Пока внимание общественности приковано к работе медиков в условиях пандемии, руководитель одной из районных служб скорой помощи связался с «Нашей Нивой» через телеграм и рассказал о реалиях своей работы.
Врач хочет привлечь внимание к проблемам этой сферы, чтобы дать импульс их решению.
Мы публикуем его слова в формате монолога.
В чем главная проблема скорой?
Служба скорой помощи в Беларуси подчиняется территориальным медицинским учреждениям, если не брать город Минск.
Вот тут, я считаю, у нас и начинаются все проблемы. В среднестатистическом районе скорая помощь — это подразделение районной больницы.
Почему это плохо? Около 70% вызовов у нас — те, на которые скорая не должна выезжать вообще: это головная боль, некритическое повышение артериального давления, другие не угрожающие жизни состояния.
Есть люди, которые в течение нескольких лет каждый день вызывают себе скорую, чтобы сделать укол, «чтобы не болела голова». Бывают вызовы, когда у человека что-то не там зачесалось, я не шучу.
Скорая, по сути, подменяет работу поликлиник и участковой службы, которую они не могут выполнить по своим организационным причинам.
Наш главный плановый показатель — это количество вызовов на тысячу населения в год, от него зависят премии и так далее.
И реальное количество вызовов примерно в 2-2,5 раза выше, чем доводится планом.
Если показать реальное количество выездов, то окажется, что территориальная медицинская служба здравоохранения не работает, поэтому нас вынуждают идти на различные ухищрения, чтобы скрыть это: да, дневные вызовы записываются отдельно и не включаются в итоговую статистику, они идут как неотложные вызовы, которые якобы обслуживают поликлинические работники.
Руководителю районной или городской больницы выгодно такое положение вещей: по бумагам получается, что выполнено больше работы за меньший бюджет, поэтому он эффективный менеджер. Хотя и я, и он знаем, кто работал на самом деле.
И те деньги, которые территориальная медицина тратит на скорую помощь! Руководители слабо представляют себе потребности, финансирование идет не совсем так, как хотелось бы, хотя в стране уже есть примеры, когда деньги идут без третьих рук напрямую из областного бюджета.
А главный врач, как правило, в первую очередь обращает внимание на ту сферу, из которой сам вышел: хирург — на хирургию, терапевт — на терапевтов и так далее.
Общий принцип управления в том, чтобы тушить пожары — обращать на что-то внимание и решать только тогда, когда оно загорелось. А в скорой, кажется, не горит — техническая укомплектованность нормальная, но не на уровне возможностей 2020 года. Поэтому деньги на все надо выпрашивать.
Районная привязка делает невозможной оптимизацию вычетов. Это сказки, что если вам станет плохо на краю одного района, к вам приедет бригада из соседнего — на практике такое бывает крайне редко и связано с теплыми взаимоотношениями между руководителями больниц.
И здесь не надо изобретать велосипед или крутить колеса в другую сторону, достаточно взглянуть, как все организовано хотя бы у прибалтов, и упразднить территориальных принцип подчинения.
Зарплаты и быт
Посмотрите на пожарных. Увидите ли вы, чтобы там люди были в разной форме или приезжали в своем? Риторически.
У нас же такое постоянно — у кого-то брюки форменные, у кого-то свои, кто-то в красном, кто-то в синем, рубашки у всех свои, по крайней мере у нас.
Это результаты непрямого финансирования и тактики тушения пожаров, я считаю.
Зарплата молодого фельдшера, который уже не имеет статуса молодого специалиста — 600 рублей чистыми на ставку.
Этого мало, да и людей всегда не хватает — больничные, отпуска. Поэтому все работают на полторы, две ставки.
Полторы — это 800 рублей чистыми, но очень много работы.
Водитель зарабатывает приблизительно на 100 рублей меньше.
Конечно, фельдшерам обидно, они на работе днями и ночами, а получают меньше медсестры в реанимации.
У врачей будет 750 рублей на руки на ставку, у заведующего скорой — 1000 рублей чистыми.
Люди уходят по двум причинам — или на пенсию, или из-за денег и быта. В скорой помощи, как правило, работают фанаты, которые готовы отказываться от лучших предложений.
Например, зарплата кассира в ритейле больше зарплаты санитарки в скорой, к тому же еще и отдыхаешь ночью. Фельдшеру выгоднее пойти в здравпункт на предприятие, водителю — в дальнобойщики.
Но до какого-то момента не идут. Или не уходят совсем и работают, низкий им поклон за это.
Молодежь сталкивается с проблемой жилья. У Минздрава нет своих общежитий, по крайней мере у нас.
Я хожу по другим организациях и выпрашиваю комнатенку в общежитии. Но приходит момент, когда человек больше не хочет жить в комнате, а хочет в квартире. И ему эту квартиру нужно покупать, на это нужны деньги — он уходит работать в другое место.
Большая проблема также — профессиональное выгорание. Это когда при увеличении интенсивности работы падает ее качество.
Ситуация такова: уже к середине года в среднем районе те 900 часов, которые можно работать сверх ставки, уже выработаны. Пишутся приказы, выдумываются уловки, чтобы это обойти юридически.
Люди мало бывают дома и там только отсыпаются, организовать отдых на работе нет возможности — не идет и речи о каких-то зонах отдыха с игровой приставкой или теннисным столом, так как всегда есть куда вложить деньги, если они есть.
Как выгорание проявляется на практике? Из того, что наблюдал я… Даже самый компетентный человек в каких-то ситуациях, в которых он прекрасно знает, как действовать, поступает неправильно и потом сам не может это объяснить: «Я не знаю, переклин какой-то», — говорит.
И ты его даже не накажешь, ведь ясно, от чего это. Тогда его нужно просто на отдых отправлять.
У руководящего состава выгорание проявляется в каком-то маниакальным понимании работы: отдача миллиарда непонятных приказов и формальное понимание обязанностей.
Подготовка сотрудников
Придерживаюсь мнения, что в наших университетах кафедр экстренной помощи как таковых нет. Может быть, где-то есть, но в нашем областном университете нет.
В моем идеальном понимании любой выпускник должен уметь оказывать экстренную помощь при угрожающих состояниях. Но большинство наших хирургов и терапевтов экстренную помощь оказывать не умеет — это то что я видел.
Но это наши внутренние претензии. Если смотреть шире — наше население не понимает абсолютно ничего в своем здоровье, а первая помощь всегда оказывается тем человеком, который оказался рядом.
И не только помощь. Люди элементарно не знают, когда нужно вызвать скорую, а когда — открыть аптечку. Когда нужно самому лететь в больницу, а когда — достаточно завтра пойти в поликлинику.
Поэтому я бы как-то учил людей, устраивал даже принудительные курсы на предприятиях, курсы в школах — чтобы люди сами знали, как себя вести. Не один раз показать, как надавливать на грудь, а закрепить эти знания, ясно и точно, так чтобы люди могли спасти тех многих, кого не успеваем спасти мы.
И с нашим объемом рутинных выездов, как мне кажется, у врачей и фельдшеров теряется навык действий в критических ситуациях. Одно дело, когда ты приехал на понос к какому-нибудь потребительскому террористу, и другое — реальная беда: кровь, мясо, когда нужно действовать быстро и безошибочно.
Такое распыление функций скорой помощи может быть опасно в случае столкновения с действительно шоковой и масштабной ситуацией.
