Слово «змагар», появившееся из-за необходимости в новой терминологии при коммунистах, было одинаково воспринято всеми политическими лагерями и носило исключительно позитивный смысл. Змагарами называли выдающихся советских деятелей и писателей, это имя присваивали газетам, артелям, колхозам и памятникам, но при Лукашенко оно стало инструментом дискредитации национальных сил.
После Октябрьской революции новые политические и идеологические реалии требовали новой лексики. Большевики хотели, чтобы каждый гражданин стал активным «борцом» за коммунизм, но как это сказать по-белорусски, было непонятно. Были слова біцца, змагацца и бароцца, но соответствующее этим словам и новым реалиям существительное нужно было еще придумать.
Слово «змагар», видимо, было придумано Вацлавом Ластовским, который был очень продуктивным на ниве словообразования в 1920-е годы. По крайней мере, одним из первых источников, где можно найти это слово, был его Падручны расійска-крыўскі (беларускі) слоўнік, который был издан в 1924 году и который был раскритикован коллегами-языковедами за смешение автором белорусского языка с собственными новообразованиями.
«БОРЕЦ м. змагар, змаганьне; барацьбіт, дужбіт. Змагарна, пабедна, дасьцігаючы пабеду змаганьнем. Наперад, змагарна наперад да волі цярэбячы троп.» — писал Ластовский в своем словаре.
В Белорусско-русском словаре, составленном в 1925 году Николаем Байковым и Степаном Некрашевичем, который среди прочих жестко критиковал словарь Ластовского, слово «борец» было переведено как 'барацьбіт', 'змаганьнік', 'змагар'.
В 1934 году, уже после того, как Ластовский, Некрашевич и цвет белорусской научной интеллигенции были репрессированы по сфальсифицированному делу «Союза освобождения Беларуси», секретарь Центрального бюро краеведения Иван Шпилевский в своем очерке писал, что нацдемы вводили вместо общепризнанных и интернациональных социалистических терминов новообразования: «пролетариат» — 'бясхатнік, бабыль'; «коммунизм» — 'грамадзейства'; «пропагандист» — 'пашыршчык'; «революция» — 'пярозрынь' и т. д.
Все эти словечки, конечно, не пережили 1920-е годы, когда были придуманы, чтобы закрыть лакуны без прямых заимствований из других языков, а вот змагар как-то остался без внимания и продолжил активно распространяться в советской Беларуси.
Может быть, его не заметили потому, что выглядел он вполне естественно: по действующей в белорусском языке словообразовательной модели, когда бралась основа глагола (или существительного) и добавлялся суффикс -ар, как пісар, друкар, мысляр.
Так в конце 1931 года газета «Голас селяніна», орган Ельского райкома КП(б)Б и райсовета, сменила название на «Большэвіцкі змагар».
С конца 1930 года также выходил орган Бегомльского райкома КП(б) Беларуси и исполкома, газета «Калгасны змагар», название которой было изменено на «Савецкі патрыёт» только в 1938 году.
В 1930—1935 годах белорусские коммунисты издавали для молодежи Западной Беларуси нелегальную газету «Малады змагар».
Множество примеров употребления этого термина и в советской белорусской литературе:
«змагары супраць фашызму — партызаны»
«[Серго Орджоникидзе] змагар за комуністычнае будучае народа»,
«[Якуб Колас] палымяны змагар за інтарэсы працоўнага люду»,
«Вялікі змагар за шчасце народаў [Колас о Горьком]»,
«змагар за Савецкую ўладу»,
«змагар за роўнасць між людзьмі»,
«Змагар за народную справу»,
«змагар — камсамолец»,
«непахісны змагар за народную справу [Тарас Шевченко]»,
«палымяны змагар за партыйнасць [Демьян Бедный]»,
«свядомы грамадзянін, змагар за народныя правы [Учитель в понимании Я. Коласа]»,
«нястомны змагар за мір і бяспеку народаў [Леонид Брежнев]»,
«Вялікі змагар… Заняў сваё месца Ў радах змагароў [Петр Глебка о Ленине]».
Как видно, термин «змагар» не имел негативной коннотации у белорусских коммунистов и в советское время употреблялся исключительно с положительным смыслом. Змагаром мог быть тот, кто борется за что-то позитивное. Одним и тем же термином себя называли и коммунисты, и националисты.
Кстати, тот самый Николай Байков, который проходил по тому же делу, что Ластовский и Некрашевич, но избежал физической расправы, в годы войны работал в редакции оккупационного журнала с названием «Малады змагар», которое точно повторяет название довоенной газеты белорусских коммунистов.
Этот факт никак не испортил репутацию слова.
После войны появляются колхозы с названием «Змагар». Памятники «змагарам за ўладу Саветаў» ставятся в 1967 году в Бобруйске, в 1982 году — в центре Могилева (правда, больше он известен, как «Оксана, бегущая с Лавсана»).
«Известия Академии наук БССР: Серия общественных наук» за 1988 писали, разбирая пару «змагар — змаганец», что стилистически оба слова нейтральные, но лексема змагар более свойственна современному употреблению.
«Змагар — слово, которое на протяжении всего ХХ века витает в белорусском воздухе и не находит себе пристанища. Мы приспосабливаем его к разным фамилиям, ставим его рядом с настоящими патриотами, но, как только решаемся перенести это на бумагу, змагар исчезает. Другое дело — множественное число: змагары», — писал в «Слоўніку Свабоды» белорусский бард Сержук Соколов-Воюш.
И действительно, режим Александра Лукашенко превращает это название в идеологическое клише для своих противников, которые борются против него, превращая его в издевательское и презрительное, а после 2020 года слово становится чуть ли не синонимом «врагов народа», «экстремистов» и «террористов».
Термин широко употребляется даже в русскоязычных речах чиновников и материалах государственных изданий, его подхватили и пророссийские силы. Это слово, пропитанное силой борьбы, полностью вытеснило из лексикона Лукашенко и его окружения более мягкое клише «свядомыя».
Белорусский режим показывает уникальную способность превращать положительные понятия в инструменты дискредитации — и одновременно демонстративно гордится тем, что во всем мире считается негативным, например, «диктатурой».
«Наша Нiва» — бастион беларущины
ПОДДЕРЖАТЬ
Комментарии