Из двух десятков заповедных лесов Беларуси, заказников, охраняемых территорий, в названии которых имеется слово «пуща», мы выбрали три: самую большую, самую известную и самую таинственную. О белорусских пущах мы расскажем в этой статье. Она стала возможной благодаря Kärcher — немецкому бренду с долгой историей, высокоэффективная домашняя и садовая техника которого сегодня востребована во всем мире.
Kärcher производит современную бытовую и профессиональную технику для дома и сада — образец немецкого качества и совершенства. Минимойки, пылесосы, садовая техника, стеклоочистители, оконные пылесосы, гладильные системы и многие другие полезные устройства Kärcher значительно упростят вам жизнь. Вы приобретаете вещь однажды и долгие годы, пользуясь ею, получаете удовольствие. Будьте уверены: с техникой Kärcher у вас появится время, чтобы путешествовать и открывать Беларусь. Путешествуем вместе!
Леса намного старше человечества и обладают бо́льшим запасом прочности.
Они шумели на Земле десятки миллионов лет назад — еще в каменноугольный период, когда первые земноводные еще только делали попытку высунуть нос из воды.
Леса выдержали шесть (а некоторые ученые говорят — тринадцать или девятнадцать) глобальных похолоданий, во время которых земля покрывалась ледяной толщей в несколько километров.
Леса смягчают климат: летом сохраняют прохладу, зимой — тепло. Без деревьев человеческая цивилизация не могла бы появиться. Она не могла бы развиться — если принять, что уголь, давший толчок развитию промышленности, это остатки тех самых каменноугольных лесов.
На заре истории (а под «историей» мы обычно подразумеваем историю государственных образований) сплошная пуща тянулась от Парижа до уральских хребтов. Культурные греки и римляне описывали Европу севернее себя как дикий девственный лес.
Чем интенсивнее развивалась промышленность, чем больше становилось шахт, солеварней, чем больше строилось городов и кораблей, тем меньше оставалось лесов. Беларусь в Средние века и Новое время не могла похвастаться таким же уровнем промышленного развитием, как немецкие, французские и голландские земли. Плюс этого — у нас лучше сохранялась природа.
Остались ли в Беларуси сегодня нетронутые пущи? Из двух десятков заповедных лесов Беларуси, заказников, охраняемых природных территорий, в названии которых имеется слово «пуща», мы выбрали три: самую большую, самую известную и самую таинственную.
Налибокская: самая большая
Самая большая пуща страны вовсе не Беловежская. Удивительно, что неподалеку от самой столицы сохранился лесной массив площадью в 2,4 тысячи квадратных километров (более процента всей территории Беларуси).
Своими очертаниями Налибокская пуща напоминает сердце. Она и географически находится как бы в сердце страны. Лес здесь сохранился только «благодаря» неплодородным почвам — заниматься сельским хозяйством было просто невыгодно.
Налибокская пуща, словно пэчворк, состоит из «лоскутков». В нее попали Деревнянская и Хотовичская пущи, а также множество урочищ. Общее название и восприятие ее как единого пространства закрепилось благодаря князьям Радзивиллам, которые еще в XVI веке выкупили Налибоки, а после скупали окольные леса, пока не завладели большей частью пущи.
Налибоки в XVI веке купил политик и просветитель Николай Радзивилл Черный.
Налибоки, как видно, стали «столицей» пущи, поскольку в местечке размещалась резиденция ловчего — того, кто от имени князя Радзивилла командовал целой армией подловчих, стрельцов, стражников, осочников (они сачылі — отслеживали звериные следы), бобровников, базантарников (они следили за дикими фазанами), бортников…
Дерево, мех, мед и другие лесные продукты составляли значітельную часть богатства княжеского рода.
В самом сердце пущи лежит деревня Клети́ще (ныне в Столбцовском районе), известная еще по радзивилловским планам. В княжеские времена Клетище имело статус скарбовой радзивилловской пасеки — одной из многих, разбросанных по западной оконечности пущи.
Пчелам нужна вода, а Клетище стоит на берегу живописной речки Уса.
Подъезжая, ожидаешь увидеть запустение, которое можно встретить и в менее отдаленных от главных дорог местах. Но оказалось, что брошенных бесхозных домов в Клетище нет: или жилые, или выкупленные и доведенные до ума дачниками.
За Клетищем по обе стороны Усы раскинулись поля, на которых, как говорят местные, их уже перестали удивлять зубры — и взрослые пасутся, и телята. Поговаривают и о медведях.
Одно из самых старых деревьев Налибокской пущи — дуб у деревни Боровиковщина Воложинского района, при реке Ислочь. Он наверняка помнит времена Радзивиллов. А некоторые говорят, что ему и 500, и 800 лет.
Но остались ли в нашей стране 500- и 800-летние деревья — большой вопрос, говорит заведующий лабораторией Института экспериментальной ботаники Национальной академии наук Максим Ермохин. Причем есть такой парадокс: чем в худших условиях дерево растет, тем больше у него шансов долго прожить.
По виду некоторых деревьев и не скажешь, что они долгожители. Например, одна из самых старых в стране 380-летняя сосна растет на болоте в Беловежской пуще — диаметр ее ствола около 50 сантиметров, у сосны того же возраста на болоте под Минском диаметр лишь около 30 сантиметров. Много сосен-долгожителей попадается в суровых северных условиях, в Финляндии, в российской тайге. Из-за медленного роста они сильнее, у них более плотная и смолистая древесина.
А эффектным дубам в несколько обхватов, которые мы часто видим в поле, «всего» лет под триста. Например, дуб Якуб в Несвижском районе с диаметром ствола под три метра. Его просто распирает от сладкой жизни: растет в поле, под солнцем, на хорошей почве, а неподалеку еще и ферма, от которой дерево подпитывается.
Большая толщина ствола не делает дерево, как и человека, здоровее — часто дубы ломаются под собственным весом. Знаменитый беловежский Царь-дуб в свои 350—400 лет уже совершенно полый внутри, и биологи прогнозируют, что в обозримом времени Царь повалится.
Бур Пресслера
Точно определить возраст дерева можно только, если посчитать его годовые кольца. В ствол дерева вводят специальное устройство — бур Пресслера. Это полое внутри сверло, при помощи которого из ствола вынимают срез древесины в 5 миллиметров толщиной.
Вредит ли деревьям кернование? «Человеку же тоже уколы делают», — говорит Ермохин. После «укола» отверстие замазывают садовым варом. На следующий год уже можно и следа не найти.
Правда, случается, что внутри здоровый с виду дуб может оказаться выгнившим и полым. Приходится кернить несколько раз, чтобы отыскать здоровое место с полным набором годичных колец.
Буквально напротив Боровиковщины, за Ислочью, находится урочище с бывшей усадьбой графов Тышкевичей. Но доехать туда на машине, если не форсировать реку, можно только в объезд через Ивенец и Сивицу.
Перед усадьбой Тышкевичей — еще один необычный объект. Это заброшенный санаторий «Лесной».
Он перестал принимать посетителей в конце 1980-х, после Чернобыля, когда на эти места легло радиационное пятно.
Руины санатория демонстрируют, что именно за несколько десятков лет с творением рук человеческих могут сделать вода, ветер и перепады температур.
Мрачная серобетонная архитектура позднего БССР, в самой пойме Ислочи контрастирует с руинами дворца Тышкевичей, хотя и его время не пожалело.
За Сивицей, при деревне Рудня, замечаем могилы повстанцев 1863 года. На могильных камнях явно прочитывается год… А название Рудня — от болотной руды, которую люди с древности добывали на топких берегах Ислочи.
Беловежская: самая известная
Если говорить о заповедниках, то Беловежская пуща — самый статусный. Первые ее охранные документы датируются 1409 годом (!), временами князей Витовта и Ягайло. В Беловежье они любили встречаться: обсудить вопросы большой политики и развлечься на охоте.
В этих заповедных лесах Ягайло вместе со своим двором пересидел свирепствовавшую в Польше эпидемию чумы, здесь заготавливали дичь для великого похода на Грюнвальд.
На протяжении всей своей истории пуща была статусно-княжеской, а впоследствии — королевской, царской и партийной собственностью, куда приезжали развлечься сильнейшие мира сего.
Хотя пуща и являлась заповедником, ее природу «видоизменяли», говорит эколог Виктор Фенчук из общественной организации «Ахова птушак Бацькаўшчыны». Во времена Российской империи, когда в пуще были царские охотничьи угодья, здесь следили за поголовьем зубров и оленей. Чтобы создать лучшие условия животным, осушали болота, превращая их в луга с сочной травой.
В 1920-х, когда Западная Беларусь попала в состав Польши, в пуще стали резать лес на продажу. А чтобы удобнее его было транспортировать, прорубали через беловежские чащи дороги, прокладывали узкоколейные железные дороги, спрямляли пущанские реки.
В советское время Беловежская пуща сперва была заповедником, а потом стала «заповедно-охотничьим хозяйством». Но охотиться здесь можно было только высшим руководителям. Рассказывают, что Леонид Брежнев любил охотиться на уток — и ради этого в пуще вырыли озеро Лядское. Но утки на нем селиться все равно не хотели. Тогда на Лядском создали специальную ферму по выращиванию уток, которых выпускали к приезду охотников…
Чтобы пуща жила, необходима вода. Когда мелеют реки и уходят на глубину грунтовые воды, лес реагирует не сразу, но изменения фатальны.
Например, результатом мелиорации и изменения климата стало усыхание в центральной Беларуси (и в Беловежской пуще) еловых лесов. Здесь проходит южная граница распространения ели, климатические условия не позволяют ей расти южнее, а потепление отодвинуло на север приемлемую для ели климатическую зону. Высохшие леса пришлось резать, а на их месте сажать новые.
Запущенные более 100 лет назад процессы обезвоживания пущи продолжились в советское время с его тотальной мелиорацией. Какое-то время мелиорация компенсировалась: зимы оставались снежными, реки полноводными. Но постепенно климат менялся. И теперь это заметно особенно в пуще, говорит Виктор Фенчук, ведь Брестчина самый теплообеспеченный в Беларуси регион, здесь самые короткие и теплые зимы.
Уровень грунтовых вод упал, снега стало меньше, талые воды быстро спадали даже еще зимой по спрямленным рекам и каналам, не успевая напоить пущу. В Беловежье начала усыхать ель, потом ясеневые леса…
«Долгое время мертвый лес рассматривали в пуще как больной, нежелательный. Большие площади сухих ельников были вырублены. Много где появились посадки», — говорит Виктор.
Посаженный лес и натуральный лес — это две большие разницы.
Пуща — единый организм. Деревья со сплетенными под землей корнями и грибницами, подпитывают друг друга. Есть например такой феномен, как «живые пни», говорит Максим Ермохин. Ствол дерева сломался 20 лет назад, а на пне продолжают добавляться годичные кольца. Пень в этом случае «работает» как часть корня соседнего дерева.
Климатические изменения глобальны, они происходят на всей планете, и остановить их невозможно. Но для спасения конкретной пущи можно вернуть режим жизни протекающих по ней рек к естественному путем замедления стока воды. На языке науки это называется «восстановить гидрологический режим».
Как это сделать? «В идеале — закопать мелиоративные каналы. Но это очень дорого. Поэтому экологи ставят на каналах плотины — земляные или с деревянным каркасом. Задача — сделать так, чтобы уровень рек поднялся вровень с землей, объясняет Виктор. Именно так в пуще возвращают осушенные ранее территории большому болоту Дикое.
Вот такие плотины устраивают в каналах, чтобы поднять уровень воды и заново заболотить территорию.
А чтобы замедлить канализированные реки, их возвращают в прежние извилистые русла. Чем извилистее русло, тем больше влаги остается в почве. Старицы хорошо читаются на спутниковых снимках, особенно там, где не велось пахоты. Так повезло с малой речкой Соломенкой, которую экологи недавно вернули в прежнее русло. Но иногда приходится проектировать для реки новый путь: в старице ей может быть неуютно — там река протекала, когда была полноводной, а теперь в пущанских реках воды стало меньше.
Спрямленная река Соломенка и рядом — ее старое русло.
В случае с рекой Наревкой экологи планируют сделать с помощью экскаватора в русле реки небольшие зигзаги, а дальше река пусть импровизирует — сама формирует свое русло.
Река Наревка в Беловежской пуще.
Но прежде, чем на земле что-то прорыть, требуется два-три года на согласования и оформление документации. Программу ренатурализации — восстановления рек и болот — в пуще начали в 2013 году, а первые малые проекты были осуществлены только через три года.
Как реагирует природа? Есть ли уже первые изменения к лучшему? «Наша система мониторинга опирается на растительность. До начала работ составляются геоботанические карты. Ботаники знают, для каких растений характерны сухие условия, для каких — влажные. И по изменению растительности можно судить, насыщается ли почва влагой. Правда, 2018—2020 годы оказались засушливыми, поэтому тех быстрых изменений, на которые мы рассчитывали, не произошло… Но для пущи это, может, и хорошо, что процессы идут медленно — чтобы не было как с той мелиорацией, которая разворачивалась в советское время быстро и масштабно».
Но экологи уже замечают, как на восстановленных территориях потихоньку меняется растительность, возвращаются птицы. Первыми на заболоченные места возвращаются кулики — бекасы и чибисы.
Туда залетают поохотиться большие подорлики (это можно зафиксировать, так как на некоторых из них надеты передатчики).
Но по мере заболачивания сокращаются площади для питания лесных травоядных — зубров, оленей, косуль. Фенчук говорит, что это не страшно: территория пущи около 150 тысяч гектаров, а работы по восстановлению водного баланса ведутся лишь на 3 тысячах.
Да и зубров сейчас в два раза больше нормы, и те, которым не хватает питания в Пуще — идут в Пружанский район на поля.
Для парка одна из главных проблем — высокая плотность диких копытных из-за их интенсивной подкормки. Они не дают лесу нормально восстанавливаться, говорит Виктор. «Лес хоть немного сейчас вздохнул, когда диких кабанов покосили болезнь и преследование. Кабаны всё истребляли, даже гнезда съедали — считается, что это одна из причин, почему в пуще почти исчез глухарь. Оленей тоже много — это сильно мешает восстановлению леса.
Если взглянуть на возрастную структуру леса в пуще, видно, что есть очень старые деревья, есть молодые, а в средних — провал. Всё потому, что во времена СССР, когда здесь было охотничье хозяйство Компартии, плотность копытных в пуще была еще выше».
В Беларуси около 60 тысяч гектаров, на которых осуществляются проекты по повторному заболачиванию. С особой охотой экологам отдают никому не нужные выработанные торфяники. После того как слой торфа срезан, там уже ничего не растет.
Кроме того, не законсервированный (не изолированный водой от кислорода) торф — один из наиболее интенсивных источников парниковых газов. Торф — полуразложившиеся остатки древних растений — может тысячелетиями сохраняться в болотах, но как только воздух получает к нему доступ, запускается реакция разложения, в ходе которой происходит выброс в атмосферу углекислого газа.
Самые старые в Беларуси деревья
Растут они в Беловежской пуще и в национальном парке «Припятский» (в пойме Припяти — возрастом около 400 лет).
Дендрохронология
По годичным кольцам можно определить не только возраст дерева, но и год, когда оно погибло. Для этого нужно иметь дендрохронологическую шкалу — отдельную для каждой породы и каждой местности.
По сосне, говорит Максим Ермохин, такие шкалы составлены до 990 года для Гродненской области. Для севера Беларуси — за 600 лет. Гомельщина исследована похуже.
Самая старая находка, которую удалось точно датировать, — дубовые доски из Спасо-Преображенской церкви в Полоцке. Колонны, поддерживающие свод, снизу восьмигранные, а выше переходят в четырехгранные. На этом переходе были выявлены заложенные во время строительства дубовые доски. По шкалам определили, что деревья спилены между 1124 и 1137 годом.
Удалось датировать и дубовые бревна, которыми армировали валы древнего Мстиславля. Вся внушительная конструкция сгнила за тысячу лет, а дубовые венцы сохранились. Как показало исследование, срублены те дубы были в 1053 году, тогда как первое летописное упоминание о Мстиславле датируется 1136 годом.
Голубицкая: самая таинственная
Эта пуща на моренных холмах к юго-востоку от Глубокого не такая распиаренная, как Беловежская, и не такая пристоличная, как Налибокская.
Но в ее недрах, в лесном застенке (хуторе) Пуньки, родился Язэп Дроздович — ключевой белорусский художник начала ХХ века.
Дроздович сформировал «лицо» первых белорусских газет, узнаваемо иллюстрировал буквари, календари, первые книги стихов будущих классиков, которые широко шли в народ. Его увлекала астрономия — и целый цикл произведений художник посвятил жизни на других планетах. Его же собственная бесприютная жизнь была связана с голубицкими местами.
В Подсвилье прошли последние дни жизни Дроздовича: крестьяне нашли его лежащим без сознания на дороге зимой и отвезли в местную больницу.
Это сейчас произведения Дроздовича печатают в альбомах, издают посвященные ему монографии. А в послевоенное время Дроздович вдоль и поперек исходил пущанские деревни, зарабатывая копейки разрисовыванием ковриков, украшавших крестьянские дома.
В Пуньки доехать на машине можно разве что в сухие месяцы. Весной и осенью к ним ведет полевая дорога с ямами, полными жидкой грязи. Про зиму вообще умолчим.
Может, оно к лучшему: пешему яснее видятся пейзажи.
Угадывается даже что-то из запомнившегося в графике Язэпа Дроздовича.
Пройдя километра два полем, а потом лесной дорогой между высоким светлым сосняком и густой березовой посадкой, попадаешь к мемориальному кресту и валуну.
О том, что за валуном метрах в 50-ти когда-то была усадьба, свидетельствуют заросли крапивы. Крапива относится к растениям-азотолюбам, ей нравятся места, где когда-то жил человек и которые унавожены его скотиной — археологи по крапиве даже поселения викингов находят.
Ближе к дороге — старая яблоня.
Справа заболоченный ручей, мосток над которым рисовал Дроздович.
Заросли орешника — еще один маркер былого жилья. В орешнике, словно затонувшие корабли, лежат черные стволы огромных лип.
Их не спилили — повалила, видно, непогода, когда закончился их древесный век. По тому, как липы росли, можно понять расположение строений в старых Пуньках — не они ли это кудрявятся в правой части рисунка?
Рядом с Пуньками — широкая вырубка. По пути таких попалось еще несколько. Может и правда, что лесов сейчас вырубается больше, чем раньше?
Санитарные рубки
Лесное хозяйство в стране плановое — нормы вырубки закладываются на десять лет вперед. И ни один лесхоз не может вырубить лишнее, говорит Максим Ермохин. Исключение — санитарные рубки, как в случае с засохшими в результате изменения климата елями или поточенными короедом соснами.
Короед
Активизировался после 2016 года. На самом же деле, этот жук не пришлый, вроде колорадского. Это белорусский местный вид, санитар леса, который помогает поскорей погибать слабым деревьям. Вершинный короед обитает на соснах, а короед-типограф — на елях. Потепление привело к необычайной активности короедов. Если влаги не хватает, стоит жара, в соснах меньше смолы — и это создает личинкам короеда идеальные условия. Когда мало дождей, взрослому короеду удобно летать в поисках пары для размножения, а жара делает его, как и всех насекомых, особенно прожорливым.
Еще один фактор проявления последствий деятельности короеда — высокий процент сосновых лесов. Их в Беларуси 50% от общего объема.
Вырубки стали бросаться в глаза, потому что как раз сейчас дозрел лес, который активно высаживали в послевоенные годы. И второй момент: в 2015 году был принят новый Лесной кодекс, который существенно сократил размеры зеленых зон вокруг городов. Зеленая зона вокруг Минска, например, раньше простиралась до Логойска, а теперь — только до Боровлян.
Бывшие зеленые зоны активно стали вырубать. А люди идут в лес, на знакомые места, — и видят пни.
Именем Язэпа Дроздовича названа главная улица деревни Малые Довыдки — ближайшей к урочищу Пуньки.
Она переходит в полевую дорогу и выводит к кладбищу, на котором можно увидеть могилу художника. Она находится слева от входа, под высокими соснами. Барельефный портрет смотрит на пущу.
Через Голубицкую пущу можно проехать насквозь по среднего качества гравийке.
Редко где увидишь такое: прямо рядом попадаются то заболоченная чаща с выворотнями-чертями, то светлые сосновые леса с серебристым мхом.
Верхушки крон смыкаются над дорогой, образуя шатер.
Последняя деревня перед выездом из пущанского массива — Горново 1 Докшицкого района. Оказалось, что в ней всего два дачных дома с пасекой на аккуратно скошенной поляне. Очевидно, что люди здесь бывают только по выходным.
И сразу за хатами — буйство дикой природы. До таинственного озера Межужол, что совсем близко отсюда, никак не добраться по болотным кочкам и бобровым каналам-плотинам.
А так выглядели пущанские хутора во времена Дроздовича.
Казалось бы, человек потерял власть над этими просторами. Попропадали застенки-хутора, пущанские буды-хижины, лесные расцяробы-делянки. Однако за сто лет человечество научилось менять всё глобально. Меняется климат, целые гектары леса вырубаются и засаживаются. Да и неподступность озера Межужол и болот, которые его окружают и поят своей водою пущу, условна. К ним все ближе подбирается торфоразработка. С точки зрения воздействия на первобытный лес, это тоже самое, что вырубка. После нее пуща станет не той, какой была, — перестанет быть собою.
Каким видели лес наши предки?
В Средневековье климат был теплее, половину лесов на белорусских землях составляли широколиственные, в том числе дубравы. Корень «дуб» включают около 280 топонимов в Беларуси. Особенно на северо-востоке и в центре, где почвы для дуба подходящие.
Теперь же дуба лишь около 3,5%. Дуб был существенным предметом экспорта в Западную Европу, где дубравы исчезли с развитием мореплавания. Особенно ценились кривые дубы — они шли на шпангоуты для пузатых ганзейских судов.
Через Мемель (Клайпеду), Ригу, Гданьск дубовую древесину из ВКЛ вывозили в Англию, Францию, Германию.
Дубравы очень долго восстанавливаются. Нужно 300 лет, чтобы на месте вырубленной дубравы естественным образом выросла новая. Сначала вырастает береза, осина, потом — ель, впоследствии ель падает, перегнивает, распадается, готовя почву для дуба.
Лесное хозяйство не мыслит такими временными категориями, ему нужна отдача прямо сейчас, то есть лет через 50—80. Поэтому после вырубки проводятся искусственные лесопосадки.
Если хотите сохранить старое дерево,
его нужно показать специалисту, чтобы оценил жизненное и аварийное состояние. Дуб трехметровой толщины может прекрасно зеленеть — соки идут под корой — и одновременно скрывать в себе выгнившее дупло, а потому и повалиться в первую же бурю под собственной тяжестью.
Самые старые в Беларуси лесные массивы
Это, конечно же, Беловежская пуща. Интересен также Березинский заповедник. На протяжении веков эти территории оставались без пристального внимания, что помогло сохраниться на них наиболее дикой природе. Интересна также лесоболотная зона на границе с Украиной — там, где Ольманы, Старый Жаден — до Припятского нацпарка. Здесь не будет дубов по два метра в диаметре. Зато попадаются целые массивы 200—300-летней сосны.
Пущи — наше первое путешествие с Kärcher к природным богатствам Беларуси. Впереди еще множество нехоженых троп, непроторенных путей. Так давайте путешествовать вместе!
Читайте также: Ружаны — дворец-феникс с белорусским характером. Не раз он возрождался после разрушений и пожаров
В статье использованы иллюстрации Depositphotos.com.
Редактор — Анастасия Ровдо
