Журналист Сергей Сацук — один из известнейших белорусских расследователей. За два десятка лет он успел переквалифицироваться из экскаваторщика в репортеры, поработать в «БДГ» и «Народной Воле», написать несколько фантастических романов, построить дом, вырастить дочь и стать дедом.
Правда, в последнее время дела Сацука идут не ахти: его обвиняют в получении взятки и могут посадить, ему скорее всего придется продавать дом, чтобы расплатиться с долгами, а его издание Ej.by почти не приносит денег.
Обо всем этом, и не только, Сацук подробно рассказал «Нашей Ниве».
«Наша Нива»: Чем занимаетесь сейчас, после выхода из СИЗО?
Сергей Сацук: Обычной своей редакторской работой, как и раньше. Директорской работой заниматься не могу, так как в рамках уголовного дела у меня забрали цифровую подпись. То есть налоги я оплатил, а людям заплатить зарплаты не могу, не могу контролировать платежи от рекламодателей и так далее.
А так, потихоньку пишу статьи, редактирую. Конкретно над каким-то расследованием пока не работаю — не до того.
Планов на будущее не строю пока. Нужно сначала, чтобы завершилось это уголовное дело. Чем она закончится — не знаю. Но зная практику подобных дел, могу предположить, что вряд ли мое дело просто так закроют. Скорее всего, какое-нибудь дежурное обвинение будет.
Может быть, то обвинение, которое мне предъявляют сейчас, впоследствии снимут и заменят каким-то другим — уклонением от налогов или чем-то подобным, не знаю. И признают меня в чем-нибудь виновным для птички. Штраф или иное наказание все-таки будет.
Ну и, соответственно, будущее зависит от исхода уголовного дела. Сегодня учредители Ej.by вернули меня на должность директора и редактора, до этого меня заменял другой.
Но директорство это условное. Сам я себя никогда директором не считал, просто кому-то нужно подписывать финансовые документы.
А редактор я по договору как ИП. Мы договорились так раньше с учредителями, потому что две ставки мне платить как директору и главному редактору не могли. Поэтому я остался директором и сам себе, когда есть возможность, выплачиваю зарплату за редакторство. Сегодня, если не ошибаюсь, Сацук-директор должен Сацуку-редактору за год — еще не рассчитался (смеется).
«НН»: После вашего задержания председатель КГК Анфимов комментировал, мол, известно, что «Ежедневник» номинально принадлежит одним людям, а по факту — другим, то есть вам.
СС: Ну точно так же в этом случае что хочешь можно сказать. Одним из наших учредителей был Юрий Зиссер, и можно было бы сказать, что издание и Зиссеру принадлежит. Всего у нас было 9 учредителей, но постепенно они отваливались. Я сам в 2016 году передал свою долю брату-близнецу, который тоже один из учредителей. Я каждый месяц много чего выслушиваю от учредителей по той или иной публикации.
«НН»: Сколько сегодня учредителей в Ej.by?
СС: Четверо. Они следят за изданием строго. По расследованиям, например, у нас жесткое требование, чтобы тексты вычитывал юрист — и за ним последнее слово. Этот юрист — мой брат, и, скажу честно, некоторые мои материалы он засекал. Их не публиковали.
По этому расследованию, после которого за меня взялся КГК: там не только я над ним работал, было еще несколько человек не из редакции. А читали материал еще пятеро. У двоих из них был противоположный взгляд на ситуацию, а трое были не заинтересованы в вопросе. Я всегда старался, чтобы максимальное число людей проанализировало материал перед публикацией.
Я даже высылал текст знакомому сотруднику ДФР, чтобы он оценил, насколько объективна статья. Он ответил, что в принципе нормально, посоветовал добавить, что дело не только в этих компаниях. Что есть семь таких компаний, которые работают на рынке, и впоследствии мы затронем их все.
Поэтому говорить, что я писал что-то там по заказу… Вот статья в «СБ» или ролик на БТ — это заказ. Они говорят, что я жирую на бизнесменах. Так подъехали бы к моему дому и неожиданно бы сняли, как я «жирую»! В чем проблема? Позвонили бы мне хотя б для птички за комментарием! Но и этого не было сделано.
Кстати, когда вышел репортаж на БТ, я написал в ответ статью о том, как «жирую» на бизнесменах, привел конкретные факты своей жизни: что один мой мобильный «возрастом» 12 лет, второй — 15, что в отпуск с семьей один раз за последние 8 лет съездили в паршивый трехзвездочный отель в Турции, какие мои долги, как они изменились за последний год… Сбросил текст учредителям, чтобы дали согласие на публикацию. Они прочитали и категорически сказали, что не надо.
Дословно: «Будь ты лучше взяточником, чем лохом». Так и сказали.
Возвращаясь к работе над материалом: когда я писал свое расследование, то потратил больше времени, выслушивая точку зрения и аргументы фигурантов материала, чем на того же Медведского (бизнесмен, который якобы передал Сацуку деньги. — «НН»). Они один раз ко мне пришли — мы два часа, наверное, говорили. Я задаю вопросы, она отвечает: «Так работают все! Про Медведского напишите!»
«НН»: «Она» — это кто?
СС: Майя Наубатова, владелица компаний, о которых я писал.
(Майя Наубатова — глава представительства TRIMA Medizintechnik GmbH. Эта компания построила в Беларуси бизнес на поставках расходных материалов для хранения, транспортировки, переработки и инактивации вирусов в крови.)
Я говорю ей: так дайте мне материал на Медведского, я напишу. Наубатова говорит, мол, вот у него такие-сякие тендеры!
Мы открыли тендеры вместе с ней. У Медведского снижение по тендерам 25%, а у нее 0,1%. «Они так для галочки делают!». Тогда сравнили цены. В Наубатовой цены в 3—4 раза выше цен на российских тендерах. Говорит: «Ну если посидеть, то я и про них найду!» Отвечаю: так поищите, потому что я не нашел. Обещает: найду и принесу! Через пару дней встречаемся снова с ней — ничего не принесла.
Еще такой момент: КГК обвиняет меня в «публикации с целью дискредитации конкурентов». Но ведь Наубатова с Медведским не конкуренты. Там закрытая система: это когда поставляется медучреждению аппарат, к которому расходные материалы подходят только одной конкретной фирмы. И Медведский продавал аппараты и расходники одной фирмы, Наубатова — другой, другие компании — других фирм. Медведский и Наубатова ни на одном лоте в тендерах не пересекались! У них совсем другой вид взаимоотношений. Раньше они были партнерами, а впоследствии разделили бизнес.
Еще интересный момент. Когда я писал материал, то Медведский мне сразу сказал, что написал заявление в ДФР на Наубатову, мол, она уклоняется от уплаты налогов. А фирмы, от имени которых она выступает, как представитель, на самом деле принадлежат ей. Наубатова написала такое же заявление на Медведского! И интересно, что Медведского «цапанули», а Наубатову — нет. Почему? Причем Медведского обвиняли, якобы он поставлял медтовары по цене иногда вдвое выше. Может, и так, но его цены были аналогичны российским. В то же время цены Наубатовой были в 3—4 раза выше российских — но ее никто и не тронул!
Я не говорю, что Медведский хороший. Но почему его цапанули, а кого-то другого-нет?
«НН»: Так, может, если Медведского, как вы говорите, «цапанули», то и намекнули, что надо дать показания о «взятке Сацуку»?
СС: Не знаю, что он там сказал. Я его предупреждал, что после Наубатовой буду писать о нем и ему придется отвечать на неприятные вопросы. Медведский уверял, что ему бояться нечего. И когда у меня появилась информация о структуре по отмыванию денег, которая принадлежала Медведскому, я пытался с ним поговорить — глухо. И тут раз — выходит статья обо мне в «СБ». Ага, думаю, ясно. Последний раз я выяснял, где он, в августе, после репортажа обо мне на БТ. Я думаю, что то видео снимал сам Медведский. Тогда, в августе, он якобы находился в Австрии. Где он сегодня, я не знаю.
«НН»: А та формулировка с угрозой, о которой вы рассказывали? Что «проще заказать журналиста, чем ехать на остров» — это кто вам говорил?
СС: Когда я пишу расследование, то в финале делаю так называемое «генеральное интервью». То есть, вызываю героя материала, даю ему возможность ответить на вопросы. И часто герои отказываются от комментов. А без этого я публикую расследования крайне редко, только если на 200% всё и так ясно.
И в той ситуации мне очень важно было получить комментарий Наубатовой. Я нашел ее на LinkedIn, написал: так и так, подготовил расследование о вашей деятельности, знаю, какие компании, сколько миллионов вы заработали, публикация запланирована на 3 января, но перенесу на неделю — дам вам возможность купить билет на самолет, улететь на острова и жить там со своими миллионами припеваючи. Провокационно написал, да, потому что хотел подтолкнуть ее к разговору.
И после этого мне передали послание. Мол, «в Беларуси проще человека заказать, чем лететь на какие-то острова». Принес послание мой же родственник, у меня шок был, что он тоже там замешан. Как я понял, послали именно его, чтобы связать мне руки, потому что иначе я пошел бы и написал заявление в милицию о том, что мне угрожают.
«НН»: Это был ваш брат?
СС: Нет, другой родственник. Он меня уговаривал полчаса: «Зачем ты туда лезешь, какая тебе разница, все так работают». Я ответил: извини, остаюсь при своем. Он говорит: «Тебе люди просили передать, что они терпели-терпели, но терпение закончилось. Не остановишься — тебя посадят или уберут. В Беларуси заказать человека проще, чем покупать билет и лететь на острова».
«НН»: Страшно не было?
СС: Ну я и раньше получал угрозы.
Однажды мне возле квартиры оставили похоронный венок с лентой, где написали «Сацук Сергей Викторович» и дату смерти. Я тогда писал о коррупции в отношении помощника председателя КГК. Я сделал тогда первую публикацию, и сразу полетели письма с угрозами, за дочкой-студенткой начали показательно амбалы ходить, а потом вот тот венок мне поставили.
Я тогда заявление в милицию написал, но там никак не отреагировали, даже отпечатки пальцев с венка не сняли. Тогда я пошел в КГБ к знакомому, объяснил, что дешевой популярности на почве преследования журналистов не ищу, я не враг своей стране. Но буду вынужден поднять шум, если вы не примете меры. И тогда угрозы прекратились.
«НН»: Вы заранее подготовили письмо, которое опубликовали после вашего задержания. Такое же письмо где-то подготовлено на случай вашей смерти?
СС: Ну, нет, надеюсь до этого не дойдет. Знаете, когда вышла еще статья в «СБ», жена моя заплакала, говорила: «Пожалей ты меня хотя бы! Остановись!» И я остановился на пару месяцев, в самом деле.
Но в августе я пошел на суд над заместителем министра здравоохранения Лосицким. Посмотрел я на тот суд — и внутри всё закипело. Там такие махинации, такие дела проворачивались — а оставили только дежурные обвинения.
Там же был момент: белорусские чиновники придумали производителя в Германии! Якобы там завод есть! Я впоследствии говорил с сотрудником ДФР, они подтвердили: провели проверку, никакого завода нет и не было никогда! Говорю: так почему же дело не заводите? Отвечают: ну-у, это надо их за руку поймать, то-сё…
***
«НН»: «Ежедневник» сегодня — это что? Сколько людей работает?
СС: Сегодня это я и еще трое. Один дежурит по сайту, второй дежурит и пишет СЕО-статьи, третий работает как полноценный журналист.
«НН»: Прибыль приносит издание?
СС: Нет. За все время существования издания учредители ни разу не получали дивиденды.
«НН»: Логичный вопрос — зачем тогда вам это нужно?
СС: Изначально мы начинали это как коммерческое предприятие, конечно. Но сейчас… Когда столько лет на это потратили, всё бросить, сдаться… Как-то не можем, хотя последние два года нас душат уже конкретно.
Я и сам, бывало, думал: на какой оно мне нужно? Брошу все, я как ИП могу зарабатывать пиаром. Я этим и занимаюсь, кстати, параллельно с журналистикой. Можно и на СЕО-биржах заработать написанием текстов, оптимизированных под поисковики. Пишешь за полчаса — 30 баксов в кармане имеешь. Никакой головной боли, ничего. Я зарегистрирован на многих биржах, время от времени пописываю такие статьи, чтобы копейку заработать. А «Ежедневник» из моих доходов приносит где-то только пятую часть.
«НН»: А сколько зарабатываете ежемесячно?
СС: Ну примерно… 850 долларов где-то получается. Из них «Ежедневник» приносит долларов 200—250, смотря какой месяц.
«НН»: Может, тогда стоило бы продать издание? Не рассматривали такой вариант?
СС: У нас нет рынка, чтобы продать. В 2008 году к нам приходил инвестор, предлагал 200 тысяч долларов на развитие.
«НН»: Это кто был?
СС: Неважно. Человек из телекоммуникационной сферы, скажем так. Но после кризиса у того инвестора обороты упали — и он отказался. А больше предложений и не поступало.
«НН»: Но если бы предложили хорошую сумму, продали бы издание?
СС: Если бы я был учредителем, продал бы, почему нет. Но я уже не учредитель.
«НН»: За сколько?
СС: Честно — не знаю, не могу сказать.
***
«НН»: Как вас занесло в журналистику? Вы же после восьми классов школы пошли учиться вообще на экскаваторщика?
СС: Отец у меня был токарем на заводе. И когда приходил дядя-инженер, отец спрашивал: «У тебя какая зарплата?» Дядя говорил: «180 рублей». Отец возмущался: «И стоило в институте 5 лет мозги сушить? У меня вон 4 класса образования, а я токарем 400 рублей имею!» Поэтому, думали: зачем учиться, если экскаваторщики по 800 рублей могут заработать?
И пошли в ПТУ с братом после 8 классов. Это была классическая советская «хабза». Тогда же Борисов вообще был центром криминала.
Мы получали стипендию и через окна сбегали из училища, потому что на выходе у дверей дежурили гопники, которые отбирали деньги.
Потом уже нас с братом взяли «под крыло» местные, стало нормально. Но уже тогда у нас с братом появилось понимание, что это всё не наш круг. Ведь это ужас! Когда приходят пацаны и рассказывают: «Вот, мы вчера бабу завалили и прямо на снегу ее туда-сюда!»
«НН»: Насиловали?
СС: Да! И рассказывают открыто об этом! Боже мой, думаю!
Ну а после училища мы с братом пошли служить. Попали в радиоразведку, ловили натовские сигналы. Это блатная часть была, дети чиновников в том числе, поэтому дедовщины не было, ничего такого. Со мною служил Игорь Чергинец, сын писателя Чергинца, служил сын главного инженера «Горизонта»… Такая публика. Их на выходные родители на «Волгах» забирали запросто.
Но армия мне немного мозги вставила однозначно. Я был шалопаем ужасным, в школе математику знал отлично, но поведение… И в армии еще немного на первых порах был шалопаем, у меня даже кличка была «Дёга-расп***яй».
«НН»: Дёга?
СС: Серега, Дёга, как-то так трансформировалось имя.
Но под конец службы за ум я взялся. Решили с братом поступать в политех после армии. Но за два года знания из головы выветрились, на экзаменах мы провалились. Брат поступил тогда в юридический техникум, работал в милиции, точнее в охране.
А я в милицию не хотел. Работал экскаваторщиком и думал что делать. Оставаться на той работе не хотел. Эта среда, люди, разговоры эти… я же и не употреблял алкоголь, мы с братом до 30 лет вообще не пили принципиально. Поэтому было тяжело.
А тогда, в начале 90-х, пошел вал фантастической литературы. Я ловил себя на мысли, что читаю известных авторов и думаю: «Елки-палки, можно же было лучше написать!» Дай, думаю, попробую.
Ну и сидел, писал прямо в экскаваторе в карьере. Приехала машина, разгрузил, следующая может через полчаса приехать. И пока свободное время, сижу, пишу в тетрадочку. Год где-то писал так.
Потом мне набрали этот текст на компьютере. А это первые компьютеры были, за набор с меня взяли 100 долларов!
«НН»: А сколько же вы зарабатывали?
СС: Официально экскаваторщик зарабатывал долларов сорок в месяц. Но ведь были халтуры. Например, когда работаешь в карьере, ежедневно десяток-два «левых» машин грузишь песком. Учета никакого нет.
Потом я договорился с мастером, что если есть работа — я работаю. Если работы нет — экскаватор в моем распоряжении. А на выходных я брал экскаватор и парковал прямо возле своего дома. Люди приходили, заказывали работу. Однажды выкопал бассейн за выходные на участке — заработал 300 долларов. Так что деньги водились нормальные, с деньгами было лучше, чем сегодня (смеется).
Но когда я написал первую книгу, издательства в Минске ее отказались брать. Отвез в Москву, мне через две недели перезвонили: печатаем! И мне 2000 долларов — хоп!
«НН»: Это же фантастический роман был, да?
СС: Да, вообще-то, это была трилогия. Если коротко, то о том, что существует некая организация в космосе, которая курирует Землю.
«НН»: Космические масоны?
СС: Нет, они защищают, чтобы другие цивилизации не нападали, не вмешивались, и чтобы люди сами себя не уничтожили.
«НН»: А как сегодня вы смотрите на эти романы? Не смущаетесь?
СС: Ну, первая книга — такая себе, средняя. А остальные нормальные, особенно третья.
Я с первого гонорара себе купил компьютер — отдал бешеные деньги, тысячу долларов приблизительно. И за два месяца написал второй роман. За него снова получил 2000 долларов. Думаю: ну нихера себе! Уволился с работы, хотя и в очереди на квартиру был третьим, и дом уже начинали кооперативный строить… Но я подумал: да нафиг мне эти панельки, куплю себе нормальный дом!
Но произошел кризис 1998 года — и все рухнуло. И с третьей книгой вышла беда. Как мне впоследствии уже объяснили, редактору издательства нужно было откатить процент, чтобы не было проблем. От меня откатов он не дождался и стал придираться к третьей книге. Я возмутился, думал, отдам в другое издательство. Так и сделал, но то издательство кинуло целый ряд авторов с гонорарами, в том числе и меня. За книгу я как-то выбил всего 100 или 200 долларов. И я вернулся в экскаваторщики.
Проработал на экскаваторе еще год. Думаю, ну, книги я смогу и в старости писать, на пенсии. Теперь буду для писательства собирать образы, характеры. А с кем там экскаваторщик встречается? Ни с кем! Думаю, надо идти в журналистику!
Я поступил на журфак, мне было под 30 лет. Поработал внештатным автором в банковских журналах. А потом пришел в «Советскую Белоруссию», принес аналитическую статью. Там заместитель главного редактора ее прочитал, говорит: «Стиль есть, пишете хорошо, но журналистика — это не трибуна! Нельзя здесь выступать!» Короче, начал какую-то чушь нести. Я думаю: да пошел ты! (Смеется.) Понял, что СБ — не для меня.
И я начал думать, что еще есть? Мне нравилась «БДГ», я туда написал несколько материалов как внештатник. Меня взяли на работу, но не на экономику. Говорят — об экономике есть кому писать, а журналистские расследования лежат. Давай туда.
Я думаю: незнакомая сфера, но что делать. Ну давайте.
«НН»: А как с Петром Марцевым складывались отношения у вас? Я слышал, что закончилось все какой-то ссорой, поэтому вы и ушли.
СС: Нет, с Марцевым были хорошие отношения. Ссоры не было никакой.
Просто когда власть стала душить БДГ, начались сокращения. И я был один из тех, кого держали до последнего. Но невозможно уже было работать, не платили зарплату несколько месяцев. В мартовскую слякоть некоторые журналисты ходили на работу пешком в драных кроссовках — не было денег даже на проезд в транспорте.
Я уволился — надо было же жить за что-то. Пошел в «Народную Волю». Там провел полгода. Одновременно писал в «Белорусский партизан», который только начинался.
«НН»: И как?
СС: «Партизана» мне хватило на два месяца.
«НН»: Почему?
СС: Развращало конкретно. Когда пишешь под псевдонимом, можешь публиковать что хочешь. Никакой ответственности. Можешь даже не проверять ничего. И сначала себя контролируешь, но со временем развращаешься: ну зачем лишний раз звонить кому-то, проверять, куда-то ехать… И я просто кинул это.
В «Народной Воле» сначала было нормально. Потом постепенно Иосиф Середич стал указывать, что можно делать, что нет. Например, идет политический процесс, Середич мне говорит: «Езжай в суд, сфотографируй судью и спроси, не стыдно ли ему». Я думаю: зачем это? Что, судья скажет, что ему стыдно? Не скажет. А фотографировать его вообще нельзя, можно нарваться. Середич настаивает: ты опытный, давай!
Ну ладно. Поехал, обманул как-то судью, втихаря сфоткал, спросил, не стыдно ли, он сказал, конечно, что не стыдно. Но что это за материал получился? Фигня.
Потом, когда приносил расследования, Середич начинал меня «учить», акцентировать какие-то политические моменты…
А когда судили Андрея Дынько, какой-то милиционер был свидетелем того, как Дынько якобы ругался матом. Понятно, что это была клевета. И Середич дал мне задание: найти, где живет милиционер, где живут его родители, и спросить у родителей, не стыдно ли им за такого сына?
Я говорю: вы понимаете, какую работу нужно провернуть, чтобы разыскать тех родителей и задать вопрос, ответ на который заранее известен? Родители что ли вдруг начнут рассказывать, что им стыдно? Зачем это?
Середич снова: «Так надо, так надо!» Я думаю: «Кому так надо? Зачем это? Все, кто знает Дынько, и так понимают, что он матом не ругается. А эти идеи — какая-то никому не нужная работа ради политических целей». Я собрался и ушел тогда.
«НН»: И решили создать свое издание?
СС: Мы собрались вместе с бывшими сотрудниками БДГ и поняли, что все как-то не довольны своими местами работы. Подумали: а давайте попробуем свое! Меня избрали главным редактором, и я сразу сказал, что нужно идти по ведомствам, предупредить, чтобы нам дали нормально работать.
Например, пошел в КГБ, объяснил, что создаем новое издание, политических целей не преследуем, хотим писать об экономике, коррупции, делать расследования. Говорю: «Если что-то не так сделаем, то не надо сразу нас уничтожать, давить на нас. Если у вас будут адекватные аргументы, мы всё поймем, мы нормальные люди, которые просто хотят работать».
Надо было дать понять, что мы не создаем новую «БДГ», чтобы нас сразу не задушили. Ведь тогда же могли быть проблемы из-за опыта нашей работы у Марцева. Ему же предложили стать кандидатом в президенты, он, правда, отказался. Ну и надо было объяснить, что к Марцеву, к политической борьбе мы не имеем отношения.
«НН»: А Зиссер откуда среди учредителей «Ежедневника»?
СС: Он к нам подключился, потому что был в хороших отношениях с Александром Николайчуком. Тогда его Tut.by не имел журналистов, новостной службы: сидела одна Марина Золотова. И я так понимаю, Зиссер хотел изнутри посмотреть, как все это создать.
«НН»: Зиссер вложил свои деньги в «Ежедневник»?
СС: Нет, учредительный фонд там был совсем символический, типа 100 рублей. Зиссер, как и все другие, помогал работой. Занимался редактурой.
Потом у нас произошел конфликт. Тогда «Ежедневник» выходил в PDF-формате. И я смотрю как-то: у нас что-то не то с рекламой. Условно говоря, оплачено два баннера, а в газете стоит 10. Начал разбираться. Директор говорит: ну ошибся. Я проверил: по всей рекламе такие же проблемы. Я стал требовать объяснений. Их не получил. Возник конфликт.
У меня вообще как-то с Зиссером отношения не ладились, мы много ссорились насчет редакторской работы, отношения к материалам… Не сходились мы во взглядах. Хотя позже, когда возникали какие-то конфликты, Зиссер нередко высказывался в мою поддержку. И потом деньги мне одалживал на строительство дома. Я и по сей день ему должен, каюсь, хоть и обещал отдать еще несколько лет назад. Последние три года вообще не плачу ему, потому что нечем.
«НН»: Беспроцентный заем?
СС: С процентами, 10%. Под такие же проценты он своим сотрудникам одалживал. Пусть уже Юрий Анатольевич меня извинит, я постараюсь как-нибудь в ближайшее время ему деньги вернуть.
***
«НН»: С будущей женой вы познакомились уже во время работы журналистом?
СС: Нет, она выходила замуж еще за экскаваторщика. Она вообще никогда не хотела за журналиста выйти! (Смеется.)
«НН»: Вы как-то упоминали, что жена вам потом говорила, мол, пошел бы в СБ, хотя б зарабатывал!
СС: Да, пару раз говорила мне такое. Но я отвечал: «А ты бы пошла на панель проституткой?» Для меня — это то же самое.
Кстати, в Ej.by много внештатных авторов было из государственных СМИ: из «СБ», из БелТА. Сегодня их уже нет, так как у нас нечем платить, а раньше это были очень ценные кадры. Ведь они имели доступ к информации, но публиковать ее в своих изданиях не могли. Поэтому несли нам.
А потом жена перестала мне про «СБ» говорить — стало понятно, что с моей репутаций уже туда и не возьмут.
«НН»: Бывали ли моменты, когда совсем туго становилось с деньгами?
СС: Всё время. Наоборот, не помню даже, чтобы бы с деньгами было нормально.
«НН»: А где жена работает?
СС: Сейчас нигде, она инвалид. У нее проблемы с сердцем серьезные, аневризма… Категорически нельзя переживать, волноваться. Я когда-то пытался ее подтянуть в «Ежедневник» на рекламу. Позвонил там клиент, как-то грубо так поговорил с ней, что пришлось скорую вызывать.
И сейчас, пока был в СИЗО, было очень страшно: а что там с женой? От нее сведений нет, передачу приносит дочь, письмо — тоже от дочери… Думаю, ну всё, копец… Была еще в 2011 году история, когда врач открыто сказал: «Не дам гарантии, что жена доживет до конца года». И в СИЗО я себе надумал уже самое худшее.
С деньгами были тяжелые времена. И сейчас тяжело тоже. Ведь понабрали денег: у брата, у Зиссера, чтобы дом построить. Это вообще первое жилье мое. А теперь его придется продавать.
«НН»: И во сколько обошелся дом?
СС: 60—65 тысяч долларов. Это 120 квадратных метров, четыре комнаты. И то нам очень повезло.
Я в 2012 году ходил на аукционы, чтобы купить участок — очень хотелось дом. Год ходил, всё мою цену перебивали. Думаю, ну всё, моих сбережений — около 8 тысяч долларов — никогда не хватит. А потом вдруг удалось приобрести участок как раз за 8 тысяч возле Кургана Славы. Думаю, стою на очереди, подамся на льготный кредит, чтобы построиться. А мне отвечают: фиг тебе, а не льготный кредит, вы уже не молодая семья.
Но пока я выяснял с этим кредитом, прошел год, а там мимо участка проложили дорогу, провели газ — и он подорожал. В итоге тот участок я продал за 33 тысячи. За выигранные 25 тысяч купил недостроенный дом, который мы сами приводили в порядок. Все делали вдвоем с женой, укладывали ламинат даже.
Но поняли, что придется продавать. Сейчас, правда, приостановили продажу, пока не закончится мое уголовное преследование. Но, наверное, придется. Ведь нужно возвращать долги. Пока строился, за одно только электричество набежало 10 тысяч рублей, плюс то, что одалживал у людей… Если только тысяч десять долларов с неба не свалится мне, чтобы самые острые вопросы закрыть, то вариантов других пока нет.
«НН»: За сколько планируете продать?
СС: Выставил за 110 тысяч долларов. 20 тысяч долларов — на уплату долгов и надо еще купить трешку: ведь с нами живет дочь моя с сыном.
Жена плачет, конечно, категорически не хочет продавать. Когда сели обсуждать продажу, я говорю: надо было мне в 2005 году квартиру брать, когда КГБ мне предлагал. Жена плачет и говорит: ты же все равно бы там не смог жить, спился бы, или что-нибудь еще похуже было бы!
«НН»: Расскажите подробнее о том предложении.
СС: Я тогда работал еще в «БДГ», и у меня контактов повсюду хватало. И знакомый из КГК рассказал, что провели проверку в Минской области, и там разгром, голова губернатора слетает точно. А для президента отчет переписали почти полностью, оставили только пару моментов. Как говорили тогда, потому что, мол, с тем губернатором очень дружил председатель КГБ.
Я думаю, ого! Нужно сделать текст о том, как дурят президента. Прошу этого знакомого раздобыть для меня первоначальную версию отчета.
Потом на планерке в «БДГ» рассказываю историю, говорю, что раздобуду ту первую версию документа. И то ли прослушивали нас, то ли кто-то стучал — но через час мне позвонили из КГБ. Причем, из разговора было ясно: они думают, что документ уже у меня. Говорят: очень просим встретиться. Ладно, говорю.
На встречу пришел подполковник КГБ — фамилию помню, но озвучивать не буду. Говорит мне: «Знаю, какую статью вы готовите. Я здесь по поручению председателя КГБ»
Я понимаю, что тот первоначальный документ я уже никогда не увижу, раз такой шухер поднялся. Но делаю вид, что документ у меня. Да, говорю, статью готовлю, разница с финальным отчетом впечатляет.
Кагэбэшник говорит: «Любые условия, чтобы статья не была опубликована. Хотите — сделаем вам трехкомнатную квартиру в Минске».
Думаю: ни фига себе! Но говорю: «Нет, не хочу квартиру, дайте мне документы по делу Егора Рыбакова, и статья не выйдет».
Тогда же судили за коррупцию председателя Белтелерадиокомпании Рыбакова и все материалы дела засекретили. Все гадали: что же там такое?
На следующий день принесли мне материалы из суда над Рыбаковым. Я начал читать — просто офигел. Тогда уже «БДГ» почти задушили, тираж газеты был маленьким, почти никто не прочитал нашу статью о Рыбакове. А читать было что! На суде озвучивалось, как глава Администрации президента черным налом в долларах передавал Рыбакову деньги за подготовку разоблачительных материалов против конкурентов Лукашенко на выборах! А Рыбаков часть денег клал в свой карман.
Сегодня, конечно, нет возможности получать такие материалы. Знакомые из соответствующих структур говорят открыто: «Сергей, не звони мне больше, иначе придется объяснительную писать».
«НН»: А из каких структур было больше всего сливов?
СС: Сливов не было, можно сказать. У нас были частные контакты. Расскажу историю: задержали руководителя банка «Золотой талер». И никто не может никакой информации найти. Силовики молчат, и банк молчит.
Я творчески подошел к вопросу. Выбрал дождливый день, пришел в администрацию банка. Говорю: я к заместителю председателя банка. Охранник ей набрал, послушал, отвечает мне: ее нет, когда будет неизвестно.
Я вышел на улицу, хожу под окнами без зонта. Мокрый, сопли текут… Через час возвращаюсь в банк, мне отвечают: нет, ее нет.
Снова вышел на улицу, хожу, мокну. Возвращаюсь. Охранник звонит начальству, объясняет: журналист ходит здесь под дождем, ждет, мокрый весь… В итоге та заместительница спустилась, чтобы сказать мне, что ничего я не получу. Я говорю: ничего и не надо, вы мне просто налейте чашку чая, чтобы согреться и поясните, продолжает ли работу банк? Ведь нам, говорю, звонят вкладчики, волнуются!
Она налила кофе и рассказала все же, что дело директора к банку не имеет отношения, мол, клиентам не о чем беспокоиться. Закончилось всё тем, что она и о деле рассказала, и даже документы показала.
Я подготовил материал. Силовики посмотрели: ага, информация просочилась — так к чему и нам молчать? Тогда ко мне обратился майор, который занимался делом банкира, и дал информацию с позиции УВД.
Вот такая работа. Это же не сливы.
«НН»: Бывали истории, когда вас использовали ведомства?
СС: Ну понятно, что если человек приносит информацию, то он преследует свой интерес. Был как-то знакомый из пресс-службы КГБ, который принес материалы по одному уголовному делу. Говорит: пишите что хотите, но без ссылок на нас. А там была история о том, что замдиректора МАЗа сбежал за границу и выдавал там себя за профсоюзного лидера, которого на родине прессуют. И КГБ таким образом хотел политическую составляющую прибрать, показать, что он уголовник.
Я все рассказал в БДГ. Мы в итоге опубликовали материалы дела на одной странице, а на другой — комментарий того беглого руководителя.
«НН»: Вы когда-нибудь платили за информацию?
СС: Ну только если считать коньяк, виски. А! Была еще история — я платил когда-то человеку, который скидывал мне оперативные сводки силовиков. Но там символические деньги были.
«НН»: А вам что предлагали за публикации?
СС: Чаще наоборот, люди хотят, чтобы публикаций не было. Ну самое большое, что предлагали, — это ту трехкомнатную квартиру. Когда становилось понятно, что человек хочет предложить деньги, чтобы материал не вышел, я такое пресекал, до обсуждения суммы даже не доходило.
Как-то предлагали 10 тысяч долларов, чтобы опубликовали компромат по одному делу. Мы обсудили с учредителями «Ежедневника» — и все категорически отказались от такого предложения.
«НН»: А вам предлагали что-нибудь, чтобы попасть в ваш рейтинг бизнесменов? Или, наоборот, чтобы там не появиться?
СС: После первых рейтингов было много звонков: люди требовали исключить их, даже угрожали, предлагали деньги.
Один известный спортсмен, ставший приближенным к власти бизнесменом, говорил нам: «Это же всё не моё!» Мы отвечали: зарегистрировано на других, но мы располагаем доказательствами, что это ваше! Он: «Президент об этом не знает, уберите! Я вам заплачу!»
А чтобы человек сам хотел попасть в рейтинг — за все время был всего один случай. Но он не платил. Мы ему предложили прислать сведения о себе и своем бизнесе, чтобы мы оценили, достоин ли он рейтинга. Он прислал, и мы проанализировали его активы и включили его.
«НН»: А как вы оцениваете позиции бизнесменов в рейтинге?
СС: Это больше надо спрашивать у Вадима Сеховича, это он лучше ответит. Но если коротко, то обращаемся к одной инвестиционной компании, к ряду бизнесменов. Наш топ далек от объективности, это ясно. Причина — закрытость бизнеса, никто ничего не хочет говорить.
Опять же, мы показываем не состояние бизнесмена, а его влиятельность, приближенность к власти. Ведь иногда звонят участники рейтинга и спрашивают: «А почему я у вас после такого-то? Я же за год потратил больше, чем он заработал за жизнь!». Бывает и такое.
Я предлагал Сеховичу писать о состоянии бизнесменов, но он отвечает: «Ты что, хочешь, чтобы меня бабахнули?»
***
«НН»: А сегодня за ситуацией с коронавирусом следите? Верите Минздраву?
СС: Слежу, конечно. Но Минздраву я давно не верю. Мне кажется, что информация, которую они дают, далека от объективности.
«НН»: Как оцените действия Караника?
СС: Я же копал под него — о деятельности возглавляемой им больницы. Но его назначили министром, и я решил пока приостановить расследование. Думаю, надо дать человеку поработать. А отыскал бы я информацию, выкатил бы через два месяца после его назначения министром… — не знаю, мне почему-то кажется, что это было бы некрасиво, неэтично.
О деятельности его на посту министра… Был момент, когда он заявил, что в результате переговоров с бизнесом удалось цены на некоторые лекарства снизить вдвое. Я удивился, думаю: у нас же указ президента ограничивает наценку, там 20% на лекарства максимум, кажется. Какие вдвое? Какие переговоры? Почему, если это правда, с ситуацией еще никто не разбирается?
Но о Каранике персонально мне говорили как о человеке принципиальном и довольно толковом. Говорили, что в больнице, где он работал, он подписывал некоторые сомнительные акты, потому что не было выбора. Сам, говорят, человек порядочный. Может и так. Тут же проблема в системе. В здравоохранении у нас создана такая система, что или ты работаешь в ней, или совсем не работаешь. И, боюсь, что Караник вынужден стать частью системы и работать по ее правилам, иначе его просто сожрут, и всё.
