«Я была в шоке, когда это увидела. Я об этом слышала, но увидеть, что в тот момент было, — для меня ужас. Ася очень перепугана, глаза огромные, и эта отметина на лбу… Для меня, как для мамы, представить, что она в тот момент испытывала, — крайний ужас. Какие мысли у нее в голове были, мне даже страшно представить… Я пересматривать не смогла.
Это было задержание студенческого марша, когда ее осудили на 10 суток. Информация была очень отрывочная. Я помню, что узнала только на пятые сутки, что дочь была помечена краской и что в самом РУВД этому сами были удивлены. Просто дословно сказали: «Девчонка совсем расписанная». Ее задержали во дворах, сидела на скамейке, когда туда забежал парень, убегавший от сотрудников. И всё — взяли его и Асю.
Потом, уже когда она вышла, рассказала, что в автозаке ее пометили краской из баллончика. Сначала руку правую. Потом лицом в пол положили, задрали голову и покрасили лоб. Она в автозаке оказалась единственной помеченной девочкой.
В РУВД сказали, что если она в таком виде попадет на Окрестина, то придется плохо. Краска уже засохла на тот момент. В итоге удалось ее отмыть: кто-то дал влажные салфетки. А с куртки краска так и не отмылась, осталась на кармане, в который дочь прятала правую руку. Она говорила, что за краску особых репрессий не было — только особое внимание. Интересовались, при каких обстоятельствах ее пометили. Я так поняла, что красная краска — за сопротивление, но сопротивления там никакого не было.
Ей было очень страшно. Она говорила, что холодный ужас охватил от неизвестности, и все это происходило очень быстро.
Это недопустимые вещи. Думаю, это момент устрашения, психологическое воздействие. Потому что даже смотреть со стороны на это невозможно. Как так можно поступать с людьми вообще, ради чего…
Нам разрешили свидание на прошлой неделе. Ася такая взрослая… Всё детское с лица сошло. Очень аккуратная девушка, ухоженная, собранная. Она очень просила об этом свидании до суда. «Иначе всё заседание я буду на тебя смотреть».
Я успокоилась после встречи. Вижу, что она не на надрыве. Знаете, как в броне. Очень сдержанная, спокойная. Она приняла ситуацию. Я очень боялась встречи — что мы плакать будем. Но мы быстро взяли себя в руки: у нас есть 45 минут, мы можем прорыдать, а можем поговорить. Она рассматривала меня очень внимательно. «Мама, какая ты красивая!» Я постриглась коротко, и она всё просила фотографию, поскольку не представляла, как я выгляжу.
Мы были готовы к этой встрече. Если бы она в первые месяцы произошла, не знаю, как бы мы реагировали. А тут… Я впервые уходила с Володарки — и улыбалась.
12 марта исполнится четыре месяца, как дочь там».
Читайте также:
«Мама, я никогда не сломаюсь, выйду из тюрьмы с высоко поднятой головой». Интервью с мамой политзаключенной студентки
