Сегодня могло исполниться 75 лет поэтессе Евгении Янищиц, но почти в эти дни 35 лет назад она трагически погибла.
«Полесской ласточкой» Евгению Янищиц назвал Геннадь Буравкин. Она действительно вызывала такое впечатление — стремительная, впечатляющая, возвышенная. Как раз такой я увидела ее впервые на филфаке БГУ, который размещался тогда на Красноармейской улице, почти напротив тогдашней Ленинской библиотеки, пишет Елена Руцкая в «Звязде».
Было это в сентябре 1966 года. Поступать в тот год было сложно — сразу два выпуска: после одиннадцати и десяти лет обучения, а еще те, кто не прошли в предыдущие годы. К тому же пришла целая волна тех, кто, говоря по-современному, «засветился» на страницах «Пионера Беларуси» и «Березки». Среди них — и Женя Янищиц, и Алесь Рязанов, и Евгений Хвалей, и Виктор Ярац, и автор этих строк, и многие другие. Зная друг друга по публикациям и фамилиям, начали знакомиться на первых занятиях. Позанимались всего два дня (1 сентября в тот год пришлось на четверг), а на субботу нас отпустили ехать за теплой одеждой, объявили, что поедем копать картошку в колхоз возле Кунцевщины.
Помнится, что дом, где поселили меня и мою однокурсницу Аню Розум, имел большую застекленную веранду, и мы проводили там время после работы.
Женя приходила к нам. У нее был красивый голос, и ей тогда нравилась песня, где были слова: «Што ж ты мне сэрца параніў, мой найдарожшы на свеце?» Как раз на эти строчки и «залетел», как мы после шутили, к нам Юрка Голуб. А с ним Марьян Дукса и еще кто-то из старшекурсников. Остроумно и с юмором Юрка целый вечер рассказывал нам об учебе, о преподавателях, о литобъединении «Узлёт». Правда, прием в литобъединение обрисовывал как страшилку. Говорил, что нужно будет прочитать десять стихов, что их будут строго обсуждать, и если большинству понравится, то примут. Но потом сам не выдержал своего угрожающего рассказа и расхохотался. Женя же через несколько дней принесла блокнот со стихами, так как мы для себя решили, что стихи читать, канечно же, будем. А с той ее тетради смело можно было читать все.
Из тех наших кунцевщинских посиделок и более поздних не очень частых встреч в общежитии, на заседаниях литобъединения «Узлёт», на различных мероприятиях, на вечеринках в доме Союза писателей у меня сложилось впечатление, что главной в Жениной жизни была не она, а ее поэзия. Поэзия руководила ее мыслями, поступками, увлечениями. Она служила своей музе.
Несколько раз мне приходилось наблюдать, как вдохновение обуревало ее, затемняя действительность, и она «выпадала» из разговора, а во взгляде отражалась не реальность, а те образы, которые диктовали принесенные вдохновением поэтические строки. Вспоминается, как один раз мы готовили очередную факультетскую настенную газету «Філолаг». Так назывались склеенные большие листы ватмана, где размещались студенческие заметки, рассказы, стихи, юморески и др., украшенные рисунками, фотографиями, коллажиками.
Когда этот «палетак», как шутил профессор Михаил Ларченко, вывешивали на стене, около него несколько дней собиралась изрядная толпа. В этот раз мы остались после занятий с Женей помогать дооформить газету. Я хорошо писала плакатным шрифтом, поэтому оформляла заголовки. Петр Побока смешил нас какими-то байками. Женя наклеивала снимки и вдруг застыла, потом взяла карандаш, что-то записала на листке, переместила свой снимок и на освобожденном месте уже авторучкой дописала свое новое стихотворение. Она жила творчеством, поэзией, видимо, поэтому и ребята, которые ей нравились, были из поэтической когорты.
Пишучи эти строки, вспомнила прочитанное в книге Дануты Бичель «Хадзі на мой голас»: «Я только недавно для себя нашла ту простую истину, которую знал поэт Максим Богданович… Каждый творец работает для себя, для своей тихой радости, чтобы проверить себя перед собой, чтобы быть собой. Когда я наконец это осознала и усвоила, меня перестали трогать оскорбительные оценки людей, которые рвутся в первый ряд по спинам своих предшественников».
Я думала, что Женя в полной мере этой истины для себя не открыла. Она сверяла себя перед собой, но, особенно в студенческие годы, ее радовал каждый написанный стих, и ей хотелось делиться этой радостью. Покупала газеты и журналы, в которых были ее произведения, и иногда дарила их с автографами, когда чувствовала искреннюю заинтересованность. А вот мысли других, отношения, «недоброжелательные оценки» трогали ее, по моему мнению, всегда, даже если внешне этого не было видно. В стихах же, наполненных исповедальной задушевностью, она не боялась писать о своей боли, искренне и доверчиво раскрывая чувства, переживания, душевное состояние.
После окончания университета мы виделись прежде всего на писательских мероприятиях. Только однажды встретились возле бывшего нашего корпуса на Красноармейской улице. Я увидела Женю, когда вышла из библиотеки. Она прихрамывала, оказалось, что в сапожке сломался каблук, и повредила ногу. Помогла дойти ей до квартиры [Евгения Янищиц тогда жила в доме неподалеку от угла Красноармейской и Ульяновской — НН].
До этого, хотя и были приглашения, мне побывать у нее не приходилось. Сразу поняла, почему неуютно было ей здесь. Комнаты словно вдавливались в землю. День был пасмурный, и в квартире было мрачно, неприветливо. Женя заметила мое впечатление и грустно сказала: «Вот так и живу».
Включила свет, но уютнее от этого не стало. Мы попили кофе, рассказывали друг другу, что знали о жизни наших однокурсников. Я через две недели должна была приехать на какой-то методический семинар. Договорились встретиться. Перспектива скоро снова увидеться делает прощание легким. Верилось, что вернется еще Женина пора любви и пройдет пора жалости. Но надежды так и не сбылись.
Евгения Янищиц родилась 20 ноября 1948 года в Рудке Пинского района. Окончила филфак БГУ, вышла замуж за Сергея Понизника и пару лет жила в Чехословакии, но они разошлись. Янищиц вернулась в Минск, одна воспитывала сына. Работала литконсультанткой в газетах «ЛіМ» и «Сельская газета», заведующей отделом поэзии журнала «Маладосць».
Автор сборников лирики «Снежныя грамніцы», «Дзень вечаровы», «Ясельда», «Пара любові і жалю», «Каліна зімы». Вышел сборник избранных произведений «У шуме жытняга святла» (1988).
Трагически погибла 25 ноября 1988 года, сорвавшись с балкона восьмого этажа новой квартиры на Сторожевской. По официальной версии, она вешала одежду и не удержалась.
Комментарии