«Маленькая победоносная война» с Украиной: помогла ли бы она Лукашенко?

В атмосфере нашего региона последние месяцы ощутимо попахивает порохом. Концентрация российских войск на границе с Украиной, наспех спланированные российско-белорусские военные учения на территории Беларуси, дислокация большого количества российских войск в основном на Полесье неподалеку от южной границы, резкие высказывания российских и западных политиков, нагнетание атмосферы окруженного почти со всех сторон злейшими врагами бастиона со стороны Лукашенко и его служителей… Перечень можно продолжать и продолжать.

Если раньше заявления о том, что все может закончиться большой войной, чаще всего воспринимались как фантазии алармистов, то сейчас все выглядит куда более серьезным. И даже люди, к панике по любому поводу не склонные, сейчас от однозначных оптимистических прогнозов воздерживаются.

Ведь в таких условиях реальный военный конфликт может вспыхнуть даже помимо воли политиков. А после его уже не остановить и не сдержать…

В то же время известно, что для политиков, не обремененных моральными нормами, войны нередко бывают инструментами для укрепления своей власти, средством отвлечения внимания общества от внутренних проблем, с которыми по объективным, а чаще всего субъективным обстоятельствам не удается совладать. Еще с начала ХХ века историками и аналитиками довольно широко применяется понятие «маленькой победоносной войны» как возможности для непопулярной власти освежить свой подувявший рейтинг, придать собственной политической карьере второе дыхание.

Впервые якобы это выражение употребил в 1904 году министр внутренних дел Российской империи Вячеслав Плеве, аргументируя необходимость войны с Японией, которая не воспринималась — как оказалось, ошибочно — в качестве серьезного противника. Мол, победим малой кровью, народ от этого вдохновится и за эйфорией от победы временно забудет о собственных проблемах.

У российских стратегов начала ХХ века расчеты не оправдались, в первую очередь потому, что они явно недооценили противника. Но вообще «маленькие победоносные войны» часто действительно становятся тем фактором, который позволяет власти, попавшей в кризис легитимности, полностью или частично восстановить ее.

Если на фронте все складывается успешно, то те проблемы взаимоотношений, которые этот кризис вызвали, отходят на второй план перед масштабностью свершенного, позволяют говорить всем и везде, что вот, мол, хоть многое у нас и не получалось, но ведь тут то успех несомненный! И значит, за это можно властям другие, менее успешные действия простить или по крайней мере отложить их рассмотрение и оценку куда-то на потом.

Первое, что вспоминается из конкретных примеров — Россия в 2014 году.

Развязанная путинским режимом война в Украине позволила тогда ему сплотить вокруг себя чуть ли не все российскае общество, добиться сказочных рейтингов, достигавших 83 %. Хотя до тех пор много говорилось и писалось о том, что россияне уже подустали от неизменности не слишком эффективной и коррумпированной власти, хотят чето-то нового.

Захват Крыма совершил, конечно, здесь перелом. Что говорить, если даже многие россияне с ранее якобы либеральной репутацией тогда не удерживались, чтобы не влиться в общий хор с лозунгом «Крым наш!», ставя на этой своей репутации если не жирный крест, то по крайней мере крупное несмываемое пятно.

Казалось бы, и такому политику, как Лукашенко, стоило бы желать для себя чего-то такого. Его моральные установки хорошо известны, за свою личную неограниченную власть этот человек без тени сомнения готов положить что угодно, в том числе и множество человеческих жизней. То не была бы и для него «маленькая победоносная война» способом, который позволил бы все-таки поднять наверх свой давно намертво застрявший на границе в пару десятков процентов рейтинг и тем самым восстановить внутреннюю легитимность?

Но не все так просто на самом деле.

Ведь «маленькая победоносная война» - способ хоть иногда очень действенный, но никак не универсальный. Он работает только в тех условиях, когда на общественную жизнь в стране реально влияют несколько факторов, а лучше всего даже имеет место их стечение и комбинация.

Первый фактор — когда какой-то народ имеет сложные исторические отношения с соседями, притом сложности эти воспринимаются и эмоционально переживаются на уровне всего общества. Есть какие-то неоплаченные счета за исторические обиды, территориальные споры, наличие в составе соседнего государства территорий, которые другой народ — обоснованно или нет, не так уж важно — считает исконно своими.

И, как дополнительный важный эмоциональный момент — наличие на этих территориях множества компактно расселенных сородичей, которые — опять же, реально или мнимо, — страдают под игом гнета и дискриминации и только и ждут, когда соплеменники из-за рубежа принесут им освобождение и воссоединение.

Второй фактор — то, что называется имперским, или великодержавным мировоззрением народа. Если есть великая держава, которая на протяжении веков играла роль регионального лидера, расширяла свою территорию и политические влияния. И общество с этим великодержавным статусом своей страны и своего народа настолько сжилось, настолько считает его естественным, что попытки государственного руководства любой ценой или восстановить, или усилить это влияние воспринимает как что-то само собой разумеющееся. И если такие попытки предпринимаются, то в них даже непопулярному правительству может быть обеспечена массовая поддержка, часто вопреки здравому смыслу. Если речь о святом, рациональность стыдливо молчит.

И, наконец, третий фактор, тесно связанный со вторым — мессианская ментальность, распространенное в обществе представление о своей исключительной миссии в целом мире, некую особую «духовность», обладание сверхестественными качествами и идеями, которые должны распространяться как можно дальше и тем самым спасать несовершенную вселенную от неминуемой деградации и распада.

Может ли что-то такое сработать в белорусском случае? Вот представим себе идеальную для Путина и Лукашенко ситуацию: в определенный момент российская армия, сосредоточенная на границе с Украиной, переходит в наступление, сметает мощным кулаком сопротивление украинской армии и ставит нашу южную соседку на колени. А Запад, несмотря на решительные заявления накануне, реально воевать не хочет и по сути не вмешивается, ограничиваясь озабоченностью и санкциями, может и болезненными, но не смертельными.

Павялічыць

Белорусская армия в стороне при этом не остается, также участвует в боевых действиях, соответственно оказывается среди победителей этой войны, и даже жертвы несет относительно небольшие.

Не простил ли бы белорусский народ в таком случае Лукашенко все его тяжкие грехи, а нынешние презрение и ненависть не сменились ли бы на уважение и любовь? Или по крайней мере на «отдавание должного» и смягчение отношения?

Уверен, что в белорусском случае военный конфликт с любым его исходом не будет для Лукашенко полезным. В отличие от России (где тоже, кстати, не факт, что удастся второй раз с тем же успехом войти в ту же реку), любая захватническая война среди белорусов обречена на непопулярность.

Потому что то, что белорусы в массе своей не хотят войны и не стремятся решать свои проблемы такой ценой — не миф, а реальное положение вещей. В настроениях, характерных для нашего общества, те перечисленные выше факторы, которые обычно способствуют милитарной мобилизации народа, просто отсутствуют.

Во-первых, невозможно белорусов поднять на конфликт с соседями под лозунгами «восстановления исторической справедливости», возвращения «потерянных» территорий, помощи «соотечественникам под игом « и т. п.

Белорусам не тесно в пределах своей страны и для подавляющего большинства понятие Беларуси за них не выходит.

Конечно, как и у всех других народов региона, исторические этнографические границы расселения белорусов не совсем совпадают с линией нынешней государственной границы. Но это если кого-то и волнует, то только мизерную часть народа.

Большинство белорусов нынешние границы вполне устраивают и чего-то приобретать еще они не хотят и не понимают зачем. Как, кстати, и режим Лукашенко, который, более четверти века находясь во власти, уж чего-чего, а определенных территориальных претензий к соседям никогда не высказывал.

В принципе не свойственны белорусам и имперскость, и мессианские идеи. Да, многолетняя русификация привела к тому, что белорусы в подавляющем большинстве перешли на русский язык, находятся под влиянием российской массовой культуры. Этого отрицать невозможно, и это, безусловно, оказывало, оказывает и будет оказывать большое влияние на настоящее и будущее белорусского народа.

Но в то же время говорить, что языковая русификация превратила белорусов ментально в русских — представление крайне ошибочное. Особенности национального мировоззрения сохраняются, и непопулярность экспансионистских идей, забота больше об обустройстве собственного дома, а не о спасении мира — одно из качеств, которое белорусов от русских очень отличает.

Характерные в этом плане результаты опроса еще в то время до конца не разгромленного Независимого института социально-экономических и политических исследований (НИСЭПИ), проведенного в 2014 году и посвященного отношению белорусов к вооруженному конфликту в Украине, аннексии Крыма и войне на Донбассе. Находясь в значительной степени под влиянием российского телевидения, которое к тому времени уже несколько месяцев вело интенсивную и агрессивную антиукраинскую пропаганду, белорусы, по сведениям социологов, в большинстве своем разделяли тогда российский взгляд на проблемы. Соглашались с «исторической справедливостью» присоединения к России Крыма, в целом через российскую призму смотрели на события, развернувшиеся в Донбассе.

Но в тоже время категорически были против того, чтобы непосредственно влезать в российско-украинские отношения самим.

74,8% были против того, чтобы предоставлять территорию Беларуси российским войскам для атаки на Украину, 76,9% против какого бы то ни было участия в военных действиях, на любой стороне, белорусских граждан. Да даже и то, чтобы войска в Украину вводили сами россияне, воспринимали без энтузиазма — 53,6% относились к такой перспективе отрицательно, а «за» были только 14%.

Опросы в России, проводившиеся в те же времена, фиксировали совсем другую картину: там за ввод российских войск, то есть за перерастание гибридной российско-украинской войны в самую настоящую, были от 74% в марте до 43% в августе 2014-го.

Если такие настроения были у белорусов тогда, то явно они не могли поменяться и сейчас, особенно после того, как страна и общество прошли через болезненные испытания 2020—2021 годов.

Поэтому любая война, в которую по собственному горячему желанию или поневоле впутается белорусский режим, обречена быть среди населения крайне непопулярной. Никаких высоких целей, ради которых белорусы готовы были бы считать понесенные в ходе ее жертвы, в первую очередь человеческие, хоть и болезненными, но необходимыми, в природе нет, а искусственно их навязать невозможно.

Думаю, Лукашенко тоже это хорошо понимает, и поэтому сам к реальным военным действиям с участием белорусов стремиться вряд ли будет. Но в то же время очень заинтересован в играх с бряцанием оружием. Опасность же прежде всего в том, что он завел Беларусь в тотальную экономическую и политическую зависимость от Москвы. И поэтому сейчас уже не так много значит его личное желание или нежелание.

Читайте также:

В случае вторжения России в Украину с белорусской территории, будут ли украинцы наносить удары по Беларуси?

«Происходит рутинизация идеи войны, ее возможности». Почему Лукашенко говорит о войне как о неизбежном?

Газета Александра Лукашенко назвала Украину «европейским Сомалилендом». Но это не все определения

Зенон Позняк: белорусская территория сейчас — под контролем российской армии, и Лукашенко ничего не может сделать

Давид и Голиаф: сравниваем силы российской и украинской армий

«Мы восьмой год воюем и привыкли». Что в Украине думают про возможное российское и белорусское вторжение?

• 0
• 0
• 0
• 0
• 0
• 0
• 0
• 0