Иллюстративное фото Надежды Бужан.
Вышел из подъезда своего дома в Парафьяново в 9 утра. Иду по по шоссе в направлении Докшиц, смотрю на припорошенные снегом елки вдоль дороги. За местечком вижу на поле лисицу. Она стояла, увидела меня — и рванулась бежать.
В Минске из своей квартиры я выходил с большей радостью, чем здесь. Там — друзья, знакомые, интересные собеседники. Однако спустя время теряется смысл пребывания в Минске. Постоянное получение гостеприимства, внимания, новых знаний и впечатлений надоедает. И меня тянет в провинцию, где я могу что-то и отдать — родным и землякам. И вот я встал утром и бреду по шоссе, надеясь поймать попутную машину.
В километре за деревней Свирки, в трех километрах от Парафьяново, останавливается машина.
В Глубокое еду, потому что сильно просил корреспондент телевидения, чтобы приехал записаться. Звоню и говорю: «Спыніў машыну, чалавек едзе на вуліцу Радзівілаўскую, на аўтастанцыі буду каля дзясятай сорак».
«Вы разговариваете по-белорусски… Сейчас мало кто говорит по-белорусски… Большинство на трасянке — русском и белорусском, не разберешься», — говорит мне водитель.
На автостанции захожу в буфет, покупаю чебурек. «Вы чисто по-белорусски разговариваете…» — говорит мне продавщица. Получаю чебурек, говорю «дзякуй» — продавщица улыбается мне.
С 10:30 до 14:20 выехать автобусом в Докшицы невозможно. Местные транспортники упорно возят в праздничные дни по расписанию рабочего дня. А под Витебском, Минском на праздники пригородные автобусы ходят по расписанию воскресенья. Поезда на БЖД — тоже. Автопарки же в Докшицах и Глубоком и местные райисполкомы не дают возможности людям на праздник проведать родных в дальних деревнях — «экономически нецелесообразно».
Выхожу на развязку на окраине города. Через двадцать две минуты останавливается машина, следующая в Докшицы. Рядом с водителем — красивая светловолосая молодая женщина. Поворачивается ко мне:
— Вас случайно не Костя зовут?
— Я.
— Я вас по интернету знаю. Вы много на белорусском языке пишете…
Если бы люди, которые с симпатией относятся к белорусскому языку, заговорили по-белорусски — по-белорусски говорила бы половина населения. А остальные, глядя на них, перешли бы на белорусский.
* * *
В Докшицах иду в гости к отцу. Он сегодня отмечает Рождество. После строгого, по православным канонам, поста, на столе появилась и колбаса, и голубцы. Разговариваем, потом показываю ему на ноутбуке передачи о Глубоком с моим участием.
— Это ж как надо было эти храмы строить! И такие высокие, и красивые, и всё без техники… Сейчас так не построили бы, — говорит отец.
От отца иду в баптистскую церковь. Алёна, прихожанка церкви, пригласила меня посмотреть рождественскую сценку, которую поставили дети и взрослые. Сценка получилась отличная — насколько она может получиться в маленькой провинциальной церкви, которая вложила массу времени и сил в репетиции, декорации, костюмы.
Сценку можно было бы смело показать и в доме культуры, и в школе. Но кто пустит баптистов в школу или клуб в «православном» государстве, где православные учителя и работники культуры дают право выступать лишь своей конфессии, а остальные конфессии не хотят видеть…
Алёна рассказывает, что недавно умер один человек в Докшицах. Умер рано, пил водку. «Он хотел ходить в церковь, но жена не разрешила: сказала, пусть лучше пьет, чем будет баптистом».
Темные, несчастные люди!
На автостанции покупаю билет на автобус до Крулевщины. Автобус, в статусе скоростного, на который продают билеты по повышенной цене, преодолевает участок дороги в двадцать километров за тридцать пять минут. Вечером, уже в сумерках, иду по родной улице в дом, где я вырос, где живет мать. Улица скользкая и неровная, справа — два железнодорожных пути, горят красным входные светофоры. Вот здесь, у 556 километра от станции Бологое я и вырос.
Захожу в дом. Достаю и кладу на стол суши из супермаркета «Санта», который недавно открылся в Докшицах, — решил угостить мать японскими деликатесами. Достаю из рюкзака небольшой подарок — календарь «Зорны час» с фотографиями Виктора Малыщица и последний номер «Нашай гісторыі». Выпили по чашке зеленого чая. Мать говорит, что утром прочитала своим православным подругам рождественское поздравление, которое я опубликовал в «Одноклассниках», и им очень понравилось.
Зашел в спальню. Присел, посмотрел в окно, через которое всё свое детство смотрел на окружающий мир. Темно. Несколько яблонь в саду. Железная дорога. Из трубы кочегарки в железнодорожном лесничестве тянется дым. Из этого окна я когда-то смотрел на поезда, считал вагоны, записывал номера тепловозов. Отсюда начинался мой интерес к миру. А сегодня этот вид из окна показался мне скучным.
Прощаюсь с матерью, выхожу из дома. Перехожу железную дорогу, иду по насыпи бывшего вытяжного пути. Под ногами прошлогодняя трава и остатки снега. Красным горят входные светофоры, синим — маневровые около переезда. Вдали — красные карликовые светофоры. Словно рождественская гирлянда, эта россыпь огней крупной железнодорожной станции. Лицо обжигает влажный ветер, под ногами мокро, и какая-то грусть на душе.
Прихожу на вокзал, и прошу в кассе билет на сегодня, на поезд №641, один плацкартный до Парафьяново.
07.01.2020, Парафьяново — Глубокое — Докшицы — Крулевщина — Парафьяново.
