Один из самых известных белорусских баскетболистов Александр Куль: «С карьерой не покончено»

Александр Куль — 37 лет, рост 213 см. Экс-центровой белорусской сборной. Один из самых известных белорусских баскетболистов рассказал корреспонденту GAZETABY, отчего с уважением относится к людям, которые не уезжают из страны, и почему хочет, чтобы его дочки выросли белорусками.

— Александр, с игровой карьерой у вас покончено?

— Как-то вы совсем мрачно сказали — «покончено». Просто пришел новый этап жизни. Изначально было понятно, что большой спорт придется когда-то оставить. Да, получилось спонтанно, решение было не совсем мое. Я был готов еще поиграть, но конъюнктура рынка диктует свое. Если я не могу достойно зарабатывать, играя в баскетбол, значит нужно искать другое занятие.

— С какими чувствами принимали решение оставить большой спорт?

— Это был ужаснейший период. Прошлым летом я серьезно тренировался, готовился к новому сезону, был в замечательной форме. А когда наступил сентябрь, я по-прежнему был без работы, не получил предложения, на которое мог бы согласиться…

Около 2–3 месяцев, если говорить образно, был в печали. Замкнулся в себе, не давали покоя мысли о том, как жить дальше и чем заниматься. Когда в декабре Константин Николаевич Шереверя, генеральный директор баскетбольного клуба «Минск-2006», предложил работать в клубе, заняв должность директора центра экономического развития и спортивного маркетинга, вопрос с занятостью был закрыт.

— Вы родились в деревне Боровка недалеко от Верхнедвинска. В одном из интервью назвали себя «простым деревенским парнем». Чем занимались в свободное от школы время?

— Боровка — это деревня, которая выросла вокруг железнодорожной станции. Дом стоял буквально в 20 метрах от путей, стук колес ночью был для меня как колыбельная.

Отец научил меня читать за год-два до школы, как результат — с раннего детства была привита любовь к литературе. Я был настолько авторитетным читателем, что меня даже записали во взрослую библиотеку. Ехал в город, набирал там полный портфель книг, возвращался домой и пропадал из жизни на неделю-две — пока все не перечитаю.

— Кем были ваши родители? В них ростом вышли?

— Отец работал электриком на мясокомбинате, мама — медсестрой в больнице. Мама была немного выше отца. Все высокие родственники были с ее стороны.

В школе я был намного выше своих сверстников. Родители опасались, что это не просто высокий рост, а следствие болезни — гигантизма. Я сдал тесты, которые показали, что никаких отклонений нет. Но доктора предложили: есть препарат, который замедлит рост. Спасибо родителям, они спросили мое мнение. Уже на тот момент, мне при всех минусах нравилось быть не таким как все. Я им сказал, что хочу быть высоким.

— Ваши родители продолжают жить в деревне?

— Мама умерла, когда мне было 12 лет. Отец женился второй раз, когда мне было уже 24, поэтому второй мамой его жена мне не стала. Но это великолепнейшая женщина. Она и ее дети, для меня как родные. Они живут сейчас в Верхнедвинске.

Время лечит, но бывают моменты, когда хочется, чтобы родная мама могла порадоваться за мои достижения.

— В тот же год вы уехали в Витебск в школу-интернат.

— Это было просто совпадение. Мама умерла осенью. А ближе к Новому году мне позвонил тренер из Витебска и предложил заниматься баскетболом. Думаю, смерть матери на мой отъезд никак не повлияла. Просто пришло осознание, что спорт — это мой шанс выйти на другой уровень.

— Как вас встретил город?

— Было два тяжелых момента: завоевывать новые позиции в социальной группе и разговаривать на правильном русском, чтобы не отличаться от всех.

Я говорил пускай не на чистом белорусском языке, а на трасянке, но на такого человека смотрели как на колхозника. Вы знаете, у нас во всех крупных городах принято говорить на русском. Это реальность, в которой мы живем. Или ты становишься белой вороной, продолжая разговаривать на белорусском, или приспосабливаешься, чтобы отвоевать себе место в социуме. Мне пришлось приспосабливаться, потому что иначе в 13–14 лет нужно было иметь невероятно сильную психику и убеждения.

— У вас был комплекс из-за своего роста в юные годы?

— Он был, но не успел развиться. Я достаточно быстро осознал, что рост — это не проблема, а то, чем можно гордиться. Проблемы с покупкой одежды, обуви, неудобным проездом в общественном транспорте меркнут по сравнению с теми возможностями, которые перед тобой открываются.

Приехав в Минск, я уже не сутулился и не прятался. Да, поначалу было тяжело, идешь по улице, а тебе говорят: «Дядя, достань воробушка» или «Как там погода наверху?». Это цепляло, я огрызался. А потом решил, что я выше этого.

— Кроме баскетбола, чем рост помогает?

— Возьмите хотя бы представительность. Сейчас по работе мне приходится часто общаться с незнакомыми людьми. Правило о первом впечатлении никто не отменял, к высокому росту добавляю обаятельную улыбку и вежливое обращение. Заходишь в кабинет и приносишь хорошее настроение. К примеру, в бухгалтерии сидят неглупые девушки и понимают — я еще вернусь только в случае, если их руководство согласится стать нашими спонсорами. А кто как не главный бухгалтер может сказать директору о том, что у них есть такая возможность?! (Улыбается).

— Александр, вы же могли, наверное, спокойно пожить несколько лет и без работы по окончании карьеры игрока.

— Нет.

— Почему?

— Есть две веские причины. Одна материального характера: за свою карьеру я, к сожалению, не смог заработать столько, чтобы после ее завершения ничего не делать.

Другая причина: не могу сидеть без дела. Праздно посмотреть фильмы, почитать, поиграть в компьютерные игры — недели на это более чем достаточно, потом нужно чем-то заняться.

— Выходит, даже такой успешный баскетболист как вы не может стать богатым?

— В профессиональном спорте, как и в других видах деятельности, не всегда качественная работа достойно вознаграждается. Почему я уехал учиться в Американский университет и играть в баскетбол за студенческую команду? На тот момент это был самый короткий путь, чтобы попасть в НБА. Лигу, где по достоинству оценивают твои способности и твой труд. Мне не хватило совсем немного. Если бы я поиграл несколько лет в сильнейшей в мире лиге, то этого было бы достаточно, чтобы жить на проценты.

В Европе, где я провел свою профессиональную карьеру, все иначе. Возможно, где-то были просчеты моего агента, где-то мой неправильный выбор. Но есть третий немаловажный фактор — нечестных людей хватает везде. Если бы я полностью получил те деньги, которые мне полагались по контрактам, то на проценты можно было бы скромно жить.

— Самый неприятный случай, когда вас обманули?

— Наверное, в Польше. Мне не выплатили половину годового контракта, пришлось судиться четыре года. С другой стороны, мы хоть и судились долго, но разобрались, нашли компромисс. Мне предложили: отдаем тебе половину того, что должны, и расходимся друзьями. Я решил, что лучше взять половину, чем ждать неизвестного результата.

А вот если брать турецкие клубы, то там последние две зарплаты не выплачивались с объяснением «команда не показала результата». Пытался судиться, но в Турции это совершенно бесполезно: восток — дело тонкое.

После перехода в «Минск-2006» я сказал: это мой первый сезон, когда я получил то, о чем мы договаривались с клубом.

Приятное впечатление еще осталось от Кипра. Пусть сыграл там всего полсезона, но мне по контракту выплатили все. И даже бонус за победу в Кубке привезли прямо к самолету.

— Родственникам, друзьям помогали?

— Когда подписал свой первый профессиональный контракт, купил дом родителям. Младшего брата, который учился в минском РУОР, отправил в школу в США. Колледж, к сожалению, он не закончил: получил травму на тренировке, о большом спорте речи уже не шло. Он и я решили, что жить лучше дома, поэтому программу американского образования свернули. Сейчас брат один из лучших в Беларуси переводчиков технической и специальной литературы.

— Друзьям, знакомым деньги одалживали?

— Давайте не будем об этом.

— Больная тема?

— Да (улыбается). Скажем так: есть разные люди с разным отношением к делу.

— Объясните, почему вы с братом думаете, что жить нужно в Беларуси, а не в США?

— Мне не хотелось бы, чтобы мои дети выросли американцами. В общем и целом — это молодая американская культура… В Беларуси мне нравится, что получается из моих детей. Моей старшей дочери 10 лет, младшей — 5. В Америке уже через два года они идеально заговорили бы по-английски, через четыре забыли бы русский, а к совершеннолетию стали американками. А мне хочется, чтобы они были белорусками. С нашей культурой, с нашим языком, всем тем хорошим и плохим, что у нас есть.

— Что вас радует и огорчает в сегодняшней Беларуси?

— …А ведь и нечего ответить, чтобы не затронуть злободневные темы. Но по натуре я оптимист, поэтому отмечу следующее: меня радует долгий и, надеюсь, не убиваемый оптимизм людей. Я с глубочайшим уважением отношусь к людям, которые здесь работают и стараются сделать что-то полезное не только для себя, но и для страны в целом.

— На вашей странице в Фейсбуке выложено несколько интересных рисунков. Ваши?

— Нет. Я рисую немножко, но свои работы не выкладываю. А почему фоном для страницы я сейчас поставил рисунок гнезда — узнаете в конце августа-начале сентября. Я взял его со страницы «Будзьма разам!», он мне нравится и много значит для меня.

— С кампанией «Будзьма разам!» вы заочно знакомы?

— Нет, я пришел к Алене Маковской и Нине Шидловской, мы хорошо пообщались, обсудив возможные пути взаимодействия. Мы можем быть полезными друг для друга. Было бы интересно поработать с организацией, которая продвигает наши культурные и исторические ценности, поддерживает белорусский язык.

Баскетбольный клуб «Минск-2006» ведь белорусский. У меня есть профессиональные меркантильные (читай — маркетинговые) интересы — привлечь большее внимание к клубу, привлечь на наши игры людей, которые, возможно, раньше даже не задумывались о баскетболе, заполнить трибуны «Минск-арены». Возможно, мы сможем организовать какие-то совместные акции.

— Какое у вас отношение к белорусскому языку?

— Это мой первый и родной язык. К сожалению, я его подзабыл, а три года в Польше нанесли по нему сильный удар. Когда я с Аленой и Ниной пытался разговаривать по-белорусски, иногда переходил на польский. Но надеюсь восстановить навыки, я им уже сказал: буду разговаривать с вами на родном языке.

Белорусский — наш родной язык. Пускай не сразу, а через 10, 15, 20 лет, но ситуация должна вернуться к тому, чтобы белорусы разговаривали по-белорусски.

— Вы сказали, что в юношестве чувствовали себя не таким как все…

— Я всегда себя так чувствую. Я этим не горжусь, и считаю это нормальным.

Каждый человек должен осознавать свою уникальность! Я не приверженец поп-культуры и не люблю поп-музыку. У меня своя философия, свое отношение к жизни,

— В чем смысл жизни, на ваш взгляд?

— Наверное, главное — это самореализация. Для каждого человека она своя: кто-то реализуется через творчество, кто-то через детей.

— А вы через что реализуетесь?

— Дети у меня есть, дом построил. Хочется сделать что-то для белорусского баскетбола. Если бы не он, так и жил бы в своей деревне, был бы местным трактористом или библиотекарем.

— Вы считаете себя хорошим отцом?

— Однозначно. Почему? Видели бы вы моих дочек (смеется). В воспитании детей лучший специалист моя жена. Она бывший игрок волейбольной национальной сборной, стала домохозяйкой, воспитывает двух ангелов с рожками, но находит время для учебы, заканчивает курсы дизайна интерьеров. Иногда, когда в общении с детьми мое терпение начинает иссякать, а тон разговора повышаться, она говорит: подожди, я их ругаю, пускай у них папа хороший будет.

— Супругу чем-то удивляете?

— Стараюсь. Этим летом было десять лет нашей свадьбы, я подарил небольшое колечко с камушком. Она не ожидала.

• 0
• 0
• 0
• 0
• 0
• 0