«Пул первого»
Писатель Виктор Мартинович размышляет на budzma.by о резонансной субботней встрече в КГБ и ее последствиях.
Нашему образу мыслей этой осенью подбрасывают всё новые испытания. Тяжело было осмыслить тайную инаугурацию, не имевшую аналогов в истории, но «диалог», начатый в СИЗО с целью «обсуждения новой Конституции», которую «не пишут на улицах», — еще больший в своей неповторимости сюр.
Хотя бы потому, что с этой идеей пришли к людям, которые совсем-то и не собираются обсуждать конституцию и считают, что должны пройти новые выборы.
Я не думаю, что «диалог» в СИЗО — это проявление силы или дальновидности, и могу заверить своих читателей в том, что точно таким же этот «диалог» восприняли «ябатьки», ведь их науськивали считать задержанных по политическому делу «врагами», а любое согласование позиций с «врагами», к тому же как бы нейтрализованными и даже находящимися в СИЗО, — это признак шаткости и неуверенности того, кто в это СИЗО приволокся.
Более того, я не могу исключать, что воскресная волна насилия была своеобразным ответом силовому блоку на идею какого бы то ни было диалога, поскольку теперь, после зрелища, как брата Домрачевой таскают по земле будто это мешок с картошкой и избивают до крови и синяков, исчезает любая возможность диалога.
«Перевернуть эту страницу» уже не получится, ибо так после объявления начала диалога не поступают.
Силовой блок толкает систему к сворачиванию даже попыток прийти к согласию, а любой представитель Координационного совета, который после этого зрелища сядет «дорабатывать» Конституцию в рабочей группе Белорусского народного собрания, разделит ответственность за то, чем сопровождался «диалог».
К тому же я полностью исключаю, что идея выезда в СИЗО пришла системе изнутри, а не извне. Политзаключенные в Беларуси появлялись после каждых выборов, но ни к Санникову, ни к Козулину, ни к Статкевичу с Некляевым президент в СИЗО КГБ не приезжал. И это естественно — игнорировать само существование людей, жизнь которых искалечила разнузданная реакция на попытку участия в выборах.
И поскольку массовые протесты власть продолжает игнорировать, здесь что-то изменилось именно извне, и я не могу исключать, что «тюремный диалог» стал результатом давления с востока.
Вы наверняка слышали о предполагаемой повестке дня в отношениях Минска и Москвы — там подталкивают к предстоящим новым выборам, под которые должна быть создана какая-то партия, ее возможные названия уже озвучены. И якобы на это Кремлем отпущены лишь 6 месяцев. И тот факт, что Минск не освобождает потенциальных лидеров этой партии, может крайне нервировать Москву.
Заметьте, кстати, что Лавров и Песков критикуют Тихановскую, но молчанием окружена их позиция по Бабарико и членам его команды.
И когда Москва давит — а инструментов такого давления у Путина хватает — Минску приходится делать хоть что-то, чтобы имитировать энтузиазм. Очевидно, что выпускать Тихановского, Бабарико и Колесникову несломленными очень опасно. Ну так можно хотя бы с ними «провести диалог». За решеткой, ага.
При этом я абсолютно уверен, что на такой «диалог из-под виселицы» (так назывались переданные на волю перед казнью письма Кастуся Калиновского) не «купится» не только Европа, но и Кремль. Очевидно, что это совсем не то, чего ждали от Минска.
И в исполнении «мягких пожеланий» старших товарищей приближается тот предел, после которого придется то ли полностью терять образ сильного и непобедимого лидера, то ли упираться рогом и готовиться к железному занавесу не только с запада, но и с востока.
Ведь как думала это сделать система? Поболтать о чем-нибудь с заключенными, выхватить хотя бы 10 минут дружелюбной части разговора, без крика и язвительного смеха тех, кому «предлагают диалог», широко показать это по ТВ, чтобы услышали восточные партнеры, а потом провести «изменения в Конституцию» на декабрьском «Всебелорусском собрании» и в январе наделить нынешнюю палату правом избирать президента, в полной уверенности, что президент при этом не сменится?
Что получается на выходе? За пять часов «диалога» не удалось вычленить даже трех минут, которые годились бы для симуляционной «картинки». Всё, что нам показали, — 30 секунд монолога, при том, что лиц тех, кому адресован монолог, не видно.
Из всех задержанных освобождены только двое, и если даже Юрий Воскресенский сейчас начнет «от имени Бабарико» что-то там возглавлять, люди с улиц не уйдут, да и Кремлю от этого приятно не сделается.
Вот и вышло, что «тюремный диалог « — явное поражение, а воскресное насилие — жирная точка, замыкающая этот нелепый абзац истории.
