Подписан указ, который обяжет коллекционеров регистрировать свои коллекции
Вскоре вступит в силу президентский указ № 485, направленный на совершенствование охраны археологических объектов и артефактов. Документом, в частности, запрещается оборот предметов старины как за пределами Беларуси, так и внутри страны.
Согласно новым нормам, до конца 2016 года нумизматические коллекции должны быть официально зарегистрированы в комиссиях при исполкомах (комиссии еще даже не сформированы). Не разрешается собирать найденные в земных недрах предметы, чей возраст превышает 120 лет, обмениваться и торговать ими. К незаконным валютным операциям приравнена продажа иностранных монет, находящихся в обращении, запрещено приобретать и сбывать государственные награды СССР и Республики Беларусь.
Как предупреждают собиратели артефактов, достаточно категоричная законотворческая инициатива может спровоцировать не только уход в тень любителей приборного поиска, но и массовый вывоз в другие страны частных нумизматических, фалеристических и других коллекций. Так достигнут ли власти поставленных целей?
Минчанин Руслан Веремей собирает свою коллекцию более 20 лет — в 4-м классе нашел первую монетку в размытом дождем ручье. Теперь его коллекция охватывает весь исторический период — с античности до современности. Монет со всего мира и всех времен у него более трех десятков килограммов. Тех, что старше 120 лет — под тысячу штук.
Руслан говорит, что не дает монеты даже друзьям, чтобы те их кому-то показывали. А тут — неси на регистрацию всю коллекцию и надейся, что ее вернут целой, неповрежденной и в полном составе. «Уже бегу, ждите», — иронично говорит собеседник, акцентируя внимание на явных нестыковках в новом указе:
«Честно говоря, мы этого ожидали, так как вполне логично: когда готовится общественное мнение, это означает, что вслед должен выйти закон. Вопрос только в том, что там написано. Как указ вышел, сразу высветились недоразумения. Все, что старше 120 лет, автоматически становится артефактом, обмену, продаже не подлежит и требует обязательной регистрации. Причем если так акцентируют, что до 2017-го регистрация бесплатная, логично представить, что потом она, очевидно, станет платной. Впрочем, определенные вопросы вызывают сами условия регистрации, а именно: отдай им находку, принеси фотографии, потом жди, пока тебе выдадут документы. Собственно говоря, а дальше что? 120 лет — это прекрасно, вы охватили хороший период. Но, скажем, у меня есть рубль 1898 году, это означает, что в 2018-м ему стукнет 120. Так я его должен через два года нести и платно регистрировать (и при этом объяснять, откуда он у меня взялся), или лучше сейчас прийти и зарегистрироваться, чтобы потом не рассказывать, что он у меня уже был, просто еще не считался артефактом?»
Руслан Веремей говорит, что возникают недоразумения и относительно денежных единиц других стран, которые, согласно новому указу, в руках коллекционера также приобретают уголовные черты:
«Имеются определенные вопросы относительно других стран. Дело в том, что много монет пришло к нам из самых разных уголков Европы: они не ходили у нас в обращении, не имеют отношения к нашей истории, просто коллекционеры начали их сюда заводить как артефакты. Выходит, мне их тоже регистрировать как национальное наследие? То есть — являются ли монеты 1800-х годов, привезенные, например, из Бельгии, наследием Республики Беларусь? Или австро-венгерская монетка, привезенная товарищами из регионов Польши и Германии: она считается белорусским артефактом или нет? То же самое касается и всех остальных монет, которые разными путями попали в Беларусь. Много предметов — много вопросов».
Формирование коллекции — отдельная история для любого любителя этого дела. Одни монеты идут в «основной фонд», другие — в так называемый обменный. Некоторых нужно иметь горсть, чтобы выменять на более-менее приличный вариант. Например, знаменитые медные гроши размером с советскую копейку, также известные как баратинки. В середине XVII века их набили под миллиард штук, и большое количество в хорошем качестве гуляет по рукам до сих пор. Руслан Веремей интересуется: неужели государство хочет поставить на учет каждый такой «грошик»?
«Коллекционер находит монету, она попадает в коллекцию. Иногда случается так, что лучшие экземпляры заменяют худшие, которые остаются как обменный фонд. Этот фонд постоянно пополняется, чтобы можно было потом либо поменять, либо продать и купить то, чего нет в коллекции. Теперь выходит, что я абсолютно каждую монету должен принести, зарегистрировать и еще приложить два снимка. Для чего? Вот, например, у меня есть горсть баратинок — так что же, каждую регистрировать отдельно? Любой коллекционер скажет, что баратинок у нас очень много. И если принести только баратинки, их будут регистрировать на протяжении ближайших 2-3 лет. При этом вводят конкретные сроки — «сдаться» до 1 января 2017-го. Причем с момента публикации указ вступает в силу через три месяца, то есть — только в марте доведут какие-то нормы и процедуру регистрации. И если вдруг коллекционеры ломанутся, они хоть представляют себе объем работы, который хотят взвалить себе на плечи?»
Формально регистрация коллекций в еще и не созданных комиссиях при исполкомах должна быть бесплатной. Но при этом каждый регистрационный экземпляр должен сопровождаться двумя фотографиями. Руслан Веремей делает простой расчет: минимальный размер фотографии в студиях — 9×13 сантиметров, соответственно, 3—4 тысячи рублей за каждую. Если декларировать не самую большую коллекцию в тысячу монет, то только на фото нужно потратить до 8 миллионов рублей. И вообще, убежден собеседник, требовать бумажные сведения в век высоких технологий — абсурд само по себе:
«Почему я, человек, который 20 лет собирает коллекцию, который абсолютно легально приобретает монетки на открытых интернет-площадках, в антикварных магазинах или на собраниях нумизматов, должен за свои деньги печатать фотографии, кому-то отдавать свою монету, чтобы что-то без меня с ней делали? Где, собственно говоря, гарантии того, что ее потом вернут? Я уже не говорю, что каждая монета выливается в приличную сумму: даже если тысяча монет да по два снимка — это уже 2 тысячи. Так мне месяц придется работать только на то, чтобы им фотки показать! Примерно 6—8 миллионов рублей! Правда, посмотрел, что если заказывать оптом, то будет скидка на 2-2,5 миллиона. Тогда, конечно, экономия — не 8 миллионов, а «всего лишь» под 6 миллионов выйдет. Тем не менее это мои деньги, почему я должен их платить разным фотостудиям, чтобы получить какой-то документ о том, что эта монета моя?».
Как продолжает Руслан Веремей, вслед за технической регистрацией встает следующий вопрос — хранение. В случае, если эксперты решат, что какой-то экземпляр в коллекции представляет историко-культурную ценность, держать его в квартире, не оборудованной средствами охраны, будет запрещено:
«Я простой коллекционер и, честно говоря, в закон даже не вникал, пока это не коснулось меня напрямую… После того как проведут экспертизу, какой-то монете могут присвоят статус исторической ценности. Например, есть у меня великолепные солиды Стефана Батория, орты. То есть присвоят статус ценности, а потом выставят претензии: мол, неправильно сохраняешь историческое наследие. Это означает, что могут от меня требовать охрану, сейф, решетки на окнах (а вдруг кто-то приползет по стене высотного дома). А потом придут с проверкой и скажут: не так сохраняешь историческое наследие. Привлекут к ответственности по действующему законодательству, впаяют штраф 10 базовых, а может, даже конфискуют или заставят сдать находки на ответственное хранение в музей или милицию. Простите, пожалуйста: я эти монеты купил за свои деньги, и если вы считаете их историческим наследием, вот и создайте соответствующие условия».
Руслан Веремей констатирует: хотя коллекционеры не горят желанием делиться своими достижениями, но ради общего дела готовы к сотрудничеству с музейными учреждениями. Самое простое — проводить совместные экспозиции из частных и государственных собраний. Как считает собеседник, вместо того чтобы выталкивать коллекционеров из общего пространства, намного более плодотворным было бы вовлекать их в коллективное дело:
«Давайте коллективно организовывать выставки, давайте формировать музейные экспозиции. Коллекционеров хватает, каждый заинтересован в том, чтобы дело популяризировалось. Чтобы монеты не прятались по домашним коллекциям, а демонстрировались публично. Почему-то в музеях экспозиции из года в год одни и те же: покупаешь билет, приходишь в музей и видишь точно то же, что и год назад. Это такая музейная деятельность? И при этом хотят все отобрать. Я так не согласен. Каждая монета имеет свою коллекционную историю — одну купил, другую подарили. Кстати, моим друзьям просто, потому что они знают, что по любому поводу мне можно дарить монету. Не надо ломать голову: приобрел монету — и я уже рад. Часто их, если едут в зарубежные путешествия, прошу привезти определенные монеты. Соответственно, я их выкупаю. Но, оказывается, грубейшим образом нарушаю законодательство РБ, потому что не продумана возможность коллекционирования монет иностранных государств, находящихся в обращении. Нацбанк якобы обещал внести поправки, чтобы улучшить ситуацию, но что-то терзают меня сомнения — кто знает, что они придумают? Может, введут ограничительную сумму — скажем, на 100 евро. Так ведь монеты евро всем своим объемом уже отчеканены на более значительную сумму».
Даже на фотографиях в книгах уважаемых археологов видно, насколько плохо сохраняется медь в возделываемой почве: значительную часть полевых монет едва узнаешь. Их по инерции называют «артефактами», но музейная их ценность чисто условная. Тем не менее, как говорит Руслан Веремей, у людей отбивают охоту подобрать даже то, что «лезет» из земли. При этом власти готовы содержать раздутый штат контролеров, которые будут следить за соблюдением закона:
«Совершенно не понятен подход государства к историческому наследию. Выдумывают хитроумные процедуры, создают какие-то комиссии, заставляют людей платить огромные деньги. Позвольте спросить: зачем? У нас что, бюджет безразмерный? Появились лишние миллиарды, чтобы финансировать комиссии, начиная от поселковых и заканчивая городскими? По-моему, мы не настолько богаты для таких начинаний. И еще: почему за рубежом музеи занимаются оценкой, выдают документы, то есть разбираются в находках, а у нас система построена так, что музейщики — это манекены, стоящие по экспозициям и рассказывающие о том, что там на витрине или стеллаже? Принципиально неправильно. У нас любят говорить: перенимаем зарубежный опыт. А почему перенимают его отрывочно? Те моменты, которые вам выгодны, переняли, остальные игнорируете. Зарубежный опыт — это комплекс, все должно быть целостно. А когда берешь отрывочно, то никакой это не опыт. У них все просчитано, продумано, они это оттачивали годами. У нас же все ставится под угрозу, поскольку когда меня заставляют регистрироваться на озвученных условиях, то я отказываюсь. Согласно законодательству никто не может навязать мне дополнительные услуги. А почему это происходит на уровне указа? На ту же регистрацию я должен потратить огромные деньги, хотя формально — якобы бесплатно. Ну, это же абсолютно несерьезный подход».
Встает логичный вопрос: чем руководствовались разработчики закона, нормы которого проблематично выполнить даже технически? Зачем такая поспешность с регистрацией коллекций и обещанием беспощадно наказывать виновных?
Руслан Веремей считает, что основанием для появления указа № 485 стало провозглашение войны так называемым «черным копателям». Но, уточняет он, их деятельность и без того была под запретом. Поэтому еще одна бумага, даже с солидным названием «Указ Президента Республики Беларусь», проблему вряд ли решит:
«Те, кто тайно курганы копал, они будут это делать и впредь. А под раздачу попадут именно любители приборного поиска — штрафы, конфискации», — за то, продолжает Руслан, что с неизвестного поля, куда вряд ли когда-нибудь придут археологи и которое не одну сотню раз перепахивали, вымесив в кисель все культурные и исторические слои, которое химией заливают настолько, что медяки съедаются до неузнаваемости, любитель приборного поиска принесет пару-тройку монет, которые чудом выжили в этой неравной борьбе:
«Есть такое ощущение, что некоторые законодатели специализируются в определенной области. Кто-то имеет историческое образование — значит, выступает инициатором законопроектов, касающихся исторического наследия — как сенатор Марзалюк. Видимо, хотел сделать доброе дело — защитить наше наследие от разных там вандалов. Но если внимательно посмотреть, его больше всего задевало то, что черные копатели ходят, раскапывают курганы и городища. При всем этом он абсолютно точно утверждает: верхний слой земли не несет никакого культурно-исторического значения, потому что там все давным-давно перемешано. Означает ли это, что можно искать? Нет — как говорится, «жаба душит». Боролись против одних, а под раздачу попали абсолютно все. Соответственно, и ответственность разделили на всех. Есть такая штука. С одной стороны, не поймали тебя на поле — значит, ты не копатель. С другой стороны, откуда у тебя дома такие находки? Либо сам тайком копаешь, либо скупаешь то, что кто-то для тебя приготовил. Можно даже терминологию вводить — «монетодилер». Ходит, добывает монеты и тебе за денежку передает в подворотне. Вот и хотели сделать как лучше, хотели защитить то, что есть, а при этом получилось что-то несуразное. Потому что надо было тщательно все продумать».
Собеседник считает неправильным, когда всех пытаются стричь под одну гребенку. Действительно, есть нарушители, которые игнорируют все законы: на засеянных полях или лугах после себя оставляют целые котлованы. Есть преступники, которые копают курганы, места боевых действий и даже военные и гражданские кладбища. Это, на взгляд Руслана Веремея, и есть черные копатели. Но, продолжает он, существует вполне безобидное хобби — ходить с металлодетектором по пашне и старым дорогам и искать утерянные или припрятанные вещи. Это различие практически никак не учтено, и наказывать копателей предлагается огулом.
Между тем, говорит Веремей, решать проблему можно было совсем иначе, попытавшись использовать «копателей» в качестве… союзников. То есть организовать разведчиков-добровольцев как подмогу официальным археологам. Не запрещать и штрафовать, а сотрудничать:
«Товарищ Марзалюк и другие официальные лица говорят, что археологов на всю Беларусь — полсотни человек, плюс-минус. Получается, что все интересующие их территории они успеют исследовать разве что к 2500-м годам, а может и позже. Это абсолютно несерьезно. При этом есть любители приборного поиска. Они ходят по вспаханным полям, ищут находки в том слое, который фактически не интересует археологов, потому что там действительно все перемешано сельскохозяйственными работами. Давайте поступим логично: возьмем и сделаем этих копателей разведчиками. И у нас будет не 50 археологов на всю Беларусь, а будет 10 тысяч разведчиков. Выдадим им документы, разработаем правила, где можно ходить и где нельзя, пусть люди исследуют все, каждый клочок белорусской земли — если разрешено копать, если не засеяно и т.д. А потом информацию сообщают археологам — вот в таком-то и таком-то месте я нашел такие-то монеты. И пусть тогда археологи запланируют экспедицию, если их это заинтересует, пусть снимут верхний слой, сделают шурфы, проведут раскопки и найдут то, что скрыто. Это же отличная идея!».
Из такого сотрудничества, убежден Руслан Веремей, средств в казну можно поступить несравненно больше, чем от попытки «раскулачить» коллекционера:
«Бесспорно. Вот они думают, что все по сигналу поволокут коллекции. А я не потащу, даже не собираюсь! Хотя бы потому, что мне за это никто не заплатит. Говорят — все бесплатно, а на самом деле это выливается в месячную зарплату. Это серьезно? Совсем несерьезно. Ну и как в такой ситуации поступать? Они ничего менять не хотят.
Я, когда оцениваю последствия, также категоричен: простите, мне проще эту самую коллекцию взять и закопать на каком-либо поле для потомков. Да поглубже, чтобы никто из «регистраторов» не нашел.
Потому что они придумали систему, которая не заработает и которая фактически уже сейчас ставит меня вне закона. Я никогда закон не нарушал, я дорогу не перехожу в запрещенном месте или на красный сигнал светофора. А теперь абсолютно неожиданно они выпускают закон, по которому я становлюсь чуть ли не врагом народа. Так что, это правильно? Это практически подготовка к раскулачиванию: сначала вы скажите, что у вас есть, а потом мы скажем, что вы нарушаете правила хранения, и это все у вас реквизируют. Где гарантия, что так не произойдет? Такой гарантии нет».
Кроме того, по словам собеседника, современные технологии позволяют решить вопрос регистрации коллекций без обязательных походов в исполкомовские структуры и выстаивания в очередях — напомним, что поставить на учет всех коллекционеров предусмотрено в сжатые сроки:
«Мы живем в XXI веке. Да возьмите вы вместо бумажных каталогов сделайте электронные. Сформируйте базу данных, чтобы я залез на сайт «Гістарычная спадчына.бай», загрузил в специальное окошко две фотографии, обозначил номинал и отправил информацию. Им что, обязательно хочется потрогать эту монету?
Если подумать, закон вышел сырой, он многие обстоятельства не учел. Зная, как у нас все происходит, — сначала накажут нескольких человек, потом поймут: что-то здесь не так, и тогда начнут думать насчет поправок. Так, может, сначала лучше подумать, а уже потом закон вводить? По крайней мере, умнее. Либо полностью перенять зарубежную практику. Даже касательно, как они называют, черного копательства. Да, тот, кто курганы раскапывает, селища — это действительно черный копатель. Но они нарушают действующие законы. Законы уже написаны: они это запрещали и продолжают запрещать поныне. Тем не менее вводят новый указ — якобы одна бумажка будет лучше тех норм, которые работали или не работали на протяжении последних двух десятков лет. Лучше бы подходили ко всему этому разумно».
В любом случае Руслан Веремей советует коллегам-коллекционерам обращать более пристальное внимание на мелочи, которые вскоре могут вылиться в большие неприятности:
«На фоне того, что до сих пор действуют старые законы о сохранении предметов историко-культурного наследия, за небрежное хранение, за утрату, за уничтожение, за нанесенный ущерб таким предметам предусмотрена ответственность. И если абсолютно неожиданно какая-либо из этих монеток станет исторической ценностью и, не дай бог, просто по глупости я найду лучшую, заменю ее в коллекции и забуду об этом (а вдруг еще отправлю на свалку), то я автоматически становлюсь нарушителем закона. Меня уже можно будет смело штрафовать, а всю коллекцию «изымут». Ну это же несерьезно, так нельзя делать…»
Как считает коллекционер Руслан Веремей, еще какой-то десяток лет такого интенсивного хозяйствования, как сейчас, и на белорусских полях практически ничего не останется. «Или кто-то думает, что те монетки на полях целыми горшками да сундуками лежат?» — задает он риторический вопрос. В такой ситуации властям лучше было бы позаботиться о том, чтобы своими радикальными мерами, вместо «замораживания» ценностей в музейных реестрах, не спровоцировать их массовый отток за пределы страны.
Комментарии