Мирослав Лозовский: «А теперь хотелось бы поучаствовать в исправлении демографической ситуации!»
С ключевым фигурантом «Дела патриотов», которому следствие упорно готовило роль проводника мифической «вооруженной организации», бывшим членом несуществующего уже «Белого Легиона», Мирославом Лазовским издание «Новы час» решило поговорить совсем не о политике, а об истории, литературе и… личной жизни.
Будучи персоной публичной еще до задержаний по «Делу патриотов», будь то в контексте белорусской книготорговли или «легионерского» прошлого, Мирослав всегда находился как бы в тени. О его глубоких исторических знаниях, как и о участиив разного рода исторических проектах знало немного людей, о личной жизни — еще меньше.
Поэтому в разговоре мы сознательно не затрагивали ни обстоятельств «Дела патриотов», ни обстоятельств содержания в СИЗО, ни политических моментов. Зато поговорили о любимых авторах, полководцах, о том, какая связь между книжным рынком и национальной безопасностью, в конце концов, узнали о дате бракосочетания Мирослава и Светланы.
Мирослав Лозовский держит в руках издания, которые сам иллюстрировал.
«Чем больше ездил в Россию, тем больше любил Беларусь»
— Вы — заместитель директора издательства «Кнігазбор». Как пришли к этому, имея инженерное образование и ранее работая экспедитором?
— Я работал не просто экспедитором, а инженером по материально-техническому обеспечению. И поскольку много контрагентов было в России, я занимался экспедициями. Условно говоря, чтобы всем было спокойно, в Россию я мотался сам.
— То есть это поездки в Россию повлияли на интерес к «белорусскому слову»?
— В том числе. Чем больше я ездил в Россию, тем больше любил Беларусь (смеется). В период кризиса 2011 года я уволился с предыдущей работы, ездил на стройку… Впоследствии оказалось, что издательство «Кнігазбор» ищет человека, который будет заниматься в том числе и распространением книг. Сейчас я помощник руководителя «Кнігазбора», я в разъездах, а директор — в офисе. Наши партнеры — компания «Будзьма беларусамі» и Союз белорусских писателей — проводили ряд благотворительных акций по обеспечению белорусскими книгами районных библиотек, которые испытывают проблемы со средствами на их приобретение. Мне очень нравится ездить в командировки по Беларуси. Благодаря этой работе я, наверное, за исключением 4—5 районов объездил всю страну. Поэтому, когда появилось такое предложение по работе, я понял, что, несмотря на разного рода финансовые нюансы, это — мое.
На рабочем месте, с детскими книжками издательства ''Кнігазбор''.
Мартинович, Станкевич и… рисунки в детских книжках
— Воспринимаете распространение «белорусского слова» также как элемент патриотической работы?
— Безусловно. Если обратиться к историческому опыту, то после разгрома восстания 1863-64 годов поляки сделали для себя соответствующие выводы. Они поняли, что если нация шляхетская, то сколько ты ни поднимай на восстание, эти 10% населения никогда ничего не решат. Тогда у них начался этап «органической работы», когда из «народа мужицкого» они делали народ польский. Как? Через культуру, прежде всего, через книги. Нужно было, чтобы каждый, кто живет в Польше, осознал себя прежде всего поляком, а не чьим-то холопом. Мне кажется, что у нас схожая ситуация, и белорусский нация может сформироваться лишь на основе повсеместной культурной работы.
Одна из иллюстраций Мирослава Лозовского в книгах белорусских авторов.
— Но теперь говорят, что время массовой книги уже прошел. Стоит ли сопоставлять наши реалии со второй половиной XIX века?
— Если говорить об этом сравнении, то тогда люди массово еще не читали, сейчас — уже не читают. Безусловно, телевидение и интернет отвлекают внимание от чтения, тиражи ужасно упали. Еще 20 лет назад тиражи на белорусском рынке достигали 10—50 тысяч экземпляров. Сейчас даже в государственных издательствах это тысяча-две. То же с негосударственными издательствами: 1000 — это очень хороший тираж, а больше — это успешный проект. Абсолютное большинство книг печатается еще меньшими тиражами: 200—300—500…
— А сами успеваете читать книги, которые распространяете?
— Конечно, не все. Во-первых, у нас идет солидный упор на детскую литературу. Там я рассматриваю иллюстрации (смеется). Очень люблю Виктора Мартиновича, которого мы издаем. «Сфагнум», «Мова»… Последнюю книгу «Озеро радости» до того, как попал в СИЗО, не успел прочитать, а сейчас времени нет. Также читаю Юрия Станкевича, его издают «Голиафы» — к сожалению, не мы.
«Белорусское книгоиздание — это не бизнес, а гуманитарная миссия»
— Все-таки, что должно произойти, чтобы белорусы начали читать книги по-белорусски? Не поздно ли?
— Все может быть, ничего необратимого нет. Есть достаточно много примеров из новейшей истории, когда народы почти с нуля возрождали свой язык — пример Каталонии… Ренессанс языка и слова возможен. Дело в том, что люди пользуются тем, что удобнее. И если со стороны государства будет политика не насильственного навязывания языка, но здоровые шаги на то, чтобы сделать белорусскую книгу популярной, удобной и модной, ситуация изменится. Как минимум, следовало бы сократить налоги книгоиздателей, потому что теперь они ничем не отличаются от налогов для остального бизнеса. Но белорусское книгоиздание — это не бизнес, а гуманитарная миссия. Хорошо бы, чтобы и государство смотрело на это через такую призму: не как на очередной бизнес, а как на работу по построению нации.
— А что насчет возвращения белорусского языка в учебные заведения?
— Естественно, это также поможет книге выйти из той ситуации, в которой она находится. Здесь одно цепляется за другое: чем больше читают, тем большие тиражи, тем больше динамики, тем выше художественное качество продукта. До тех пор, пока белорусский язык будет восприниматься как бабушкина вещь, которую выкинуть жалко, поэтому поставим подальше в угол, ничего не будет. Но если так относиться к языку и культуре, то почему население должно относиться к государству как-то иначе? Если язык и культура не нужны, то может, и независимое государство тоже?
— Если исходить из такой логики, то и язык, и культура — это вопросы национальной безопасности?
— В принципе, да. Конечно, есть пример Швейцарии, где четыре государственных языка, но там и история, и современность другие. Такая модель многоязычной страны у нас не сработает. Там сам генезис государства был совершенно иной. В нашем регионе язык — это национальная, а потом уже и государственная идентификация каждой личности.
Бумажная армия с документальной точностью изображенных солдатиков времен Античности, которую еще в детстве нарисовали Мирослав Лозовский и его друг.
«Военная история мужчинам нравится больше всего»
— Вы не только распространяете книги, но и принимаете участие в их создании. Насколько знаю, так было с серией «Беларусь в войнах». Почему такая тематика, а не стихи-сказки-романы?..
— Военной историей я начал интересоваться еще в дошкольные годы. Не будучи еще первоклассником, я уже заставлял родителей мне читать «Книгу будущих командиров». Это была моя любимая книжка. В детской энциклопедии был восьмой исторический том, так я его чуть ли не наизусть знал: когда тетя приходила к нам в гости, она была «обложена налогом» — посидеть и почитать мне вслух пару часов (смеется). Этот интерес через всю жизнь. Если говорить про «Беларусь в войнах», то первая книга, которую мы выпустили, — Николая Плавинского о вооружении на наших землях в IX—XIII веках. Далее вышло в свет исследование Дмитрия Матвейчика о боевых действиях в 1863 году, затем — битва на Немиге… Сейчас готовим работу про битву при Кирхгольме, а параллельно — издание про отряды лисовчиков, действовавших в Московии во времена Смуты.
— Я понимаю, что книжная серия идет параллельно с «Цехом живой истории», где проводятся лекции, то есть это единый проект по популяризации именно военной истории Беларуси?
— Да. И я считаю, что интерес есть. Если говорить про «Цех», где заседании происходят в достаточно большом помещении, то свободные места есть, но совсем немного. При этом, объективно военная история мужской части населения нравится больше всего. Сложно представить себе, скажем, семинар по древней керамике, где бы собралось столько парней. Такой интерес был и будет всегда, одно, что у нас не хватает белорусских акцентов. Например, я понимаю, что Суворов — талантливый генерал, но у нас есть не менее значимые фигуры. При этом Суворов у нас на каждом шагу, даже на упаковках с кашей в магазине, не говоря об улицах и известном училище. А полководцы, которые защищали нашу землю в разные времена, почему-то не популяризуются, их слабо знают. Хорошо, что ситуация хотя бы понемногу меняется: устанавливаются памятники и нашим воеводам, организуются рыцарские фестивали, на государственных каналах транслируются исторические ленты. Да, это происходит медленнее, чем мне бы хотелось. Но и свой скромный вклад в это дело я по возможности вношу.
— У вас есть любимые персонажи из отечественной военной истории?
— Могу вспомнить Януша Радзивилла, который в страшно неблагоприятных условиях начала 13-летней войны провел кампанию 1654 года, связанную с отступлением. В этой ситуации он показал себя весьма достойно, при трех-четырехкратном численном превосходстве противника. А ему удалось отступить, сохранив ядро армии. Этот персонаж импонирует мне лично еще и тем, что он был патриотом Великого Княжества Литовского: в войнах Януш заботился именно об интересах нашего государства и этой территории. Недаром в польской историографии времен классицизма он получил прозвище «Януш-предатель». Почему? Его не волновали интересы Польши, он всегда делал так, как будет лучше для ВКЛ. Если бы я был поляком, я бы тоже на него обижался, но я не поляк, поэтому Януш мне нравится.
Оловянные фигурки, отлитые Мирославом Лазовским в начале 1990-х
«Я не одержимый коллекционер — реликвии должны быть в музеях»
— Ваш любимый период, как я понимаю, все-таки времена Наполеона, почему?
— Этим периодом я заинтересовался еще в детстве. Возможно, потому, что солдатики были очень красивыми. Все эти гусары, уланы, кирасиры, гренадеры, султаны, кивера… красота и романтика! Это вам не перепачканные грязью ребята в хаки (смеется). Тогда еще, в советские времена, я с удивлением узнал, что войско ВКЛ участвовало в наполеоновских войнах как в 1812 году, так и позже. То есть вся наполеоновская эпопея имеет к нам прямое отношение.
— Кажется, теперь вы помогаете в восстановлении этой памяти, по крайней мере на музейном уровне?
— Да, в свое время узнал, что найдена накладка, крепившаяся к пряжке ремня, с изображением «Погони». Рядом были найдены поврежденный киверный ромб и пуговицы от французского мундира. Я не одержимый коллекционер. Мне, конечно, приятно иметь такую реликвию, но больше пользы она принесет, если займет почетное место в экспозиции Национального исторического музея — вскоре планирую передать туда этот артефакт. Если мониторить аукционы, то ясно, что подобных «Погонь» найден у нас не один десяток, но все они попадают в частные коллекции: в лучшем случае — в Беларуси, в худшем — их вывозят за границу.
— А в наших музеях нет таких реликвий?
— В коллекции Национального музея, как оказалось, такого материала нет. Напомню, до 30 тыс. белорусов участвовали в той войне на стороне Наполеона, в составе армии восстановленного правительства Литвы. Это фактически последнее войско Великого Княжества. Ныне целые мундиры уланов ВКЛ есть в Каунасе, Вильнюсе, Варшаве, Москве, но в наших музеях ничто об этом не напоминает. Нет не то что экспонатов, а даже стендов и копий. Есть общие экспозиции по Войне 1812 года, о том, как русские дрались с французами, а мы где? Белорусы в этом контексте полностью лишены субъектности, мол, у нас земля такая: сначала одни вытоптали, потом другие, а предки наши будто и ни при чем были. Такой подход мне не нравится. Меня также заочно познакомили с известным украинским баталистом Анатолием Телеником. На постсоветском пространстве это один из лучших специалистов. Мы договорились, чтобы он сделал качественные реконструкции мундиров наших соотечественников в составе Армии Наполеона. Планировалось, что они появятся в Национальном музее, когда там все-таки откроется экспозиция, или по крайней мере стенд, посвященный данной теме.
Мирослав и Светлана Лозовские в день бракосочетания.
«Дата бракосочетания, которую нельзя забыть»
— Оставим историческую тему в стороне. Насколько известно, вы недавно поженились со Светланой…
— Да, в конце концов поженились.
— Я понимаю, что это долгая истории?
— Да я давно предлагал (смеется). Впервые я предложил заключить брак где-то в 2013-м, Светлана думала-думала, а согласилась уже только тогда, когда я попал за решетку. Более того, она согласилась на брак в СИЗО КГБ, но мой адвокат Анна Бахтина была решительно против, мол, не торопись, подумай о девушке, у которой в свидетельстве о браке будет написано «СИЗО КГБ». Так получилось, что благодаря широкой волне поддержки, все мы вышли на свободу, и тогда я… воспользовался моментом, пока она еще не передумала, а я уже на свободе и могу действовать (смеется). Потащил ее в ЗАГС, а там оказалось, что есть свободный день: 8 сентября (День белорусской воинской славы, победы в Битве под Оршей). Все сложилось!
— Дату сами выбирали?
— Нам предложили несколько свободных дней, но, естественно, мне понравилось 8 сентября. Светлана правильно догадалась, что это для того, чтобы я никогда не забывал, в какой день женился.
— Планируете «воевать» сейчас на демографическом фронте?
— Хотелось бы поучаствовать и в исправлении демографической ситуации, конечно. Это ведь тоже фактор национальной безопасности, правда?
— Кажется, после выхода на волю вы планировали заняться ремонтом, съездить в отпуск. Осуществились ли эти планы?
— Понимаете, ломать дом и разводить строительную грязь в ситуации, когда не знаешь, удастся ли закончить этот ремонт, нет желания. Дело же не закрыто, а совсем недавно его продлили. При этом, отложенные на ремонт деньги были изъяты во время обыска, отдавать их пока не спешат.
— Вообще, что значит жить в подвешенном состоянии, когда вы на свободе, но при этом дело не закрыто?
— Это не очень приятно и не очень удобно, но, даже учитывая всю неопределенность, когда не можешь планировать свой завтрашний день, на воле все-таки гораздо лучше, чем там.
— Из-за дискомфорта или вынужденного бездействия?
— Бытовые условия в СИЗО КГБ достаточно удовлетворительные, вопрос в другом. Что ты там можешь делать? Сидеть. А здесь, на свободе, дел полно. Этим свобода от рабства и отличается. Лучше голодать на свободе, чем вкусно есть на нарах.
Фото Павла Аксиновича и из личного архива Мирослава Лозовского.
Комментарии