Фото Piron Guillaume on unsplash.com.
В «Нашу Ниву» поступило письмо врачей с их реакцией на суд над медиками из Речицы, которые допустили роковую ошибку. Должна быть введена страховая компенсация за неудачные диагнозы, а у врачей должно остаться право на ошибку, пишут Василий Иваненко и Сергей Змитричин.
В последнее время в нашей жизни появилась новая тенденция — судебное преследование врачей за их профессиональную деятельность. Оставим в стороне тему «взятка & признательность», как и причины этой еще советской традиции, а обратим внимание только на врачебные ошибки и осложнения медицинских манипуляций.
Как известно, работа врача не совсем обычный вид экономической деятельности. Да и «экономической» ее признают далеко не все. Спасение жизни человека или помощь ему в беде, действительно, чаще считается делом нравственным, а не меркантильным. Но тот, кто занимается этим ежедневно, должен с чего-то жить, получать некое «вознаграждение». Тем более в наше время «победного шествия капитализма», когда материальные отношения вышли на первое место и всё в жизни стремится к монетизации. Даже истина.
«Причем здесь истина?» — спросите вы. А дело в том, что работа врача в большой степени является постоянным поиском истины. И если истина философа — абстрактная, ученого — теоретически-прикладная, художника — субъективно-эстетическая, то у врача она — живая и болезненная.
Постановка диагноза — вот поиск «врачебной истины», от которой зависит судьба, а иногда и жизнь конкретного человека. Несмотря на все современные методы диагностики, процесс этот не всегда прост и предсказуем, как кажется стороннему наблюдателю.
Среди тысяч известных сегодня заболеваний, есть и очень редкие, с которыми врач может столкнуться один раз в жизни или вообще их не встретить. Да и «старые», давно известные болезни имеют в последнее время тенденцию к омоложению или нетипичному, стертому течению, без характерных «классических» симптомов и проявлений. Постановка правильного диагноза, бывает, затягивается на недели и месяцы даже в специализированных клиниках. А если на это есть только несколько часов или даже минут (!), как это бывает при неотложной помощи? Вероятность ошибки здесь всегда немалая. Особенно если медик не знает анамнеза, не имеет возможности провести хотя бы минимальные исследования, или когда пациент находится в тяжелом состоянии. Конечно, наблюдательность, интуиция и опыт врача имеют большое значение, но и они иногда не помогают. Случается и такое, что среди тех двух-трех рабочих (предполагаемых) диагнозов, вокруг которых идет поиск, ни один не оказывается верным. Ошибка, к сожалению, является неизбежным спутником работы врача.
Ошибаются все — не только интерны или молодые специалисты, но и профессора и академики. И не всегда ошибки становятся известны, поскольку не имеют тех трагических последствий, которые произошли в Речицкой ЦРБ, где в выходной день пациент умер от ларингоспазма на фоне ангины.
Вина дежуривших в тот день молодых кардиолога и терапевта якобы доказана в суде. Их осудили. Но является ли врачебная ошибка уголовным преступлением? То есть умышленным или непреднамеренным нанесением вреда? Получается как раз наоборот: действия медиков всегда направлены на помощь или уменьшение вреда организму пациента, даже в тех случаях, когда они идут ошибочным путем. Очевидной ошибка становится постфактум, а в момент оказания помощи врачи убеждены в правильности и пользе своих действий. Консультация психиатра тоже бывает спасительной при делириях или психозах, так же как хирурга — при аппендиците, а ЛОРа или реаниматолога — при скоротечном отеке гортани. Диагностическая ошибка, которая даже привела к летальному исходу, не является убийством, халатностью или неисполнением своих обязанностей. Это лишь врачебная ошибка, то есть один из возможных вариантов исхода болезни, который в той, конкретной ситуации в силу различных обстоятельств, не удалось предупредить. Так будет ли правильно наказывать за это по уголовным статьям?
Вопрос материальной компенсации близким умершего является немалой проблемой, и он должен решаться, как в развитых странах — через страховые фонды. У нас пока до этого не дошло, но рано или поздно и мы будем правовым государством и обратимся к страхованию риска врачебной деятельности. Потому что лично выплачивать те суммы, которых требуют пострадавшие, не смогут даже самые высокооплачиваемые специалисты. И полным нонсенсом выглядит лишение врачей профессии в результате диагностической ошибки. Во-первых, как человеку жить и из чего выплачивать штраф, если он на 5 лет лишен работы. Во-вторых, целесообразно ли (при дефиците кадров) лишать район двух врачей — возможно, неплохого терапевта и перспективного кардиолога. Хуже будет и тем пациентам, которые не смогут получать соответствующую помощь. В-третьих, вернутся ли эти молодые специалисты после перенесенного психологического и эмоционального стресса в профессию через 5 лет? А чтобы подготовить квалифицированного врача-специалиста, нужно 10—12 лет. Вот вам и «экономический эффект», и «меркантильный расчет».
И вообще, если бы за диагностические ошибки наши суды лишали работы всех «виновных», то в медицине остались бы исключительно чиновники и администраторы, то есть те, кто непосредственно не занимается клинической деятельностью. Любой практикующий врач имеет в своих анналах если и не «кладбище», то как минимум врачебные просчеты и диагностические ошибки, на которых приходилось взрослеть любому специалисту. Как говорится, за одного битого двух небитых дают, и в медицине это тоже актуально, поскольку самый солидный опыт (к сожалению) приходит через ошибки, и второй раз той же ошибки уже обычно никто не допускает.
Что касается осложнений медицинских манипуляций, то здесь все еще проще, так как процент осложнений операций, наркозов, анестезий, пункций и других интервенционных действий может и не высок, но довольно стабилен. Причем в различных клиниках, странах и медицинских системах. С той только разницей, что в советские времена это обычно скрывалось и редко попадало «на люди», а на Западе фиксировалось в статистике и открыто обсуждалось.
Такие осложнения обычно трудно прогнозировать или предупреждать, так как зависят они от особенностей анатомического строения сосудистой и нервной системы, непредсказуемых иммунных или аллергических реакций, нераспознанных хронических заболеваний. Но перед процедурой пациента предупреждают о возможных побочных эффектах, и он дает письменное согласие на манипуляцию. Если осложнение кратковременное, то проблемы нет, а если же имеются длительные или необратимые последствия, то снова вступают в действие страховые фонды. Но никто не считает врача преступником или убийцей, как это происходит у нас, да и не лишает права на профессию. И в конце концов это гуманнее и рациональнее.
Конечно, диагностические ошибки и осложнения медицинских вмешательств всегда разбираются на всех уровнях системы здравоохранения, становятся поводом для организационных или профессиональных выводов, что иногда стоит немало здоровья и самим врачам. Они также имеют предел прочности, и работать под психологическим прессом «преступников в белых халатах» или потенциальных «врагов народа» — крайне тяжело. А пожалуй, и невозможно. Ведь врач — не «универсальная диагностико-лечебная машина», а обыкновенный живой человек, который может делать свое дело при наличии определенных условий, в том числе доверия и взаимоуважения с больным и его родственниками. Но тенденция к судебным преследованиям врачей в последнее время подрывает этот немаловажный компонент в нормальной работе здравоохранения. Остается только напомнить, что профессия врача интернациональная, а при таких условиях жизни и работы можно ожидать дальнейшего оттока специалистов.
