Андрей Полуда
«Наша Нива»: Расскажите, когда вы заинтересовались темой смертной казни в Беларуси?
Андрей Полуда: В 2005 году в Белыничском районе произошло страшное преступление — убили семью из шести человек, среди них было двое детей. Это дело всколыхнуло всю страну.
Вскоре задержали местных парней, их родные настаивали, что они невиновны. Я тогда был в Белорусском хельсинкском комитете, помогал им составлять жалобы. Вопрос прежде всего состоял в том, что их сильно избивали при задержании и впоследствии во время следствия из них выбивали признания.
Неожиданно для нашей системы, парней признали невиновными в убийстве. И в суде, и после освобождения в интервью они рассказывали, как их вынуждали взять на себя вину.
Проблема таких громких дел в том, что на следствие идет давление: раскрыть любой ценой. А что это значит? Могут быть наказаны невиновные, могут быть допущены грубые нарушения при ведении следствия.
Такое внимание и давление общества, конечно, не на пользу делу. И это проблема не только для Беларуси, то же самое происходит в любой стране, когда правоохранители не могут работать с холодной головой.
«НН»: Но Белыничское дело на этом не закончилось. Фигурантов снова задержали и уже в 2020 году их признали виновными.
АП: Действительно, но назначить смертную казнь суд не решился, хотя это дело об убийстве шести человек. Двое фигурантов получили по 25 лет заключения, двое — пожизненное. И это очень жесткое наказание.
«Наличие смертной казни существенно повышает уровень агрессии в обществе»
«НН»: Когда вы защищаете приговоренного к смертной казни, важно ли вам понимать, виноват он на самом деле или нет?
АП: Я всегда говорю, что люди, которых мы защищаем, чаще всего не белые и не пушистые. В большинстве случаев вина человека не вызывает вопросов, вопрос в наказании, которое избирает суд.
Наличие смертной казни существенно повышает уровень агрессии в обществе. По сути, мы живем в ситуации конвейера смерти. Один человек убивает другого, мы это осуждаем, но потом даем согласие на убийство этого человека от имени государства, от имени каждого из нас.
К тому же, нельзя исключить возможности судебной ошибки. И это самый серьезный аргумент против смертной казни. Даже если допустить, что ошибочно расстреляют одного человека, его уже не вернуть.
Кирилл Казачек был осужден на расстрел за убийство своих детей. Пытался выброситься из окна, но медики его спасли
«НН»: Кого в Беларуси чаще всего приговаривают к высшей мере?
АП: Обычно это мужчина, который имеет проблемы с алкоголем, ранее привлекался к уголовной ответственности, в семье есть проблемы с насилием.
У нас нет примеров серийных убийц, которые бы за деньги целенаправленно уничтожали людей. Чаще всего как происходит? Выпили, подрались, уснул, проснулся — ничего не помню, а рядом — убитый человек.
Наличие смертной казни их не останавливает, так как они в таком состоянии, что просто не осознают, чем все это закончится, часто даже не могут последовательно рассказать, что произошло.
И здесь, конечно, есть вопрос к государству, которое с одной стороны стимулирует спрос на алкоголь, а когда человек уже не в состоянии себя контролировать после выпитого, суд принимает решение его расстрелять.
Также есть вопросы к исправительному процессу осужденных. Если человек выходит на свободу и совершает еще более жестокое преступление, то хотелось бы знать, а что с ним там делали в колонии.
После освобождения с людьми не работают. Формальный учет, на который их ставят, проблему не решает. Многие не могут устроиться на работу и возвращаются к вредным привычкам и плохой компании. Ну и вопрос домашнего насилия, часто драки в семье регулярные, но никто не реагирует на это, пока всё не заканчивается убийством.
Так что смертная казнь комплексно проблему не решает. Да, государство убило одного человека. Но алкоголизма, рецидивов, насилия от этого в обществе меньше не стало. То есть, страшные убийства могут произойти вновь, что и подтверждает криминальная хроника.
Проблема в том, что на уровне государства нет системного анализа и работы с ключевыми проблемами, которые приводят к расстрельным делам.
«Часто родственники терпят еще больше, чем осужденный, хотя они же ни в чем невиновны»
«НН»: Какие уголовные дела, по которым приходилось работать, запомнились больше всего?
АП: Наверное, дело Андрея Жука, его и еще двух фигурантов признали виновным в нападении и убийстве на работников агрофирмы, которые везли зарплату.
Хорошо помню, как мать билась за него, а когда стало известно, что Андрея расстреляли, безнадежно пыталась найти, где его похоронили. Родственникам не выдают тело и не говорят, где похоронен человек. И для многих это дополнительный сильный удар. Люди хотят похоронить родного по семейным традициям, хотят знать, куда на могилу можно прийти.
Одна из матерей, помню, решила, что ее сына не расстреляли, а якобы забрали в Россию на рудники и родственникам просто не говорят правду. Видно, так ей психологически было проще.
Также хорошо помню дело Владислава Ковалева, его судили за взрыв в метро. Его мать и после исполнения приговора делала очень много для отмены смертной казни, говорила: «Не хочу, чтобы кто-то еще пережил то, что я».
Любовь Ковалёва
«НН»: Откуда у родственников, прежде всего женщин, силы бороться за осужденных? В глазах общественности они защищают самых страшных преступников.
АП: Если это мать, то каким бы ни был ее сын, чаще всего, она будет его защищать. Часто они просят просто сохранить жизнь — дайте максимальный срок, но не убивайте.
Если говорить о женах и детях, то реакция бывает разной. Но был случай, когда бывшая жена очень поддерживала осужденного мужа, хотела даже снова расписаться с ним, пока он в СИЗО, чтобы им предоставили свидание.
Как она объясняла это? Говорила, что знала его другим человеком, не таким, каким он стал, когда убивал.
«НН»: Когда судили одного из черных риелторов, он говорил, что его сын не может спокойно ходить в детсад, что на него кидаются и дети, и взрослые, мол, это сын убийцы. Как часто родственники несут такой груз?
АП: Действительно, часто родственники терпят еще больше, чем осужденный, хотя они же ни в чем невиновны. Сестра одного из осужденных рассказывала, что шла с ребенком по деревне, рядом остановилась машина с незнакомым человеком, который начал сыпать проклятия, мол, она сестра убийцы.
Дочь другого осужденного говорила, что ей писали, мол, мало расстрелять ее отца, надо еще присмотреться к его дочери и внучке, так как в них течет кровь преступника.
Мать одного из расстрелянных хотела заказать службу по нему в церкви, а ей отказали. Вот с чем приходится сталкиваться родным.
Никакой программы психологической поддержки нет ни для родственников осужденных, ни для родственников потерпевших— им тоже государство не помогает. В качестве сатисфакции родным убитых выдают смертный приговор, но никакого облегчения на самом деле они не испытывают.
«Наказание должно быть строгим и справедливым, но не нужно отвечать смертью на смерть»
«НН»: В этом году помиловали двух молодых парней, который убили учительницу в Черикове. Это было довольно неожиданно на фоне масштабных репрессий, которые продолжаются с 2020-го. У вас есть версии, почему так произошло?
АП: В Беларуси на самом деле единичные случаи помилования приговоренных к смертной казни. Каковы были причины в этом случае, мне точно неизвестно.
Приходилось слышать, что таким образом власти пытались выйти на диалог с европейскими странами, которые давно и последовательно призывают Беларусь отказаться от расстрелов.
В любом случае, это был акт гуманизма. Нам известно, что комиссия по помилованию и по другим делам готовила соответствующую рекомендацию, но окончательное решение принимает Лукашенко.
Содержание таких документов не разглашается, поэтому истинные мотивы неизвестны. Знаю, что братья Костевы, которые сейчас в жодинской тюрьме отбывают пожизненный срок, передавали слова благодарности правозащитникам, журналистам и просто неравнодушным людям, которые обращались в госорганы с просьбой заменить смертный приговор на лишение свободы.
Братья Костевы в суде
И показательный момент — после помилования никто же не выходил на демонстрации с возмущением, что было принято такое решение. Это говорит о том, что общество готово к политическому решению прекратить расстрелы.
«НН»: По «расстрельным» статьям сидят и политзаключенные. Как вы считаете, пойдет ли власть на то, чтобы выносить высшую меру по политическим делам?
АП: Нам неизвестно о таких случаях. Чаще всего в Беларуси выносили смертные приговоры за убийство нескольких людей, за особо жестокие убийства. И надеюсь, что по политическим делам таких приговоров не будет.
Мы недавно проводили информационную кампанию за отмену смертной казни. И поддержали проект «Страчаныя лёсы Беларусі» — о выдающихся белорусах, жизнь которых оборвалась смертным приговором.
Это Вацлав Ластовкий, Максим Горецкий, Тодор Кляшторный, Бронислав Тарашкевич и много других писателей, ученых, которые могли бы дать очень много нашей стране, если бы их не расстреляли. И замечу, что большинство посмертно реабилитировано.
«НН»: Верите ли вы, что в Беларуси могут отменить смертную казнь? Последний год репрессии только усиливаются.
АП: Я верю, иначе просто невозможно работать с такой сложной темой, которая затрагивает так много горя. В смертную казнь вовлечены не только убийца и его жертва, но и родственники с обеих сторон, а еще очень много людей системы.
И поверьте, никто не испытывает радости от такой работы. Убежден, что мы должны остановить этот конвейер смерти. Помилование братьев Костевых помогает верить, что даже в безнадежной ситуации, когда присутствующие в судебном зале аплодировали смертному приговору, есть место и для гуманизма.
Никто не говорит, что виновных нужно освободить. Наказание должно быть строгим и справедливым, но не нужно отвечать смертью на смерть.
