелание президенту, самое главное пожелание — то, что мы будем критиковать, это то, что надо развивать политическую систему страны. Мы говорим об экономике много. Мы говорим, что надо реформы проводить, поддерживать бизнес. Но без развития политических институтов это влечёт риски за собой. Мы это видим сейчас и в регионах, и в центре. Надо развивать политическую систему.

— А как вы планируете развивать бизнес, когда вот сегодня может прийти ГУБОП и может задержать тебя по надуманным причинам?

— Абсолютно согласен. Слава богу об этом стали говорить уже и в правительстве. И вице-премьер об этом говорит. И премьер об этом говорит.

— Я не вижу, чтобы что-то менялось.

— Сейчас, я знаю, рассматривается вопрос, о котором мы говорили неоднократно. О изменениях в законодательстве, о декриминализации ряда статей Уголовного кодекса.

— Олег, вы смотрели последнее выступление Лукашенко по строительству?.. Задержите всех, наденьте наручники — и будем потом разбираться… У нас не работает правоохранительная система. У нас не работает судебная система, если президент приказывал там кого-то задержать.

— Подождите. Значит, в чём вы не правы… Смотрите. Если мы говорим о бюджетных деньгах, то должна быть беспощадная борьба с коррупцией. Никакой жалости быть не должно. Здесь я с президентом согласен. Если мы говорим о частном бизнесе, то там не должно быть никаких уголовных дел. У предпринимателя может быть два преступления всего, а может и одно. Вывод денег за рубеж. И второе преступление — если он украл бюджетные деньги. Два преступления и безжалостное наказание. Если ты вывел деньги из страны и если ты притронулся к бюджетным деньгам. Здесь мы с государством, с правоохранительными органами согласны. Бюджетные деньги — это ваши деньги. Это мои деньги, это деньги наших граждан. Если их воруют, за это надо привлекать. Момент, который я категорически не поддержу, который мы категорически будем критиковать, это деньги бизнеса. Не лезьте туда вообще. Пусть он нарушает налоговое законодательство, пусть инструкции нарушил налоговой инспекции и ещё каких-то ведомств. Это деньги частные. Там не должно быть никакого Уголовного кодекса. Там не должны люди сидеть в СИЗО, люди не должны задерживаться. Люди не должны бояться. Я здесь с вами согласен. Мы будем жёстко это критиковать. Не боялись мы этого никогда. И когда кто-то говорит, что мы боимся критиковать, поверьте мне: всё, что с этим связано, я буду критиковать жесточайшим образом. Не стесняясь ни в выражениях, ни в каких-то вещах. Потому что на сегодняшний день есть главная вещь: государство не в состоянии обеспечить всех нас рабочими местами. Это правда. Это невозможно в современных условиях. Поэтому мы должны создать условия такие, чтобы люди могли зарабатывать сами. Если этого не понимают чиновник — они этого не понимают — об этом надо говорить, кричать на президентской кампании, на парламентских выборах. Приходить в парламент, менять эти вопросы. Об этом надо говорить. Иначе скоро проверять будет некого, если мы не будем этим заниматься. Бизнес надо поддержать.

— Коррупционеров надо досрочно выпускать?

— Нет. Не надо. Я был против этого всегда. Когда кого-то выпускают досрочно, я не вижу смысла. Если это предприниматель, который с бюджетными деньгами связался и выплатил там в три раза больше, я согласен. Если это чиновник — он должен сидеть до конца. Никакой жалости быть не должно.

— А зачем Лукашенко их выпускает?

— Не знаю. Я же не президент страны. Мы считаем, что так быть не должно. Я считаю, что чиновники должны сидеть максимально. Максимальное наказание получать безжалостно. И даже ужесточать можно. С этим я полностью согласен. Выпускать досрочно их нельзя. Я против.

О Площади-2010, массовых задержаниях и белорусских политиках 31:15

— Как прошел ваш день 19 декабря 2010 году? Помните?

— Помню. 19 декабря я был в усилении.

— Меня интересует, знаете, что? Такие моменты в вашей милицейской карьере бывали часто. Каждый год 25 марта… Наверное, 26 апреля — «Чернобыльский шлях»… Что чувствуешь в такие моменты? Когда знаешь, что нужно будет выходить и быть против своего народа.

— Я вас разочарую. Ничего я не чувствовал, потому что я этим не занимался. Надо же говорить о моей карьере. Я никогда не работал в милиции общественной безопасности. Никогда. Ни одного дня. Я всю жизнь проработал в ОБЭП. Начал с оперуполномоченного ОБЭП. Обслуживал Фрунзенский район. После этого через год стал лучшим по профессии. После этого меня забрали в отдел тяжких экономических преступлений ГУВД Мингорисполкома.

— Извините! У нас 25 марта людей задерживали люди из наркоконтроля.

— Я не знаю. Я про себя рассказываю. Когда я работал в БЭП города, меня не задействовали.

— На «молчаливых акциях» вы участвовали.

— Дойдём до этого. Я по порядку расскажу. Чтобы была понятнее вся моя судьба. После этого я работал замначальника ОБЭП, после этого начальником ОБЭП, после этого начальником криминальной милиции. После этого я стал начальником РОВД — самым молодым в истории ГУВД Мингорисполкома. За эти вопросы отвечает милиция общественной безопасности города. Сотрудники районных управлений, они задействуются только в тех случаях, когда в этом есть какая-то сверхнеобходимость. Я удивлён, что сотрудники наркоконтроля где-то там участвовали. Сам непосредственно, я никогда в жизни не участвовал в каких-то митингах. Я был оперативником. Оперативным сотрудником. Это немножко другое. ОБЭП вообще отличается от всех служб МВД. Охраной общественного порядка занималась милиция общественной безопасности. В 2010 году я не задействовался вообще никуда, потому что, насколько я знаю, организацию работы вело ГУВД и специальные подразделения.

— Вы просто сидели дома?

— Не дома. Я был в кабинете. Было усиление. День выборов был и милиция всегда находится в усилении. Я не буду тут стесняться и пытаться сделать из себя человека, который вроде работал в милиции, а ходил такой беленький и пушистый и ни в чём не участвовал. Я такой вид делать не буду. Если говорить о 2010-м, о моём мнении, я скажу так. Виноваты политики, во-первых, которые повели людей непонятно куда и непонятно зачем. Второе. Если говорить о работе МВД, ну посмотрите, что творится в Европе при разгоне митингов несанкционированных. Посмотрите, что творится. У нас этого в принципе не было никогда. И всё-таки основная вина, на мой взгляд, на тех политиках, которые непонятно чего хотели. Я когда смотрел телевизор, их выступления, я не понимал, чего они хотят, куда они ведут людей. Неужели из них кто-то верил, что он набрал процент какой-то на президентских выборах?

— Это повод всех задержать, пока они еще являлись кандидатами, кстати?

— Не надо было давать кандидатские карточки этим людям, а потом вот так с ними разбираться.

— Милиция адекватно себя вела?

— В десятом году? На мой взгляд, в рамках.

— Не стыдно вам было за сотни задержанных, избитых?

— А что творится на других митингах? Что значит «стыдно не стыдно»? Люди пришли на площадь. Политики их повели нарушать общественный порядок. Били стёкла. Я видел, что там творилось. Милиция навела порядок. В чём виновата милиция? У нас всегда любят делать крайними спецслужбы. Крайними делать правоохранительные органы. Задача правоохранительных органов — не допустить кровопролития. Не допустить смертей. Не допустить того, чтоб погибшие были…

Никто не погиб. Кровопролития не было. Того кровопролития, которое б могло там быть. Не было погибших. Раскол страны мог произойти. Это задача правоохранительных органов. Их задача сохранить людей. Они сохранили. Вопрос в другом… Что кого-то, может, и не надо было привлекать тогда к ответственности. Я б привлёк только политиков. Всех простых людей я бы отпустил. Надо было площадь очистить, но зачем привлекать к административной ответственности людей, которые не имеют отношения к политической деятельности?

— Почему же к административной? И к уголовной привлекали.

— Мы первыми, наша партия, обратились к президенту после 2010 года — я тогда ещё работал в ГУВД — о том, чтобы амнистию провести и всех отпустить. Не привлекать. Зачем? Это для имиджа страны плохо. Для чего надо было сажать? Мы считали и говорили, что не надо было этим заниматься. Мы первыми обратились, чтобы всех отпустили — всех отпустили и забыли. Они же этого и хотели. Санников шёл на выборы для того, чтобы уехать в Лондон. Он прекрасно устроился. Ну приезжайте сейчас, Санников. Кто вас тронет?

— Вы считаете: то, что с ним произошло в тюрьме, он такого хотел?

— Нет.

— Вы видели, как он выглядел? Это было нормально?

— Нет, не нормально. Его надо было отпустить сразу. Но свою цель, которую он ставил, уехать в Лондон, жить там на пособие… Он же не стремится к политической деятельности. Он живёт спокойно.

— Знаете, почему он не стремится? Потому что это было поставлено одним из условий его освобождения.

— Ну, пусть приезжает. Я не верю в это. Я убеждён, что человек стремился к этому. Что значит — уезжай и не возвращайся? Я в это не верю! Я знал, что они не могли победить. Я знал, что они не рассчитывают на победу. Вы поймите, что некоторые политики всю жизнь занимались только одним. Зарабатыванием денег на политической деятельности. Почему я говорю об этом в открытую. Профессии нет у людей.

— У Санникова не было профессии?

— У Санникова была. Я сейчас не про Санникова. Биография — закончил институт и раздаю флажки, стою на площади. Всю жизнь. Это профессия? Профессия — журналист, как у вас. Профессия — чиновник. Профессия — музыкант. Профессия —парикмахер, милиционер. Кто угодно.

— Вы же понимаете, почему произошло так, что зачищено полностью всё политическое поле. Власть 20 лет делала всё, чтобы люди не шли в политику.

— В этом виновата не только власть.

— Ну извините, если репрессии существуют, то как мы можем обвинять людей, которые хотят что-то сделать и боятся.

— Давайте вернёмся в 96-й год. Если бы тогда Верховный совет себя повёл немножко по-другому…

— Сейчас, извините, 2018-й.

— Они все остались с 96-го года. Все политики, начиная с Лебедько, они так и сидят обиженные. С того времени сидят и занимаются тем же самым.

День, когда Гайдукевич проиграл на парламентских выборах 2016 года 38:15

— Скажите, когда были парламентские выборы 2016 года, вы были сильно уверены в своей победе? В день, когда вы поняли, что вы проиграли, что вы почувствовали?

— Разочарование конечно. Что я буду скрывать? Что я обрадовался? В 12 часов ночи я сидел, ждал результатов выборов и был уверен, что я побежу по голосам. Могу победить. И я разочаровался. Конечно мне это было неприятно. Проигрывать всегда неприятно. Потом я стал адекватно оценивать ситуацию. Я сказал: «19 %, первые выборы — нормально». Я мужчина и лидер. Я считаю, что нету смысла…

— Как это выглядело? Вы позвонили отцу? Вы встретились, выпили коньяку. Что вы делали, мне интересно. Что человек делает, выиграв, я приблизительно представляю. Это праздник. Это сбор своего штаба …

— Скажу честно. Переключил телевизор с политических новостей, шла, по-моему, «Полицейская академия». Лёг смотреть, заснул поздно. Часа в три ночи. Всё равно в голове крутилась ситуация по выборам. Разочарование было. Безусловно. И скрывать, что я обрадовался от того, что проиграл… Меня это абсолютно не радовало.

— Как вы могли считать, что можете выиграть, если с вами [по округу] шел бывший посол?

— Потому что в парламенте я нужнее, чем Воронецкий.

— Сколько вы зарабатываете?

— На сегодняшний день я зарабатываю около тысячи долларов в месяц.

— Представим страшное. Беларусь стала субъектом Российской Федерации. Ваши действия?

— Это невозможно. Я в это не верю. 99% белорусов хотят жить в суверенной стране.

— Нам говорили, что аннексия Крыма невозможна. Сегодня мы имеем что имеем.

— Аннексия Крыма — это вина украинских политиков. Мы не должны допустить этого. Никто на не угрожает ни с запада, ни с востока. Никто нам не угрожает.

— В случае если Беларусь станет субъектом Российской Федерации — я тоже этого очень не хочу — вы пойдете в партизаны и будете отстаивать независимость или станете функционером этой новой страны?

— Мы не будем никогда субъектом Российской Федерации, я вам это обещаю. Никогда. Запомните мои слова. Это невозможно. И этого не будет, в том числе благодаря мне. Я этот вариант даже не буду рассматривать. Даже говорить не буду. Этого не будет. Ни-ког-да!

— Вы можете себе представить Беларусь без Лукашенко?

— Да.

— Какая она?

— Партийные списки, выборы по партийным спискам.

— Нет. Меня не это интересует. Меня интересует, как это будет выглядеть. Разруха у нас сразу начнется? процветающая страна?

— Я считаю, что мы сохраним всё лучшее, что было за эти годы. А много сделано! Мы объединим ещё больше белорусов. Мы уже стали нацией. Кто бы что ни говорил, но белорусы уже нация. И мы должны дальше продолжать объединять её как нацию. Мы никогда не будем хаять то прошлое, что было и при Лукашенко, и до Лукашенко, и до Советского Союза. Мы будем ценить всё: и этот этап истории, и прошлый.

— Жить люди будут лучше? В экономическом плане.

— Мы должны сделать так, чтобы люди жили лучше. Сказать, что люди будут жить лучше, мы не можем. Для этого надо что-то делать. Мы делаем недостаточно, для того чтобы люди жили лучше. Если будем делать реальные шаги в политике, в экономике, чтобы люди жили лучше, значит, будем жить лучше.

— Если не Лукашенко, то кто?

— ЛДП. Даже, если не Гайдукевич, то представители партии. Других сил нет. На мой взгляд, если не будет Лукашенко, будем мы.

— Спасибо за беседу.

— Спасибо.