Петр Кузнецов. Фото:peter.kuznetsoff / Facebook
— Многие, видимо, задают вам вопрос: «Почему ты вообще здесь?»
— Мне на самом деле часто приходится отвечать на этот вопрос.
Но я, во-первых, считаю некорректной постановку вопроса «Почему я здесь?».
У меня есть встречный вопрос к каждому, кто уехал и уголовно не преследовался: «Почему он не здесь?» Я — здесь. Это естественный процесс. Я здесь родился, я здесь живу, здесь мои дети, здесь мои родители, здесь похоронены мои предки, здесь мой дом, у меня здесь стройка, огород… Это вся моя жизнь. Это моя страна. Понятно, почему я здесь. А то, что много белорусов уехало — это обратная сторона медали. Я не всегда верю, что у каждого, кто уехал, был реальный риск оказаться за решеткой.
Буквально недавно «Наша Нива» опубликовала информацию, я видел в инстаграме, что 328 тысяч белорусов уехало в Украину с августа 2020-го. И это означает, что с начала протестов столько людей покинуло страну.
Между тем, у нас 4,5 тыс. уголовных дел возбуждено за протесты. Естественно, риск присутствует, нельзя говорить, что в Беларуси все хорошо. Но это то, что российский блогер Максим Кац говорил о 1,5%, которые подпадут под репрессии. С поправкой на то, что это 1% от числа тех, кто уехал, но не тех, кто протестовал.
Меня раздражает, когда меня спрашивают, почему я здесь. Я здесь, потому что считаю, что не могут все уехать.
— Ваши стратегии преодоления стрессовых факторов?
— Наша стратегия с женой, с одной стороны, простая, с другой — сложная. Мы прекрасно осознаем, что прямо в этот момент или завтра может сложиться так, что закончится свободная жизнь и каждый может попасть в тюрьму.
Мы для себя ввели принцип, что нужно спешить жить как можно более полной жизнью. Все, что ты хотел сделать, но не успел, нужно успеть сделать.
Если ты хотел, например, поездить по горам на авто, езжай и делай это. Если ты хотел посадить огород, делай это. Если ты хотел заняться охотой или рыбалкой, займись этим. Если ты хотел что-то построить, строй.
И это такая хорошая вещь, потому что она работает в двух направлениях. Во-первых, ты многое успеваешь, ведь 2021 год он уникален тем, что для таких людей, как мы, он дал больше пространства для личной жизни.
Если раньше мы каждую минуту старались быть первыми, нам казалось, что не надо терять ни секунды, то сейчас многое делать стало просто невозможно. И, соответственно, появилось довольно много времени для того, чтобы заниматься личными делами. Как рекомендуют, во времена любого кризиса больше времени посвятите себе.
Во-вторых, такой подход сильно помогает. Если эту работу, этот информационный поток негатива оставишь на работе, а вечером будешь заниматься огородом, например, как моя жена делает, или помидоры закатывать, как я делал, то ты вечером будешь свою психику спасать, ведь круглосуточно в этом режиме находиться, естественно, невозможно.
Наша стратегия такова: больше жить. И пока мы держимся.
Петр Кузнецов с женою. Фото: peter.kuznetsoff / Facebook
— Как повлияли события 2020—2021 на белорусское общество? Как повлияли события на сознание живущих рядом людей?
— Это очень непростой вопрос, потому что наше общество в таком состоянии, что очень сложно делать какие-то подобные наблюдения, потому что каждый человек старается показать как можно меньше. Это, с одной стороны, страх. А, с другой стороны, если над твоей головой пули летают, можно ли осторожность назвать страхом?! Это просто инстинкт выживания, генетическая память работает, так как мало какие нации страдали столько на протяжении истории, как белорусы.
Теперь я могу сказать, что коммуникации вообще сведены к минимуму, каждый «окукливается» в определенном смысле. Но я уверен, что это временное явление.
Еще в начале и середине года было много моментов, которые со смехом вспоминаю. Однажды после очень шумной неформальной вечеринки я утром спускался в лифте в своем доме, чтобы поехать на работу. Я понимаю, что от меня, наверное, запах спиртного расходился. А тут на этом квадратном метре стоит несколько человек и среди них совершенно незнакомый мужчина спрашивает: «Петр, когда это все кончится?»
Он меня просто узнал, он меня где-то читал, видел… Получается, что во всем этом большом 16-этажном доме, в котором я практически никого не знаю, соседи меня знают. Это дает ощущение, что люди следят за событиями, готовы быть открытыми, никуда не делись ни та солидарность, ни надежда. Просто сейчас это все в некотором смысле припрятано.
Коммуникация с разными людьми показывает, что общество пока что терпит, но процесс перемен необратим.
Петр Кузнецов на руинах дворца Горваттов в Наровле. Объект долгие годы оставался в запущенном состоянии, пока группа энтузиастов, в том числе Петр Кузнецов, не взялись за реконструкцию. Фото: peter.kuznetsoff / Facebook
— У вас есть ощущение, что в Беларуси настолько все плохо, что физически невозможно находиться?
— Мне кажется, что в большей степени неуютно себя чувствуют представители власти, люди, которые остались в системе. Лет пять назад им было очень комфортно, они были уверены, что все общество за них, что они очень крепко стоят ногами на этой земле.
А в прошлом году всё перевернулось, они начали вдруг скрывать свои лица. Отсюда и бесконечные судебные процессы якобы за оскорбление в социальных сетях. Это все показывает, что они как раз таки не чувствуют поддержки общества.
Сейчас человек, который не поддерживает идеологию насилия и диктатуру, вполне комфортно себя чувствует среди людей. Даже консервативные люди, даже сельчане, не имеющие образования (я сейчас много общаюсь с такими людьми во время поездок на рыбалку или за грибами), они до сих пор не понимают мотивов людей, выходивших на протесты в 2020 году. Но, не понимая их мотивов, они понимают то, что произошло потом, и что осуждать «протестующих» нельзя. А власть как раз таки они осуждают.
Поэтому я бы не говорил, что ощущается дискомфорт в коммуникациях между людьми.
А вот что касается коммуникации с системой — здесь большая проблема. Это большая проблема сейчас для бизнесменов, потому что почти каждого затрагивают проверки налоговой, ДФР и т.д.
Я могу по своему опыту сказать, что налоговая ведет себя как рэкет, такое ощущение, что находишься в психушке — настолько абсурдны их требования. Я не знаю, как давят на педагогов или на рабочих на заводах, но думаю, что людям между собой общаться хорошо. Полагаю, что даже комфортнее, чем было до 2020 года. А вот между людьми и государством напряжение есть, и оно никуда не денется.
— Существует ли разрыв в восприятии действительности между немногочисленными медийщиками, оставшимися в Беларуси, и теми, кто был вынужден уехать?
— Разрыв в восприятии есть, и это проблема. Но это прежде всего проблема для тех, кто уехал.
Я не люблю эту фразу «те, кто был вынужден уехать», потому что она девальвирует тех, кто остался в Беларуси.
Иногда, разговариваешь с человеком, спрашиваешь: «Почему ты уехал?» А он отвечает: «Я был вынужден уехать, потому что был бы в тюрьме. У меня был обыск…» А у меня было шесть обысков с начала протестов, если учитывать все помещения, которые у меня обыскали. И получается, что ты с одним обыском был вынужден, потому что был бы в тюрьме, а я не вынужден…
И в этом тоже есть различия в восприятии реальности. Даже у людей, которых я лично хорошо знаю и у которых не было никаких оснований, чтобы уехать, они хорошо это понимали, когда были здесь.
И вот, например, один человек говорил: «Я уеду, потому что мне это нужно для нервной системы. Я, может, вернусь к Новому году, когда стабилизируюсь». Когда я ему говорю: «Приезжай на НГ, отпразднуем. На тебя же, кажется, никакого дела нет, с момента отъезда никаких обысков и накатов не было…» А он мне говорит: «Нет, ты что! Чтоб меня на границе схватили!» Такая картина у них сразу появляется…
Я это по себе замечал, когда был за пределами Беларуси. Как только ты выезжаешь за пределы Беларуси, на третий день, когда читаешь ленту новостей, ты уже уверен, что в Беларуси все арестовывают всех каждый день. Это примерно так выглядит: как только ты приблизишься к белорусской границе на 5 м, тебя сразу обязательно арестуют… Это просто неизбежно.
А находясь в Беларуси, ты понимаешь, что есть риски. Ты от них никуда не денешься, но ты занимаешься каждый день теми или иными делами. Тебе надо растить детей, тебе надо как-то там кормить семью. И у тебя все равно здесь идет жизнь. И она немного не такая, какой ее видят те, кто уехал.
Люди, которые уехали, они, мне кажется, все меньше понимают, что вообще в Беларуси происходит. Часть начинает надолго обживаться там. А другая, как бы это сказать, переживает метаморфозы сознания. Это очень такое сложное и интересное явление, когда уехавшие люди находятся в полной безопасности, причем 90% из них не имели реальных оснований для отъезда, начинают упрекать тех, кто остались, которые каждый день рискуют, даже если они просто в кармане значок носят, даже если смартфон лежит в кармане.
Но тот, кто находится в безопасности, начинает упрекать белорусов внутри страны, что те недостаточно мужественны, что не ведут борьбы за свободу страну, чтобы все могли вернуться… Конечно, этот разрыв такой, что, может это неприятно для кого-то звучит, но я не верю, что хотя бы 50% тех, кто уехал, вообще вернутся когда-нибудь…
— В плане тенденций общественно-политических вы видите какой-то позитив?
— Кстати, проект Конституции внушает сдержанный оптимизм (смеется). Но это такой оптимизм задним числом.
Когда смотришь на этот проект, даже чувствуешь, насколько он компенсирует те страхи от реальных возможностей перемен, которые были в 2020 году. Сколько в этом проекте уделено внимания гарантиям… Сколько в этом проекте потрудились, чтобы создать разные механизмы на разные ситуации… Просто видно, сколько было страхов по событиям 2020 и 2021 годов. И даже это добавляет оптимизма.
Не бывает совершенно монолитных систем, что и показал 2020 год. Проблема в том, что когда мы рассуждаем о негативных факторах, нам об этом легко говорить, ведь мы рассуждаем о процессе. А когда мы говорим о позитиве, то хотим видеть какую-то завершенность.
Негативные процессы на самом деле идут в том смысле, что гражданское общество давят. Но мы не говорим в позитивном русле, что, мол, арестовали не всех и кто-то там еще продолжает работать…
2021 год хорошо обозначил, что к белорусам сформировалось по-новому качественное отношение во всем мире. Сейчас это хорошо отслеживается, когда мир столкнулся с мигрантским кризисом, с посадкой самолета, то он прекрасно осознал, с кем этому несчастному народу приходится ежедневно иметь дело. Все поняли, какого масштаба могут быть проблемы.
В 2020 году началось, а в 2021 больше обозначилось отношение к нам как к очень цивилизованному, культурному, бесстрашному и замечательному народу. И сейчас в мире к Беларуси двойственное отношение. К белорусам — уважение, а к режиму ‒ как к проблеме, которую нужно решить, чтобы улучшить ситуацию для симпатичного народа. И это, когда мы победим, будет большим авансом для того, чтобы предпринять серьезные перемены.
Еще позитив есть в том, что мы лучше осознали себя. Позитив тоже есть в том, что в разном качестве и в разном виде многие продолжают работать.
Также важно то, что белорусское общество оказалось очень твердым. Социология показывает, что убеждения, которые разделяло белорусское общество в 2020 году, никуда не делись.
Несмотря на репрессии, несмотря на волну информационных фейков, вопреки уничтожению независимых СМИ, белорусы продолжают настаивать на своем. Изменения в сознании произошли, они оказались очень устойчивыми.
«Такого даже при царизме не было»: историк из Москвы Алексей Кавко поделился впечатлениями от Беларуси
«В конце 2021 года мы ближе к войне и концентрационным лагерям, чем к миру». Рождественское эссе Саши Филипенко
