Сказать по правде, это меня смущает и в школе. Как только поднимаешь на педсовете среди коллег острый вопрос или пытаешься оспорить очередной приказ — единственным аргументом слышишь: «Вы здесь на государственной службе, а не в частном заведении. Если что не нравится — увольняйтесь, а если работаете — то работайте по правилам, составленным для вас теми, кто принимал вас на работу».
Но, дорогие мои. Тот, кто составляет для меня правила, может ошибаться. Более того: он может ошибаться сильно. Не мой ли прямой долг — реагировать на это? Какая позиция честнее: молчать и грызть ногти, бросить детей и уклониться от своего профессионального призвания — либо пытаться что-то изменить? По крайней мере — инициировать обсуждение?
Не понимаю, почему нас настолько пугают замечания, недовольство чем-то, протесты или поднятые вопросы. Это же как температура на градуснике: поднимается — значит где-то что-то сломалось. Посмотри. Подкрути. Объясни. Подискутируй.
Иначе что же тогда будет? Не нравится тебе организация — увольняйся. Не нравится привычка мужа разбрасывать носки — разводись. Не нравится, как обошлись с культурной ценностью — уезжай из страны. Не нравится жизнь — прыгай с крыши. А как менять жизнь к лучшему, если не изнутри?
Меня до боли беспокоит ситуация с Павлом Северинцем и ПЕНом — настолько же беспокоят и многие вопросы на школьных педсоветах. И хлопнуть дверью и уйти я здесь не могу. Из ПЕНа — потому что в нем и не состою. От Павла — потому что он мне брат.
Читайте также:
Павла Северинца исключили из ПЕН-центра за неуплату взносов. А он обвиняет организацию в гей-пропаганде
Поддерживаю ли я его позицию относительно ЛГБТ? Категорически — нет. Поддерживаю ли я — просто как сторонний наблюдатель — решение ПЕНа исключить Павла из организации за протестную неуплату взносов? Категорически — нет.
Но я вижу, как можно было бы отреагировать на этот спор. Например, направить его взносы на то, что не противоречит его религиозным взглядам. Или, например, обсудить на Раде спорный вопрос и выяснить, какой выход видит для себя писатель. Или, например, поставить вопрос на голосование на съезде. Предусмотреть в Уставе механизмы решения спорных вопросов.
И, наконец, подумать: а что не так? Что не так с дискурсом ЛГБТ, если он вызывает такое сопротивление? Почему вместо спокойной, методичной работы возникают скандалы и растет градус обсуждения в нашем и без того гомофобном обществе? Может, надо что-то делать несколько иначе? Может, надо подумать, как работать с этой темой конструктивнее?
В негибких гомофобных головах тема ЛГБТ, как она подается, выглядит борьбой за право на секс. Это заложено с терминологии «гомосексуальности», это идет красной нитью через посвященные этому вопросу художественные тексты. Поэтому гомофобные люди в своих накаленных страстями аргументах апеллируют к морали и человечности, кричат о бездуховности и соответственно сравнивают отношения гомосексуальных людей с извращениями.
Но дискурс ЛГБТ — это не право на один только секс. Это право на любовь. Я много разговаривала с гомофобными людьми. Вы удивитесь, но многие из них не понимают, что нетрадиционная сексуальная ориентация — это не про сексуальное удовлетворение в первую очередь. Это о любви.
Это про человеческое право любить и быть любимым. Это о том, что у каждого из нас любовь — величайшая ценность человеческой жизни — запускается целым комплексом химических реакций, которые не зависят ни от наших сознательных устремлений, ни тем более от агитации и пропаганды. Просто у кого-то бабочки в животе и счастливое нытье в коленках срабатывают в отношении человека другого гендера, а у кого-то — одного с ним.
Можно ли лишать человека права на любовь? Нет. Можно ли решить проблему гомосексуальности через сексуальное воздержание и прочие эпитимии, придуманные христианской идеологией? Нет. Никто не может запретить человеку любить.
Ты можешь не принимать гомосексуальности — для себя. Это твое право. Но ты не можешь запретить ее другим — это их право. Ты имеешь право не финансировать определенную пропаганду. Это твое право.
Ты имеешь право быть услышанным. Это — тоже твое право. Ты имеешь право услышать других. В спокойной, серьезной, конструктивной беседе. ПЕН защищает права человека. Он не защищает свой статус или свой бюджет. Это вторично. Он защищает права. В том числе — право человека ошибиться. И право задавать вопросы.
