Бывший следователь рассказал, как раскрывают ID в телеграме и дал прогноз, что будет с силовиками
Экс-сотрудник Следственного комитета Андрей Астапович был одним из основателей «Байпола». Он рассказал «Нашай Ніве» о своей жизни после ухода из объединения бывших силовиков, а также о том, как сейчас органы охотятся на протестующих и почему офицеры не могут расслабиться даже на корпоративах.
Андрей Астапович был соучредителем объединения силовиков «Байпол». Его уход из организации в феврале 2021 года был неожиданным и оставил много вопросов. Хотя прошло полтора года, ситуация не прояснилась.
Андрей Астапович пять лет работал в Следственном комитете. После выборов-2020 и насилия силовиков против мирных протестующих он написал рапорт об отставке из органов в связи с отказом выполнять «преступные приказы».
В Европу он перебрался, спасаясь от преследования на родине. Против него было возбуждено уголовное дело. В интервью изданию «Медуза» он рассказывал, как выехал в Россию в надежде оттуда отправиться в Латвию. В Пскове его задержали российские силовики и с мешком на голове отвезли к границе с Беларусью, где пытались передать белорусским силовикам, но ему удалось сбежать. Астапович уверяет, что путь к Польше занял у него около двух недель.
«Меня устраивает, что никто не знает, чем я занимаюсь»
За прошедшие полтора года Астапович изредка объявлялся в медийном пространстве.
«После ухода из «Байпола» интерес к моей персоне спал, и тут особо от меня ничего не зависело, — объясняет Астапович.
Обычно ко мне обращались как к представителю «Байпола» за какими-то комментариями. Когда ушел, то за ними стали обращаться к другим представителям этой инициативы. Здесь никакой тайны нет».
О том, чем занят сейчас, Астапович не хочет рассказывать. По словам бывшего старшего следователя, уход из «Байпола» не повлиял на интерес к его личности со стороны белорусских силовиков.
«Поэтому, — говорит он, — меня устраивает, что никто не знает точно, чем я занимаюсь».
В марте 2021 года в заявлении пресс-службы «Байпола» говорилось, что «участники BYPOL связаны письменными договорными обязательствами о неразглашении сведений, что исключает возможность каких-либо комментариев относительно внутренней работы инициативы».
Андрей Астапович и сейчас избегает говорить о причинах ухода, но настаивает, что это не связано с подписанием «супердокумента», который обязывает его молчать.
«На данный момент об этом не хочу рассказывать. Всему свое время», — говорит собеседник.
«Рано, или поздно правда выходит на поверхность, и в моем случае не сомневаюсь, что будет так же. Этой правды не боюсь», — говорит он.
Астапович говорит, у него нет сожалений о том, что в 2020-м ушел из Следственного комитета.
«Я ушел, прежде всего, чтобы не выполнять преступные приказы, которые бы мне пришлось выполнять, если бы я там остался, — говорит собеседник.
Насчет того, где от меня было бы больше пользы — в Следственном комитете или от моих «подпольных» действий — то без моего участия не было бы «Байпола». Поэтому я сделал все, что смог».
«ID-адрес привязывается к конкретной личности». Как вычисляют протестующих?
По наблюдениям Андрея Астаповича, преследование участников только усиливается, ищутся все новые способы, как привлечь к ответственности несогласных.
«Это будет продолжаться, пока режим существует или по крайней мере пока не пройдет «горячая» фазы угрозы ему. Когда она пройдет, ведь уже два года держится… Пока нет свидетельств об успокоении. Как, например, было в 2010 году, когда репрессии спали в 2015-м. Пока такой регрессии не вижу. И пока ее вообще не предвидится», — считает собеседник.
Астапович не располагает данными, какое количество силовиков задействовано в репрессиях. Руководствуясь данными из открытых источников, он допускает, что преследованием занимаются в той или иной форме все силовые структуры.
«Задействование всего силового аппарата в репрессиях сказывается на борьбе с настоящей преступностью, качество расследования которой снизилось», — считает он.
Чтобы вычислять протестующих, по словам бывшего следователя, оперативники создают базы из ID-аккаунтов телеграма, которые пополняются через мониторинг открытых чатов, а также тех, к которым сумели получить доступ. Затем различными способами ID телеграма стараются привязать к конкретной личности.
«Например, человек звонит в милицию и говорит, что попал в аварию. Сотрудник просит сбросить фото с места аварии на его телеграм, так как якобы не могут найти место аварии. Так личность раскрывает свой ID телеграма,
— иллюстрирует Астапович свой рассказ примером. — В этих розыскных мероприятиях могут быть задействованы многие учреждения, например, банки, больницы.
На заводе создается группа в телеграме. Коллективу доводят, что в ней будет сообщаться важная информация. Все работники должны подписаться на чат. На каждом заводе есть сотрудник КГБ, разумеется, он в этой группе.
Так, понемногу, медленно, силами всего государственного аппарата начинают привязывать каждую личность к ID».
«Сейчас все боятся всех и всего. Силовики не исключение»
Андрей Астапович убежден, что силовики избегают обсуждать политическую ситуацию между собой.
«Это не та система, где друг другу высказывают мнения по той или иной ситуации, — говорит он. — Вообще такие вещи обсуждаются чаще всего только среди близких людей, а не в публичном пространстве, среди коллег».
На его взгляд, обстановка в стране колоссально изменилась по сравнению с 2020 годом, до выборов. Люди стали более зажатыми, скрытными, всего опасаются, так как проходят тотальные репрессии.
«Если раньше можно было пойти на корпоратив и в своем коллективе такие темы поднять, то сейчас, особенно среди офицерского состава, в силу специфики осуществления ими должностных обязанностей, понимают, что такие темы не стоит с кем-то обсуждать», — считает Астапович.
Теперь все боятся всех и всего, говорит он. Силовики не исключение. Они не знают, кто их может прослушивать и следить за ними.
«Полностью задействован репрессивный аппарат, как это было в 1930-х годах. Все боятся, что за ними следят и могут их слова определенным способом использовать против них. Поэтому сомневаюсь, что кто-то делится своими мыслями с другими», — считает собеседник.
Андрей Астапович считает, что в случае форс-мажорной ситуации, например, введении российских войск в Беларусь, силовики не станут защищать режим Лукашенко.
«Такого варианта особо не рассматриваю. Неужели Лукашенко может не согласиться с тем, что предлагает ему Путин, а если на это Лукашенко решится, то Путин введет войска? В это я слабо верю. Лукашенко на все согласится. Если скажет «нет», то его просто не будет у власти. Тогда будет другой ставленник».
Кто должен отвечать за репрессии?
По словам Астаповича, даже с учетом изменений в Уголовном кодексе и Конституции там прописано, кто должен отвечать за бесчинства. Сейчас законы используются против протестующих и закрываются глаза на противоправную деятельность силовиков.
«Но как только обстановка в стране изменится, то ситуация перевернется.
Все кто преступления совершал, незаконно садил людей, насиловал, избивал, будет отвечать по тем же законам, которые используются для оправдания противоправных действий силовых структур», — уверен бывший следователь.
На его взгляд, все уголовные дела, возбужденные с начала предвыборной кампании, должны быть пересмотрены.
«Сейчас у нас более 1 300 политических заключенных, но мы не знаем точно всех потрепевших от репрессий. Сотни дел по настоящим преступлениям не расследованы как следует. Поэтому необходимо будет их пересматривать. Придется зачистить все органы».
«Многое не выходит из кулуаров оппозиции»
Оценивать деятельность оппозиции Астапович не берется. По его словам, ее структуры только выстраиваются и постоянно совершенствуются с учетом ситуации.
«Этот, по-моему, гибрид, непонятный многим», — считает он.
— Я не политолог, да, были моменты, когда я контактировал с Тихановской, другими оппозиционными лидерами, но надо учитывать, что политикой совсем не интересовался до того, как попал во весь этот, скажем так, замес в 2020 году. Поэтому много времени у меня ушло на понимание внутренней кухни, формирование структуры «Байпол» и интеграцию ее в деятельность демократических сил».
«Я понимаю, что за оппозицией усиленно следят, за каждым комментарием, — продолжает он. — Многое не выходит из кулуаров. Стараются делать так, чтобы не было утечки важной информации».
Что дальше планирует делать сам бывший байполовец?
«Когда работал в следствии, то у меня были одни планы и тогда я не думал, что когда-то буду жить в Европе, — отмечает он. — Предсказать, когда сможем вернуться на родину, не могу, поэтому и планов не строю. Остается только надеяться на положительный исход войны для Украины и для нас тоже».
Комментарии
наіўны)