Екатерина Андреева во время судебного процесса за стрим с площади Перемен. Февраль 2021 года, Минск. Фото: Наша Ніва
Напомним, что Екатерина Андреева и Дарья Чульцова были задержаны 15 ноября 2020 года на «Площади Перемен», когда вели стрим с общественного прощания с убитым Романом Бондаренко. Сначала они получили административные сутки, но на свободу их не выпустили, а против девушек было заведено уголовное дело. В феврале 2021 года они были осуждены на два года колонии.
На свободу журналистки должны были выйти в сентябре 2022 года. Дарья Чульцова вышла на свободу 3 сентября, а Екатерину Андрееву в феврале 2022 года перевели в гомельский СИЗО в связи с «процессуальными действиями».
Весной 2022 года стало известно, что Андреевой предъявлено новое обвинение — в «измене государству» (ч. 1 ст. (Ст. 356 Уголовного кодекса). Дело в закрытом режиме рассмотрел судья Гомельского областного суда Олег Хорошко, который 13 июля 2022 года назначил Екатерине 8 лет и 3 месяца в колонии в условиях усиленного режима. Все это время не было ясно, за что наказали Екатерину. И вот дело Сергея Васильева проливает свет на обстоятельства нового приговора.
«Мне задают много вопросов, что я думаю по поводу расследования об «удаленном агенте» и как отношусь к версии, что второй приговор Екатерине связан с делом Сергея Васильева, у которого Катя взяла эксклюзивное интервью в июне 2017 года. Если ответить кратко: мне кажется эта версия достаточно убедительной», — пишет Игорь Ильяш.
Он отмечает, что от приговора прошло уже почти 14 месяцев, а родные по-прежнему лишены возможности узнать, в чем конкретно Екатерину обвинили, на основании каких событий возникло уголовное дело и когда те события произошли. Однако сам факт того, что Васильев, как выяснили коллеги, вернулся в Беларусь и был в 2021 году осужден за «измену государству» (та же 356-я статья УК, что и у Екатерины), позволяет сделать определенные выводы.
«Еще в самом начале, когда только стало известно об обвинении Кати в «измене государству», я много раз говорил, что уверен: схема создания нового дела, скорее всего, полностью повторяет схему первого дела. То есть есть какой-то журналистский материал, сделанный в соответствии со всеми профессиональными стандартами, который просто решили считать преступлением — белое назвали черным, даже не пытаясь ничего доказывать. В первом случае так было со стримом с площади Перемен. Что было во втором случае — над этим мы ломали голову все это время», — обращает внимание журналист.
Он отмечает, что сначала было 4—5 версий, за какую резонансную журналистскую публикацию могли наказать жену: «Однако это были «голые» версии без всяких зацепок, поэтому пазл не складывался. Дело в том, что если спецслужбы решают считать журналистский материал преступлением, то это должно оставлять следы. Я имею в виду, что люди, причастные к этому материалу (герои, источники или соавторы), должны также стать обвиняемыми, подозреваемыми или по крайней мере свидетелями. Ни в одной из моих версий я таких следов не находил. Пока коллеги не узнали о приговоре Сергею Васильеву».
«Кажется, это как раз тот кусок головоломки, которого не хватало. Он, на мой взгляд, объясняет все странные обстоятельства дела, о которых я ранее говорил:
1) Дело против Кати возбудили органы не в Минске, а УКГБ по Гомельской области. Хотя Катя никогда не жила на Гомельщине и ее журналистские тексты, связанные с этим регионом, можно пересчитать по пальцам одной руки. Кроме интервью с Васильевым, все остальные абсолютно рядовые и безобидные, вроде атмосферного репортажа из Гомеля во время Форума регионов Беларуси и Украины… Зато в Гомеле жил и работал на местное УКГБ агент Васильев.
2) Верховный суд (апелляционная инстанция) скорректировал формулировку приговора Кате с «выдачи государственных секретов» (как у Васильева) на «шпионаж». Ну, все понятно. Катя не владела секретами, а просто задавала вопросы — это логичнее натягивать на «шпионаж». А у Васильева остается «выдача».
3) Полное отсутствие публичной информации — даже в формате пропагандистской проработки и сливов. Ну правильно, слишком деликатная тема, чтобы ее вообще затрагивать в информационном пространстве», — говорит Игорь Ильяш.
Он отмечает, что намеренно выносит за скобки кейс Цыганкова, так как не готов оценивать эту линию из расследования коллег.
«Не знаю, имела ли место «зачистка свидетелей», месть или просто сработала логика «почему бы не посадить журналистку на 8 лет, если сейчас все разрешено?» Но у меня почти не остается сомнений в том, что приговор Кати связан с делом Васильева.
Игорь Ильяш также просит не называть материал Екатерины расследованием, так как журналистское расследование — «это когда ты сам разрабатываешь идею, ищешь источники, убеждаешь человека пообщаться и вытаскиваешь новые факты. Таких статей у Кати было много. Но в данном случае это было просто интервью плюс фактчекинг».
«Васильев сам обратился в редакцию и сказал, что хочет рассказать о своей работе в КГБ. Редактор дал Кате контакт этого человека в Щецине (тогда Васильев жил в Польше) и поручил пообщаться с ним. Все. По сути, это было рутинное редакционное задание: написал и забыл. В течение почти пяти лет никому и в голову не могло прийти, что эту работу можно объявить преступлением», — резюмирует Игорь Ильяш.
«За год мы так и не узнали, за что конкретно была осуждена Катя Андреева»
