«Думал: а еще я свел человека в могилу». Белорус о том, как живет с тревожно-депрессивным расстройством
Виктор несколько лет назад столкнулся с большой трагедией: его девушка покончила жизнь самоубийством. Происшествие стало большим триггером для обострения тревожно-депрессивного расстройства, который парню диагностировали впоследствии. Каково это — жить в депрессии и невыносимой тревоге? Этим Виктор искренне поделился с «Нашай Нівай».
Иллюстративный снимок. Фото: AP Photo / Julio Cortez, File
«Классно работать на заводе, ни о чем не думать»
Виктору почти 25 лет, работает в айти. Он считает, что его тревожность имеет свои истоки из желания угодить родителям.
— Сейчас модно говорить о том, что родители были холодными, дети не знали, чего от них ожидать. В итоге старались смотреть родителям в рот, чтобы понять, какую реакцию получат на свои действия. Отчасти был активным ребенком, но избегал каких-то стрессовых ситуаций, — вспоминает он.
Парень рассказывает, что в юности почти профессионально занимался спортом и имел «слишком глубокие» переживания относительно стрессовых ситуаций и «абсолютистские наклоны» в своих реакциях. Если хоть немного что-то шло не так, начиналось самокопание и гиперболизация проблемы.
— В лет 17-18 начался этакий эскапизм, который привел к масштабному сворачиванию с жизненного вектора, когда я подался в учебу, начал выстраивать для себя наименее стрессовую атмосферу. В выборе между какими-то стрессами и попытками решения своих проблем выбирал более простой и спокойный путь: лучше я пойду работать официантом, чем буду бороться со своими спортивными проблемами, физическим и психологическим стрессом со стороны тренеров.
По словам белоруса, он по-доброму завидовал людям, в которых заложено «тупое абстрагирование».
— Классно работать на заводе, ни о чем не думать, — рассуждал в те моменты он. — Проще клепать на станке детальки, чем стараться раскрыть суть проблем.
Осмысление, что это не черта характера, а проблема, к Виктору пришло, когда ему было 21-22 года. Тогда его девушка покончила жизнь самоубийством.
— Начались походы к психотерапевтам, включая государственных. Долгое время я избегал медикаментозного лечения и был уверен, что самокопанием и помощью специалистов это можно как-то поправить. В то время я больше впал в депрессивное, чем тревожное состояние и постоянно чувствовал вину за то, что будут испытывать окружающие.
Также белорус чувствовал вину за самоубийство его девушки, хотя вокруг все ему говорили обратное.
— Но я все равно находил миллион причин, почему ответственность лежала на мне. Логических способов разобраться на тот момент почти не видел. И любые другие проблемы нагнетали все больше негативных реакций. Например, подвернул ногу или не закрыл задачу по работе и думал: а еще же я свел человека в могилу.
После вспоминаешь, как чем-то обидел мать или 5-летним не получил желанный конструктор Лего, ведь в семье не было денег — так я в своих мыслях опускался до чего угодно. Помогает прежде всего смена «стекла в очках» и другая точка мышления.
«Я резал себя тупым ножом и чувствовал облегчение»
Виктор признается, что ему очень трудно описывать это состояние, ведь мозг старается избегать воспоминаний. Но прежде всего называет чувство безысходности.
— Что бы ты ни сделал для решения проблемы, это все равно кажется бессмысленным: ты начинаешь чувствовать и видеть только темные стороны, становишься менее прагматичным, более интуитивным.
Ты живешь будто на «мьюте», на автомате. Любая логическая цепочка имеет не более трех-четырех составляющих, планирования более чем на пару дней нет. Ты просто плавучее бревно, если не хуже, если не в унитазе что-то коричневое.
Если подытожить, то это ощущение безысходности, абстрагирование от любого стресса, отсутствие планирования и социальных контактов (люди чувствуют себя с тобой неловко и неуютно), забираешься в свой кокон и никак к тебе не подступиться. Чувствуешь, словно находишься в смирительной рубашке, которая тобой самим на тебя надета, а вылезти из нее не можешь.
В 16-17 лет парень доходил даже до селфхарма — причинения физического вреда самому себе.
— Как-то я читал газетную вырезку про Джонни Деппа и вспомнил, что у меня было то же самое. Я резал себя тупым ножом и чувствовал облегчение: существует перенос с эмоциональной боли на физическую.
Ты бьешься и бьешься, но эмоциональная горечь и боль переходят чуть ли не в физическую: словно что-то пытается вылезти через кадык, но не может. Эмоции полностью заблокированы.
Часто людей с депрессией сопровождает бытовая дисфункция, когда у больного не хватает сил на повседневные вещи: принять душ, почистить зубы и все такое. Подобные симптомы были и у нашего собеседника, хотя он по спортивной привычке старался придерживаться дисциплины.
— Где-то в 18 лет нередким явлением была двухнедельная отлежка, через три-четыре года это повторилось. Я старался автоматически ходить на работу, чтобы не усугубить ситуацию. Физические нагрузки не слишком помогали, когда скатывались к рутине, но смена привычных упражнений и видов активности позволяли чувствовать себя намного лучше.
Но в период пиков депрессивных эпизодов даже подняться с постели очень трудно, поэтому о физической активности не было речи.
Практически все окружение Виктора знает о его болезни, Каждый отнесся к проблеме с пониманием — сам он называет это удачей.
— Как по мне, главное при тревожно-депрессивном расстройстве — не терять контакт с собой, так как впоследствии искать его будет очень сложно. Если определенные попытки выхода трудно самому довести до интуитивного паттерна — это уже тревожный звоночек. Также очень важно не бояться лекарств: с хорошим специалистом и без фанатизма никто не будет подводить человека к пагубным результатам.
«Мне, как всегда, «повезло» на костях»
Время депрессивно-тревожного раздора совпало с призывом Виктора в армию. Парень признается, что на визитах к государственным специалистам немножко преувеличивал свою запутанную ситуацию. Также именно вследствие вероятного призыва начал пить антидепрессанты (так меньше шансов попасть в армию).
— И медикаментозное лечение помогло, где-то через полгода после начала приема я слез с довольно больших дозировок таблеток. Мне повезло со специалистом, который предлагал антидепрессанты новейшего поколения. Я понял, что бояться медикаментозного лечения не стоит.
Также полезный опыт парень получил, когда попал в один из областных психоневрологических диспансеров страны.
— В моем отделении было больше всего бессонников, депрессивников и тревожников, где большая часть людей были немолодыми. Очень помог обмен опытом и советы о том, как лучше справляться.
В основном там люди, которые работают на себя, ведь другим часто стыдно признаться на работе о своем состоянии здоровья. Условия для них довольно неплохие: сосновые ванны, ЛФК, словацкие и польские уколы.
Но были и минусы, ведь диспансеризация — сплошной стресс.
— Тебя не лечат, а диагностируют. Большим инструментом для них является постоянное удержание тебя в стрессовом настроении. Мне говорили, мол, за два года (после суицида девушки — НН) мог бы уже… И молчание, на которое я уточнил: «Пойти за ней?» После этого угрожали закрытым отделением, где размещаются люди с наркоманией, алкоголизмом и склонные к самоубийству.
Виктор вспоминает, что первые две недели просто лежал в диспансере и ничего не делал, а после внезапно ему назначили комиссию. На ней, как он говорит, собираются 15 человек — пару профессоров и сотрудники учреждения — и «доводят до максимального стресса: смотрят, как будешь себя вести».
— Мне говорили: ты айтишник, сразу свалишь из страны от призыва. Отметил, что если и свалю, то в домик возле воды. Они: ответ неверный, надо было говорить возьму камень и пойду на дно — тогда бы сразу дали военный билет. После таких комиссий я видел 21-22-летних парней (кстати, психологов), которые сваливались в реальные панические атаки.
Но нашему собеседнику повезло, и в итоге в армию его не отправили.
— Мне, как всегда, «повезло» на костях. По слухам, как раз перед концом призыва, в одной из воинских частей произошла трагедия с одним «срочником». По предположениям, у него был такой же диагноз, как и у меня.
Если вам тоже пришлось пережить тяжелый опыт (с любыми другими диагнозами) и вы готовы поделиться своей историей, напишите нам в телеграм-бот @nn_editor или на почту [email protected].
***
Если у вас возникли проблемы психологического характера, кризисные ситуации, то вы можете обратиться в службу экстренной психологической помощи по следующим телефонам:
телефон доверия для взрослых— +375 (17) 352-44-44, +375 (17) 304-43-70,
телефон доверия для детей, подростков и их родителей — +375 (17) 263-03-03,
телефон доверия Республиканская «Детская телефонная линия»— 8 801 100 1611.
Все телефоны, согласно данным от Минздрава, работают круглосуточно.
Каментары