«Нам будет очень трудно вырваться». Искренний Банцер —про ГУБОПиК, работу кочегаром и свое личное поражение
Музыкант и бывший политзаключенный Игорь Банцер — одна из легенд Гродно. В сентябре 2020 года мужчина совершил перформанс — станцевал без штанов перед милицейской машиной, за что получил позже полтора года химии. Во время заключения Банцер держал длительные голодовки, 40 дней просидел в ШИЗО и прошел через психиатрическую экспертизу в Новинках, но был уверен — он ни за что не уедет из Беларуси. Однако теперь он признает поражение.
Однако сейчас Банцер в Польше. «Наша Ніва» побеседовала с Игорем о том, какими были последние месяцы в Гродно, в чем смысл танца с голой задницей у милицейской машины и стоит ли ждать нам лучшего будущего.
«Прошел все тюремные этапы — так дайте жить»
«Наша Ніва»: Как давно вы в Польше?
Игорь Банцер: С середины октября, но до этого я периодически выезжал из Беларуси. В августе меня посадили на сутки, но и после отсидки я успел выехать и сыграть концерт в Германии. Но после последнего возвращения стало понятно — что-то идет не так, так что пришлось делать окончательный выбор.
«НН»: Как это стало понятно?
ИБ: Яприехал в ночь со вторника на среду. На следующий день, в обед, мне звонят и говорят: «Здравствуйте, это полковник ГУБОПиКа. Я вижу, что вы, Игорь Банцер, приехали, надо с вами поговорить».
Мне звонил минский ГУБОПиК и предложил вернуть вещи, которые у меня забрали во время обыска в августе. Был убежден, что уже не выйду оттуда, но что было делать, когда я приехал в Беларусь? Все те разговоры и приглашения — это очень стрессово, и ГУБОПиК — не та структура, с которой я хотел бы быть в дружеских отношениях. В итоге отдали только часть вещей и обозначили, что у них еще хватает материалов на меня. Когда вышел оттуда, не верил, что я на свободе.
Понял, что я для них — слишком яркая фигура и им не будет покоя, пока я не поучаствую в очередном уголовном деле. Все очень сюрреалистично: сидишь в этой структуре, разговор как будто нормальный, хотя это те люди, которые тебя арестовывали с применением спецсредств. Во время разговора один из сотрудников говорит в легкой манере: «Знаешь, недавно было дело «Революционного действия» с большими сроками? Мы же могли и тебя заболтать в это дело».
Еще неделю побыл в Беларуси и осмотрелся, потом уехал. Как человек, который всегда признается в своих недостатках и поражениях, могу сказать, что эту битву я проиграл, но остался на свободе. Будем надеяться, что на свободе я буду все-таки полезнее, и в борьбе с мракобесием мы выиграем.
«НН»: Когда вы раньше объясняли свой отъезд, говорили, будто вас назвали абсолютно лишним элементом в белорусской действительности. От кого это исходило?
ИБ: Это было после задержания. Оно проходило очень жестко, с применением спецсредств и какими-то воплями. Потом меня увезли в Минск, и там на допросах в ГУБОПиКе основной тезис был такой: ходишь здесь, мутишь воду, создаешь вокруг себя ненужное энергетическое поле. А зачем? У нас все хорошо, а ты посмотри на себя со своими татуировками и этим щербатым прищуром.
Скорее я им мешаю идеологически, как элемент, который абсолютно не подходит к их действительности — той, которую они себе формируют. Очевидно, это было психологическое давление, чтобы все-таки я принял решение уехать, так как иначе вариант был бы единственный — возвращаться в тюрьму. Я себя знаю и понимаю, что это может вызвать [у меня] очень бурную реакцию. Понятно, что в той ситуации, которая исторически у нас сложилась, и для этих органов люди, выбивающиеся из толпы, не нужны. Спокойно на это реагирую, хотя разговор и был малоприятный.
«НН»: Вы надеялись, что Беларусь может жить по-новому?
ИБ: Если бы я не имел такой надежды, я бы уехал еще 20 лет назад. Прошел все тюремные этапы и как будто уже чист перед этим государством, так дайте жить. Я же никуда не выезжал, пытался построить внешнюю картинку и нашел летом работу кочегаром, думал, буду полностью повторять путь моего любимого героя — Виктора Цоя. И что вы думаете? Не получилось, так как меня посадили на сутки и это вылилось в 45 дней [в заключении].
Когда находишься в Беларуси, видишь убедительную картинку того, что у нас нормальная восточноевропейская страна. Но ведь жизнь строится не из внешних атрибутов, а из действительности, когда ты не можешь нормально работать, заниматься активизмом, когда нет плюрализма взглядов и за белорусский язык на улице тебя могут схватить.
Последний мой визит, когда я приехал в страну и мне позвонил ГУБОПиК, окончательно меня лишил надежды, что в ближайшем времени станет лучше. Говорю об этом с грустью, ведь мы — я, мои знакомые, люди левых взглядов — явно проиграли эту борьбу. По делу «Революционного действия» посадили последних людей с левыми взглядами, я, может, один из последних, кто еще оставался в стране. Со своей стороны делал все, что мог.
«Моя оценка как человека, который только приехал из Беларуси: мы проиграли»
«НН»: Что вы вкладывали в ваш перформанс перед милицейской машиной в 2020 году?
ИБ: Это была ночь с пятницы на субботу, время, когда с улиц больших городов уже начали вытеснять протестующих и они переходили на дворовые марши. То есть люди выходят на протест, но как только появляется милиция, сразу разбегаются. Андеграундный активизм связан с самыми разными ассоциациями, и у меня все это вызвало такую ассоциацию — показывать жопу милиции.
Не участвовал в маршах, так как периодически в августе-сентябре 2020 года сидел, поэтому мне тоже захотелось показать, но в прямом смысле, зад милиционерам, что я и совершил. Абсолютно об этом не жалею и считаю, что это еще лайтовый вариант того, что могло быть, учитывая, что настроения у людей были разные и проявляться это могло тоже по-разному. Абсолютно замечательный розовый перформанс, на позитивчике, только что сама ситуация этому не способствовала.
Настаиваю, что у нас не хватило активизма, [надо было] больше перформансов, различных интересных массовых акций, когда уже у нас была мирная революция. Но есть как есть, и я сделал то, что сделал. Кому-то это абсолютно не подходит и не стыкуется с его эстетическим мироощущением, за это беру на себя ответственность.
Помню мемасы о том, как белорусы снимали обувь перед тем, как становиться на скамью, сравните это с революциями в Азии и на Ближнем Востоке или даже с простыми демонстрациями сопротивления в Западной Европе. Там это все имеет очень четкую агрессивную окраску, и там много противостояния с силовым блоком.
У нас, я считаю, этот процесс мог и должен был идти в направлении общественного договора, ведь люди же в своем большинстве выходили мирно. Нужен был максимально массовый выход на улицы, нужно было показать власти, что люди хотят каких-то изменений, но власть решила разыграть другой сценарий. Считаю, что силовой блок однозначно победил.
«НН»: Эта победа — конечный результат?
ИБ: Недавно узнал, что в Беларуси уже нет и Пита Павлова, музыканта, который тоже был рок-н-рольщиком. Когда сотрудники силовых структур таскали меня по этапам, говорил им, мол, я последний рок-н-рольщик в стране, вы меня не выдавите.
Я контактировал со многими, пытался поддерживать жен политзаключенных и других людей, у которых тяжелая ситуация. Имел возможность выезжать за границу. И когда ты после польской легкости и мечтательности возвращаешься в Беларусь, видишь абсолютно мрачную картину: какой-то вакуум, люди, которые боятся поднять глаза.
На данный момент моя оценка как человека, который только приехал из Беларуси, такова: мы проиграли. Окончательное это поражение или нет, я не могу сказать, но на данном этапе надо признать, что у нас как у общества не получилось найти консенсус, модель [государства], которая бы всех устраивала.
«НН»: Ожидали, что танец у милицейской машины закончится для вас криминалкой?
ИБ: Нет, ситуация того не требовала. Другое дело, если бы это был какой-то политический митинг или если бы все происходило на пике противостояния, а это была абсолютно бытовая ситуация, мелочь, но решения принимаем не мы.
На всех этапах говорил, что было бы интересно узнать, кто принимает решения, или это бездушная машина, которая говорит, что просто нужно человека посадить и ищет статьи.
Хочется перейти дальше и пытаться что-то делать для будущего страны, ожидая, что перемены все-таки произойдут, и быть частью этих перемен хоть извне, так как изнутри страны не получилось.
«Самое трудное — то, что переживают люди внутри страны»
«НН»: Как вы жили после освобождения?
ИБ: Призвал всех, кто может, не уезжать из Беларуси и сам оставался в стране, но потом произошли события 24 февраля. По-моему, это водораздел.
Это уже не наш внутрибелорусский междусобойчик, а международная политика и кризис мирового уровня. После этого с каждым месяцем и неделей начало становиться все хуже и хуже, стало понятно, что мы уже окончательно в поле русского мира и нам будет очень трудно вырваться.
До 24 февраля у меня еще были надежды, что, когда остаешься в Беларуси, можно жить и что-то делать на минимальном уровне, только чтобы тебя государство не трогало. Но после этого повестка дня начала меняться и началась совершенно другая политика.
Те же губоповцы спрашивали меня, платят ли мне фонды деньги. Но на самом деле я продал кусок своего музыкального аппарата, потому что зачем он мне нужен, если концерт уже не организуешь? С этого и жил. Где-то одалживал деньги, но они заканчивались, искал работу. Надеялся, что буду сидеть за городом, подбрасывать дрова в печку и спокойно пробуду там какой-то период времени, но не получилось.
Мне было важно находиться в стране и поддерживать людей, чтобы они видели, что я не отказался [от своих принципов]. Не собирался заниматься никакими уголовными делами, но так случилось, что я отсидел свое. Далее хочу вести себя как гражданин, чтобы эта страна все-таки развивалась в лучшем направлении, а не шла в средневековье.
Считал, что если все люди доброй воли будут уезжать, это же будет отрицательная селекция, кто в Беларуси останется? Но даже я не выдержал. Значит, я проиграл и некоторые мои идеи не сработали, выходит, что и простому человеку сейчас невозможно жить в родной стране. Тогда будем на чужбине, а дальше время покажет.
Пока что я больше занимаюсь личными вопросами, психикой.
«НН»: Чувствуете последствия заключения для себя?
ИБ: Психологически — конечно, это все очень изматывает и очень тяжело. Этим летом у меня было много травли, повесток, какие-то приезды милиции и вызовы туда — какая бы сильная психика ни была, это расшатывает. Хочется спокойно ходить по улице, а тут не знаешь, не бросится ли на тебя какой-то милиционер, не позовут ли тебя следующим утром в милицию.
Самое трудное — то, что переживают люди внутри страны, этого никому не пожелаешь. Когда я уехал, мне стало несравненно легче. Ведь когда ты в стране, много отгоняешь мысли, пытаешься все-таки заниматься бытовыми делами, а на самом деле все сидит в подсознании, и это видно.
Может, это эгоистично, но я очень рад здесь быть. Если говорить о ценности человеческой жизни, каждому нужно прежде всего самому остаться живым, чтобы можно было сделать какие-то вещи, важные для других и для общества в целом.
Если на этом этапе мы и проиграли борьбу, победа все равно должна быть за нами. Человеческая цивилизация развивается, и мы не можем вернуться назад в Средневековье, как бы кому здесь ни хотелось. В итоге разум все равно победит, и нужно бороться за что-то более стоящее, чем чарка и шкварка.
«НН»: Когда вас задерживали в августе, провластные каналы писали о том, что вам грозит криминалка за «разжигание розни». Чем закончилось то дело?
ИБ: Тогда мне действительно говорили, что если и будут меня садить, то по 130-й статье за «разжигание розни», но не к милиционерам. Они взяли один из моих видосов-перформансов на фейсбуке, где я, между прочим, палил религиозную литературу. Там было что-то об Иоанне Павле II, который считается у католиков святым. В ГУБОПиКе мне обещали сделать экспертизу, и чтобы она показала, что я обидел католиков, меня бы посадили. Учитывая, что моя жена — верующая католичка, это довольно смешно. Кстати, это была ее книжка.
Объяснил, что никого не обижал, просто у нас с женой была конфликтная ситуация, и я решил сжечь ее книжку. Потом, когда я вышел с суток, получил письмо, что криминалку заводить не будут, так как в Гродненском канале «Желтых сливов» появилось видео со мной. Думаю, это все было одним из элементов давления, но решил не проверять дополнительно, какое уголовное дело они мне могут придумать.
Пока живу в сквоте в Варшаве. Сейчас я здесь один, без жены и детей, в Беларуси у меня остались старые родители, как, наверное, у многих. Работы здесь хватает, руки на месте, а дальше, может, как-то наладится жизнь. Я с оптимизмом смотрю в будущее, несмотря на все трудности, радуюсь свободе.
«НН»: Чего вы ожидаете от будущего?
ИБ: Я такой оптимист, что даже сейчас, когда вынужден оторваться от семьи, любимых детей, жду от будущего только хороших вещей. Несмотря на всю трудность ситуации, считаю, что все будет классно, ведь верю, что людей доброй воли намного больше, чем любителей средневековья.
Что касается меня, я всегда только на позитивной стороне. Годы в низовом активизме иногда так на тебя влияют, что ты ведешь себя не слишком понятно для общества, но я не такой молодой, чтобы эпатажем провоцировать людей на какую-то реакцию. Сейчас просто хочется быть хорошим человеком, и пока что у меня это получается.
«Наша Нiва» — бастион беларущины
ПОДДЕРЖАТЬ
Комментарии