Егор Мартинович, главный редактор «Нашей Нивы»
«Меня задержали утром 16 июля: начали стучать в двери, я открыл, залетело шестеро человек. Это был ГУБОП, показали постановление на обыск. Итоги его, думаю, многие видели на провластных каналах: силовиков очень заинтересовало моя библиотека, в особенности книги об истории Третьего Рейха. Хотя эта абсолютно научная литература, где разоблачаются преступления Гитлера и нацистов, — рассказывает Ильяш. —
Меня не били, не было наручников, вели себя вежливо. Неадекватный сотрудник был только один, который уже после матерился в мою сторону, обещал, что будет бить.
Возможно насилия не было, так как силовики фактически сразу получили доступ к моему телеграм-каналу. Я понимал, что если они придут, то одна из главных целей будет завладеть моим каналам. Потому я даже не вылогинивался, доступ к каналу был открытый на моём ноутбуке. Терять силы на борьбу за канал не было никакого смысла.
Потеря канала — небольшая проблема для меня. Подписчиков было не много, так как главным были репосты и перепечатки, каждый пост расходился широко, по 8-10 тысяч просмотров. И теперь вернуть этот охват для меня не станет проблемой, думаю, новый канал за несколько недель наберёт больше подписчиков, чем было в прошлом. После обыска забрали технику, меня повезли в Следственный комитет, где мне сообщили, что я задержанный. И затем — на Окрестина».
Игорь Ильяш после освобождения
В изоляторе временного содержания Игорь пять дней провёл в одной камере вместе с главным редактором «Нашей Нивы» Егором Мартиновичем.
«Егор был в хорошем моральном состоянии. Бодрый, весёлый, был настоящей душой камеры. Держался твёрдо и уверенно в себе. Егор рассказывал, что его били в день задержания, когда перевозили куда-то в микроавтобусе. Надели какой-то шлем в машине, чтобы не было следов, и били через этот шлем. Почему — он не говорил. Но в камере Егор чувствовал себя нормально, не жаловался на здоровье.
Он играл во все возможные игры: там были нарды, шахматы, шашки. В камере досок для игр нет, но поле рисуется на скамье или на досках нар, фигурки из хлеба. Была ещё специфическая тюремная игра с не очень приличным названием «Мандавошка»: поле рисуют на скамье, из хлеба кубики и фигурки. Правила точно не припомню, но термины в игре из тюремной тематики: «бурь», «китча» и так далее. Я сам не играл, а Егор очень заинтересовался, — усмехается Ильяш. — Егор очень сильно поддерживал людей. У нас было много политических, кто-то попадался почти что случайно, за фотоснимок на митинге, за то, что бросил камень просто себе под ноги, и это попало на какую-то запись. И теперь люди проходят по 342 или даже по 293 статьям, для их это шок. Сидели с нами и фигуранты так называемых «террористических дел», например «дела АГСБ». Им было тяжело, но Егор их всегда подбадривал.
Некоторым говорил: не волнуйся, ты быстро выйдешь. И так и оказывалось — по «террористическим делам» люди часто выходили после 10 дней. Либо Егор успокаивал сокамерников: дескать, всё это можно пережить. Кроме того, Егор рассказывал много историй. Под вечер «молодые политзаключённые» даже сами его просили рассказать какую-нибудь интересную историю, и он припоминал что-то из журналистской деятельности или занимательные факты из политики, истории беларуских реалий.
За те пять дней, что мы были вместе, он был бодр. Был уверен, что его задержание, задержание Дынько и Скурко не повлияет на работу «Нашей Нивы» и издание продолжит деятельность. Об освобождении Андрея Дынько он не знал. Но в окне камеры он увидел свою маму — она стояла под Окрестина. Егор понял, что кого-то из нашанивцев будут отпускать или уже отпустили. Но к сожалению, мама в тот день не дождалась Егора.
Момент, когда Мартиновича этапировали на Володарку был довольно неприятный и драматический. У него заканчивался срок удержания в 13.30. Время пришло — и ничего не произошло, не отпускают и не говорят об аресте. Егор начал стучать в двери, спрашивать о своём статусе. Ему отвечали: ждите-ждите. Так продолжалось до вечера, и вечером ему без каких-то бумаг просто сказали: вы арестованы, поедете на Володарку».
Отметим, что в прокуратуру Минска подана жалоба по факту нарушения Криминально-процессуального кодекса, поскольку мера удержания Мартиновичу и Скурко была выбрана позднее 72 часов, как это предписывает закон.
Игорь также отмечает: для политических специально создают тяжёлые условия на Окрестина:
«В тех камерах, где я был, перенаселённости не было. Но для политических целенаправленно создаются невыносимые условия: люди спят на голых досках, матрасы и бельё не выдают, вместо подушки — пластиковая бутылка с водой. Свет горит 24 часа, прогулка или душ — нет ничего. До того же бывают ночные переклички, временами по два раза за ночь, просто чтобы не дать людям нормально спать. Также политическим не отдают передачи».
Сегодня Ильяш на свободе, но он всё ещё подозреваемый по статье 342 УК: организация либо участие в действиях, нарушающих общественный порядок. Ему запрещён выезд из Беларуси, но и сам Игорь говорит, что никуда не поедет без жены, Катерины Андреевой, которая отбывает 2-летний срок в колонии за стрим с Площади перемен.
«До того, что за мной придут, я был готов, я понимал это с того дня, когда арестовали Катерину. В чём конкретно меня подозревают, я не знаю. Но моя позиция с ноября 2020 года не изменилась: я уеду из Беларуси только вместе с Катей. Пока она не выйдет на свободу, я никуда из Беларуси не уеду», — говорит Игорь.
