«Битва за мурал». The New York Times пообщалась с бывшей активисткой «Площади Перемен»
Диана Каранкевич сейчас живет в Польше. Бывшая политзаключенная и жительница «Площади Перемен» оказалась там после того, как сбежала с домашней химии — белоруска получила два года ограничения свободы в августе 2021 года. The New York Times связались с активисткой и побеседовали о ее протестном пути и важных воспоминаниях из самого известного минского двора.
В 2018 году Коронкевич переехала в одну из трех идентичных многоэтажек на пересечении Сморговского тракта и улицы Червякова. Диана, 30-летний мастер по маникюру, жила там вместе с мамой и пятилетним сыном Тимофеем и работала в салоне на первом этаже одного из домов.
Активистка была свидетелем событий 6 августа, когда на провластном концерте в честь железнодорожных войск, которых в Беларуси нет, звукооператоры включили песню группы Кино «Перемен». Почти сразу будущих диджеев перемен, как позже назвали этих ребят, арестовали, а примерно через неделю жители трех зданий, в одном из которых жила Диана, увидели в своем дворе их большое черно-белое изображение.
Позже Диана узнала, что мурал не должен был появиться в их дворе. Его хотели разместить на месте, где диджеи включили песню, но мимо проезжали силовики, и авторы мурала просто потеряли самообладание. У них было все готово, поэтому они просто разместили мурал на первом безопасном месте — на детской площадке в собственном дворе.
Диана считает, что если бы мурал разместили в любом другом месте, он бы не сохранился. Возможно если бы власти решили его закрасить, как они это делали с большим количеством других революционных граффити, никто бы их не остановил. Но жители «Площади Перемен» —так сейчас назвали двор — заметили мурал.
С 2018 года Диана была активной пользовательницей телеграм-чата своего дома. Когда началась пандемия, в чате соседей активно обсуждали последние новости. Однажды там даже возник конфликт: некоторые люди портили лифт, нажимая на кнопки в нем ключами — считалось, что безопаснее, если не касаешься пальцами кнопок. К разговору присоединился Степан Латыпов, житель квартиры на 16 этаже в одном из домов.
Латыпов, 41-летний арборист, рассказывал участникам чата о том, как страна переживает пандемию: о больницах, в которых не хватало обеспечения, о большом количестве больных и о том, как врачей заставляют молчать. Степан разместил в чате фото кислородных баллонов и сказал, что у него дома их три, поэтому, если что-то случится, можно к нему обращаться. Диана рассказывает и о другом пользователе того чата, 38-летнем программисте Василии Логвинове. Когда минские коммунальщики впервые попытались закрасить мурал на «Площади Перемен», Логвинов вместе с другими жильцами пошел его отмывать. В те же дни жильцы домов начали украшать ограждение возле площадки БЧБ-лентами и устраивать на «Площади» встречи.
***
Коронкевич была знакома и с другим известным жителем площади перемен — Романом Бондаренко. Она услышала о нем, когда в чате начали обсуждать, что Бондаренко якобы очень похож на тихаря — он всегда надевал только черное и носил капюшон. Однажды во дворе активистка подошла к нему и прямо спросила: «Ты тихарь или нет?» Тот повернулся к ней и посмотрел на нее своими удивленными глазами: «Я? Я — Рома, я не тихарь!» Местные жители наконец убедились в его искренности, когда увидели, как Роман учит их детей рисовать во дворе.
Вечером 11 ноября Диана собиралась отмывать нецензурную надпись, которую кто-то сделал на будке. Там она встретила Бондаренко, который радостно сообщил, что ушел со своей работы менеджера в магазине и теперь будет приходить на «Площадь» каждый день. Немного раньше он успешно прошел собеседование на работу своей мечты в области графического дизайна.
К ним подошел Василий Логвинов, который предупредил, что к площади подъезжают микроавтобусы без номеров, поэтому нужно уходить. Диана заметила во дворе незнакомых людей в масках и капюшонах. Она написала в чате призыв никому не выходить во двор, но одна женщина его не прочитала, так как возвращалась из магазина с ребенком. Она столкнулась с незнакомцами, и к ней присоединилась еще одна проходившая мимо женщина.
Бондаренко наблюдал за этим из окна, потом написал в чате: «Я выхожу» — и вышел во двор.
Активистка рассказывает, как вместе с другими жителями Площади перемен она пыталась найти Бондаренко в больнице, как думала, что его просто задержали, а потом узнала, что Роман находится в нейрохирургическом отделении, и его оперируют уже в течение нескольких часов. Он умер на следующий день в 19.10.
***
Весной 2021 года жители «Площади Перемен» наконец заметили, что ушли силовики, которые дежурили там около пяти месяцев — со дня разгона протестов, посвященных гибели Романа Бондаренко. Поэтому активисты решили восстановить мурал. Ночью 8 мая они собрались в гараже и направились на «Площадь». Диана и Василий были теми, кто должен был восстановить мурал, и они сделали это за четыре минуты. Другие активисты вернули на площадку БЧБ-ленты и флаг.
На следующей неделе их схватили силовики. Одна из активистов, женщина, у которой был ребенок-инвалид, нарушила правила безопасности и ушла с площади не тем маршрутом, которым было нужно. Ее лицо попало на камеры наблюдения. Тем же утром пришли и к самой Коронкевич, ее телефоном воспользовались, чтобы написать Василию, что он может впускать силовиков в дом.
Активистка не верила, что получит серьезное обвинение. Когда она оказалась в РУВД, силовики сначала хорошо к ней относились: разрешили кому-то принести ей шаурму, спросили, согласна ли она, если ее телефон заберут в качестве доказательства.
Позже, в камере, Диана встретила ту самую жительницу площади перемен, что попала на камеры видеонаблюдения. Она и рассказала силовикам, что именно Диана с Василием восстановили мурал. Позже Каранкевич даже была рада, что их имена назвали: она говорит, что не знает других людей, которые бы так выдержали давление во время заключения и ничего бы не рассказали силовикам.
Суд Диана ждала уже дома — ее выпустили под домашний арест. В то же время из салона, где раньше работала Коронкевич, ее уволили — власти давили на директора учреждения. Диана не имела ни работы, ни возможности пообщаться с друзьями, на два месяца она оказалась в глубокой депрессии. Через какое-то время ей переслали контакт человека, помогавшего жертвам политических репрессий уезжать из Беларуси, и Диана едва нашла у себя силы заняться собственным спасением. Репрессии в стране нарастали, и ей стало понятно, что нужно бежать.
В конце августа прошел суд. Василий Логвинов получил два года химии, Диана — два года домашней химии. Через несколько дней Диана с сыном сели в микроавтобус с парнем, которого они впервые встретили за день до того. Он довез активистку с сыном до государственной границы, и тогда ее сын вместе с почти незнакомым человеком пересекли границу.
Тем временем Диана вместе с Василием и еще одним белорусом ждала сигнала от Федора — человека, организовывавшего их эвакуацию (позже оказалось, что под этим именем скрываются два активиста). Только через полтора месяца, в октябре 2021 года, бывшие жители «Площади Перемен» наконец перебрались в Украину. С течением времени Василий и его семья переехали в Гданьск, Диана с сыном сейчас живут в Варшаве. После начала войны в Украине она посещала протесты возле Белорусского и российского посольств, активистка также помогает белорусам, прибывающим в Польшу.
Последний фрагмент репортажа — разговор с теми активистами «Площади Перемен», которые все еще остаются в Беларуси. Корреспондент New York Times встречалась с ними в конце 2021 года на условиях анонимности, то есть она знала только их псевдонимы. Несмотря на все репрессии, активисты испытывают только еще больший гнев к режиму: «Они думали, что сумеют нас задушить, но ни в коем случае, мы есть».
Комментарии