Предчувствие войны и передела. Не только со стороны России?

Есть люди уверенные, что война ХХІ века будет иметь победителей, которые, как в старые времена, получат в качестве премии территориальное расширение своего государства. И прежде всего такие люди есть в России. На днях, например, вылез со статьей один из идеологов путинского режима Владислав Сурков. Он то, правда, якобы сейчас в отставке, но идеологов, как и гэбистов, бывших не бывает. И вот Сурков пишет:

«Контроль пространства — основа выживания. Теперь часто слышно, что это архаическое представление о политике. Что борьбу за земли, моря и небеса больше вести не стоит, потому что… непонятно, впрочем, почему. Скорее всего, потому что лень и страшно».

А болит Суркову душа за то, что нынешняя граница России на Западе, на его взгляд, близка к той, что была определена давно поросшим травой «пошлым» Брестским миром аж 1918 года. И хотя при более позднем определении границ советских республик «брестская» граница не принималась во внимание ни в малейшей степени — смотреть на это Суркову все равно неприятно и невтерпеж переиграть границу на более приятную глазу.

Но только ли российским идеологам нынешние границы мозолят глаз? Не только. Например, в эти же дни на одном из украинских телеканалов выступил бывший руководитель известного «Правого сектора» Дмитрий Ярош. Он также с определенной надеждой ждет каких-то геополитических беспорядков, поскольку, как утверждает:

Тогда у Украины появится шанс вернуть не только оккупированные территории, но и прежние исторические земли. В случае с Кубанью может «пригодиться» Крымский мост, построенный российскими оккупантами. «При определенных раскладах нормальных мы можем вернуть и Кубань в состав Украинского государства».

Подобные вещи Ярош, кстати, говорит не впервые — в 2018 году он уже говорил о возможности «возвращения» Украиной, кроме Кубани, еще Воронежа и «Донщины». Но широкого общественного отзыва эта идея не получила тогда и явно не получит сейчас. Это лишь попытка потерявшего популярность политика обратить на себя внимание экстравагантными заявлениями.

Чаще всего, однако, обвинения во всеобщих устремлениях к территориальным реваншам можно услышать из уст пропагандистов разных уровней, это фактически их любимая тема. Так, на российских имперско-пропагандистских ресурсах нередко можно встретить тезис типа: «Варшава давно ждет удобного момента, чтобы «стратегическое партнерство» с Украиной обратить в реинтеграцию «Восточных Кресов» — территорий Галиции и Волыни, принадлежавших Речи Посполитой до ее разделов в конце XVIII века и независимой Польши в период с 1919 по 1939 годы». В зависимости от текущих задач пропаганды западноукраинские земли могут заменяться на западнобелорусские.

Чаще всего, такая мысль подкрепляется комментариями польских политологов и других «специалистов» уровня и авторитета наших Александра Шпаковского или Леши Дзерманта. В любом обществе при желании можно найти людей, которые подкрепят своим авторитетом (нередко дутым) любой тезис: иногда идейно, а иногда за деньги.

Ну и, конечно, регулярно подобными страшилками оперирует белорусская государственная пропаганда, для которой, как и для российской, не существует никаких не только правовых, но и моральных сдержек. Сам лидер нынешнего белорусского режима, например, в августе 2020 года, шельмуя восставших против него собственных граждан и пытаясь по своей всегдашней привычке перевести внутренних причины конфликта на внешние, утверждал: «Вы видите эти заявления о том, что если Беларусь распадется, то Гродненская область отойдет Польше. Они об этом уже в открытую говорят, спят и видят. Ничего у них в этом плане не получится, это я знаю точно».

Пропаганда пропагандой, но насколько все-таки в нашем регионе реально присутствуют сегодня даже скрытые до времени территориальные претензии? Есть ли желание у властей и обществ что-то в этом плане пересматривать и нет ли соблазна у кого-то, кроме путинской России, потенциально если не самим развязать, то по крайней мере использовать для этого развязанную другими большую войну?

Некому и некуда

Со времен окончания Второй мировой войны, когда в регионе произошел последний большой передел, прошло немало времени. За почти 80 послевоенных лет в жизнь вступило уже четыре новых поколения. Непосредственных свидетелей прежней действительности сегодня осталось не так много, а для подавляющего большинства людей та ситуация с национальными границами, которая существует сейчас — естественная, так как сопровождает их с самого рождения.

Само по себе это, правда, ничего не гарантирует. Например, мировая головная боль, палестинская проблема в ее современном виде, тоже же происходит с тех самых пор. Израильское государство было создано в 1948 году, уже почти 75 лет назад. И с того самого времени, со времен первой арабо-израильской войны, существует и проблема палестинских беженцев, которая с годами менее острой не становится. Эти большие массы людей не оставляют надежды с течением времени сбросить Израиль в море и на его месте построить свое государство.

В Восточной и Центральной Европе после Второй мировой войны также вместе со сменой границ происходили масштабные перемещения миллионов людей: массовые депортации немецкого населения с земель, вошедших в результате территориальных переделов в состав других стран, обмен населением между Польшей и СССР, проведенная польскими коммунистическими властями операция «Висла» с поголовным переселением украинского населения с Холмщины и Подляшья…

Казалось бы, вот она, та база, в среде которой могут созревать реваншистские настроения. Не могут ли эти старые исторические обиды в определенный момент заискриться, а открытый российским руководством ящик Пандоры вдруг дать неожиданный эффект в другом месте? Может, те самые немцы или поляки действительно, как утверждает антизападная пропаганда, одно притворяются, что полностью приняли современные границы, а сами только и ждут удобного момента, чтобы отвернуть произошедшее некогда, назад?

На самом деле нет. Принципиальная разница от упомянутой выше палестинской ситуации или, например, от современной ситуации грузинских беженцев из Абхазии — в том, что в Центральной и Восточной Европе люди, которые должны были массово покинуть родные места после Второй мировой войны, хотя и делали это чаще всего под прямым или косвенным принуждением, ехали не в белый свет — не туда, где их никто не ожидал и никто им не был рад. То ли немецкие, то ли польские, то ли какие другие власти их встречали, расселяли, оказывали необходимую и возможную в тех условиях помощь. А главное — сразу обозначали, что переезд окончательный, возвращения назад не предвидится, здесь новая родина и закореняться и устраивать максимально комфортный быт нужно именно здесь — на постоянной основе, не теша мечтаний о возвращении.

Конечно, многие люди мечты эти все же тешили, надеялись, что их отъезд из родных мест — явление временное, и все когда-то переменится. Но в тоже время, осознавая, что это может затянуться, устраивались и на новом месте. И устраивались неплохо. У них уже там рождались дети, для которых настоящей родиной были эти места, а оставленные родителями в лучшем случае воспринимались как родина духовная, мифическая, известная только по рассказам родителей.

А для внуков-правнуков бывших переселенцев все это еще более далекое и теоретическое. И уж никак не стоит того, чтобы ради возвращения дедовско-прадедовского «потерянного рая» пожертвовать своей собственной хорошо устроенной жизнью с совершенно иными приоритетами и ценностями. Тем более что на сознательную культивацию идей территориального реваншизма никогда не была направлена ни государственная пропаганда, ни система образования и воспитания.

Ситуация, когда при существовании СССР, а при нем «мировой социалистической системы», ставить вопросы о каких-то территориальных переделах в Центральной и Восточной Европе было просто нереально, продержалась более 40 лет. В конце 1980—1990-х теоретически стало возможно к обсуждению этих вопросов вернуться. Но оказалось, что никто в этом больше просто не заинтересован, все стороны в принципе устраивает статус-кво. Переселенные из Восточной Пруссии или чешских Судетов немцы нормально устроены в новой Германии, полякам из бывших «Восточных кресов» совсем неплохо живется на западных и северных «земях одзысканых», украинцы, переселенные туда же с Холмщины во время операции «Висла», также за это время так или иначе обустроили свою жизнь.

Посещение спустя десятилетия родин предков тоже не будило желания сюда вернуться и всем этим обладать. Чужой край, чужие люди, господство другой культуры, хотя и в окружении каких-то исторических артефактов, связанных с твоей. Как писал классик: «Я в сад пошел, там глухо, дико, все травою поросло… « Съездить посмотреть можно, что-то вспомнить да понастальгировать по бывшему тоже. А вот бороться за возвращение того, что уплыло безвозвратно, пожертвовать всем что имеешь, проливать кровь? Нет, это не то.

С такой мыслью уезжали с бывшей родины люди старшего поколения. А у детей-внуков это могло и вовсе не будить никакой заинтересованности и эмоций. По словам уже другого классика, «адбалела, прайшло, адплыло, не пакінула нават суму». Так что территориальным реваншистам при всем желании не на кого опираться, массовой поддержки их идеи явно не нашли бы.

Самоопределение произошло

Но вот с Кубани, о которой мечтает Дмитро Ярош, население не перемещали, там и сегодня живут отчасти потомки тех, кто жил и 100 лет назад на той территории, некогда при Екатерине II обитаемой казаками из Запорожской Сечи. Как и на Смоленщине, Брянщине или где-то в окрестностях Воронежа. Может, здесь территориальные вопросы еще не решены и «при определенных раскладах нормальных» (то есть если говорить без эвфемизмов, поражении России и ее новом распаде) территории могли бы «вернуться» к Беларуси и Украине в соответствии с языково-этнографическими материалами начала ХХ века, результатами переписи 1897 года или картами БНР или УНР, которые широкоизвестны, так как часто перепечатываются и в учебниках, и в различных приспособительных материалах?

Нет, здесь тоже все исторические поезда давно ушли и уже больше никогда не вернутся.

Ситуация столетней давности и современная, как говорится, две большие разницы. Столетие назад еще не было разрушено традиционное общество, значительная часть населения была неграмотна, в его окружение совсем еще не просочились поверхностно национальные идеи, люди путали национальное с социальным, конфессиональным и т. д, и т.п. Те людские массы действительно были, как писали некоторые, «этнографическим материалом» и в процессе национального формирования могли качнуться в любую сторону, в зависимости от стечения обстоятельств. Разговорный язык и народная культура были очень важным фактором, но не единственным.

Обстоятельства же складывались по-разному. Одним из немаловажных факторов в этой ситуации стало разграничение между союзными республиками в составе СССР, линии границ между ними. Население тех земель, которые попали в состав БССР или УССР, так или иначе отчасти приобретало белорусское или украинское сознание, даже несмотря на неиспользование в быту соответствующего национального языка и переход на русский. Сильно влиял принцип «живем в Беларуси/Украине — значит, мы белорусы/украинцы», соответственно с этим часто действовали и чиновники при оформлении «пятой графы» советских паспортов. Да и белорусский или украинский языки не воспринимались как совершенно чужие, так как их по крайней мере «проходили» в школе и они всегда так или иначе, хотя и ограниченно, присутствовали и в публичном пространстве.

А вот на тех землях, которые вошли в состав РСФСР, этих факторов совсем не было. Там и национальность всем автоматически проставлялась как русская, и школы — с исключением разве только нескольких лет в 1920-е — были только русские, и публичное пространство не допускало даже намека на языково-культурный плюрализм. В таких условиях вырастились несколько поколений, приняв русское сознание как свое. И теперь то, что их предки, как на той же Кубани, разговаривали еще несколько десятилетий назад по-украински (а кое-где до сих пор говорят), а сами они являются потомками запорожских казаков, не имеет особого значения. Решающий фактор для национальной принадлежности — самосознание. И если она не размыто-«тутэйшая», а уж прочная и закорененная, то изменить ее, по крайней мере на массовом уровне, трудно, если вообще возможно.

Смысл жизни - в расширении

В таких условиях для того, чтобы идти завоевывать какие-то территории или по крайней мере прихватить их себе при складывании удобной политической конъюнктуры, нужно, чтобы владение ими присутствовало на уровне национальной идеи.

При которой не имеет значение реальная современная этнически-языково-сознательная ситуация на этих землях, вот просто хочется — и все. И люди готовы для этой цели многим пожертвовать. Ведь нация, мол, без владения этим неполноценна.

Классический пример такого рода в нашем регионе — Вильнюс для литовцев в период между Первой и Второй мировыми войнами, когда владение этим городом, где собственно литовцев было совсем немного, было действительно всенародной национальной идеей-фикс, которую одинаково поддерживали и элиты, и массы. И даже готовы были для достижения цели добровольно лезть в цинично расставленную сталинским режимом в 1939 году ловушку.

Сейчас в нашем регионе таких святынь ни у кого нет, хотя, конечно, у каждого из народов есть какие-то территории, которыми они некогда владели или по крайней мере считали своими, но которые сейчас твердо принадлежат другим.

Невозможно представить, чтобы не на уровне страшилок, а в действительности немцы пошли отвоевывать Кенигсберг (Калининград), поляки — Львов, Вильнюс и Гродно, украинцы — Кубань, а белорусы — Смоленщину или Белосточчину.

Что не исключает, естественно, интереса в оказании на эти регионы экономического, политического и культурного влияния, чему способствует, кроме географической близости, и память об истории.

Единственное государство в нашем регионе, которому тесно в собственных границах и желающее их физически менять — это безбрежная Россия. Только для нее собирание земель стало фактически смыслом и основой существования и той идеей, вокруг которой реально способно сплотиться население. Что мы уже видели в 2014 году и имеем, к сожалению, реальный шанс увидеть в 2022-м. Ведь мало того, что историческая травма от распада СССР в массовом российском сознании воспринята как распад России, еще относительно свежая, так и государственная пропаганда как минимум 20 лет направлена не на залечивание этой травмы, а на ее разжижение. А на тех территориях, которые от России «отпали», осталось немало людей, просоветские или пророссийские настроения которых позволяют использовать их в качестве «пятой колонны».

Соответственно и единственные мечты о переделах и даже их активных попытках в нашем регионе сегодня связаны прежде всего и даже исключительно с активностью России. Приднестровье, Крым, Донбасс — все это результат только ее аппетитов. И только эта страна — единственная не только реальная, но и потенциальная угроза региональной безопасности.

Все остальные народы сегодняшние границы устраивают и даже если бы произошла большая война, их никто не стремился бы, воспользовавшись этим, пересматривать. Пропагандистские нарративы никакой связи с действительностью не имеют, это дым без огня.