Белорус из Швейцарии Александр Сапега рассказал историю о своей любви и верности Родине
Бобруйчанин Александр Сапега вот уже десять лет живет и работает в Швейцарии. Но в Беларуси бывает часто, едва ли не каждый месяц. Да и жена-швейцарка приезжает сюда уже как на вторую родину, даже без мужа.
Александр известен тем, что приложил немало усилий для переноса праха знаменитой белорусской меценатки Магдалены Радзивилл в Беларусь, для того чтобы в Швейцарии появился памятник Костюшко. Кроме того, семья Сапег устроила не один настоящий праздник с конфетами, мороженым и каруселями для детей в белорусских домах-интернатах, за собственные средства заменила старые окна в Центре коррекционно-развивающего обучения и реабилитации.
Эти июльские каникулы в Беларуси для Сапег ознаменовались важной семейной датой — 15-летием со дня знакомства Александра и Милены.
Александр Сапега: Мы познакомились под Раковом (Воложинский район Минской области), я тогда работал инструктором в скаутском лагере. Милена взобралась на дерево, где я сидел, следя за тем, чтобы все правильно цеплялись за сучки — там мы с ней и познакомились.
В день юбилея, 29 июля, мы съездили туда и сделали снимки на этом дереве. Правда, нас не сразу пропустили, потому что там был какой-то лагерь. Я даже хотел в милицию звонить, чтобы приехали и разобрались.
«Наша Нива»: Послушайте, но она же приехала и уехала обратно в Швейцарию. Как вы поддерживали отношения?
АС: В 2002 году если и были мобильники, то с антенной и, наверное, лишь у одного человека из сотни. Таких вещей, как вайбер или скайп, не существовало.
Приходилось писать письма, раз в неделю разговаривать по телефону, платить по 400 долларов за звонки. Летали друг к другу. Тогда Швейцария и в Шенгене не была, приходилось по две визы делать. И билеты на самолет тогда были не по 100 долларов, нужно было платить по 400—500 долларов в каждую сторону.
Четыре года мы встречались, а потом поженились — и я переехал в Швейцарию.
«НН»: Какого мнения ваша жена о Беларуси?
АС: В 2015-м мы переехали всей семьей на год в Беларусь. Милена нашла себе балетную группу, стала там заниматься, со многими познакомилась. Одновременно работала в языковой школе.
Многое ей нравится в Беларуси и многое не нравится. Есть вещи, которые для нее неприемлемы. Одна из болезненных тем — это, конечно, медицина. Больницы, талончики, все такое.
«НН»: Она и не представляла, что такое может быть?
АС: В 2015 году она была беременна, ей приходилось ходить к нашим врачам, сдавать анализы. Конечно, это все ей надоело очень скоро: и талонная система, и непунктуальность.
Когда она ходила к гинекологу, мне иногда приходилось стоять у двери и контролировать. Ведь в кабинет чуть ли не каждые две минуты кто-то приходит то что-то забрать, то передать. Конечно, для моей жены это неприемлемо. Как и то, что нужно с собой приносить перчатки, полотенце.
Иногда приходилось ругаться, но на третьем-четвертом приеме нас уже знали, консультировали компетентно.
Милену также удивляли денежные поборы в детсадах, которые мы считаем «взяткой». Когда просят сдать воспитателю деньги на пылесос, краску и прочее. Мы так и говорили: «Это взятка, платить ее мы вам не будем».
Разумеется, эти вещи стоят копейки, и мы не против платить за краску официально, если это входит в месячную оплату. А вот этот порядок, когда ты на руки даешь деньги и надеешься, что они пойдут на что-то… Для нас это было ненормальной ситуацией.
«НН»: Милена рожала в Беларуси?
АС: На тот момент ей было 35 лет, и наши гинекологи сказали, что надо делать кесарево. У Милены уже были два кесарева, и она на третье не согласилась. Мы хотели, чтобы были естественные роды, поэтому за месяц до родов она улетела в Швейцарию и там родила сама.
Но есть и позитивные моменты в Беларуси: дружба, люди. Такого в Швейцарии не встретишь.
«НН»: Неужели?
АС: В Беларуси общаться для людей очень важно, не то что в Швейцарии, где развит индивидуализм и в центре — собственное «я». Белорус уделяет больше внимания кому-то, чем самому себе.
Там позвонишь знакомому, спросишь, что слышно, предлагаешь встретиться. А он тебе говорит: «Ну давай, у меня через 20 дней будет несколько свободных часов». Здесь нельзя просто так прийти, постучать в дверь. Нельзя позвонить за пять минут и сказать: «Давай, ставь чай». Или в холодильник заглянуть — там такого нет.
«НН»: А что с языками?
АС: В Швейцарии четыре языка, но никто этого не замечает, не указывает: «Ух ты, он разговаривает по-французски!»
За столом могут говорить сразу на двух-трех языках. Я за ужином разговариваю с детьми по-белорусски, жена поддерживает разговор по-швейцарски — и все всё понимают. Дети даже не задумываются о том, как сказать.
Милена, приехав в Беларусь, увидела, что почти никто не разговаривает по-белорусски. А когда я, ее муж, говорю по-белорусски, белорусы относятся к этому с удивлением. Для нее это непонятно.
«НН»: Так сколько же языков знаете вы?
АС: Когда мы познакомились с Миленой, у меня был школьный базис английского языка. За пять лет, пока мы встречались, подтянул, и после свадьбы в семье общались по-английски. В течение первых двух лет в Швейцарии учил немецкий и однажды сказал: «Все, с этого дня начинаю разговаривать по-немецки». Жена скептически к этому отнеслась, но понемногу кость обросла мясом. А через год я уже начал говорить по-швейцарски.
Теперь уже свободно говорю по-швейцарски на цюрихском диалекте, потому что мы живем неподалеку от Цюриха. Я могу по речи человека примерно определить, откуда он. В Швейцарии у каждого кантона свой диалект. Некоторые швейцарцы и сами друг друга не понимают.
Первоначально, после того как переехал, было сложно, ведь кроме жены был никому не нужен. Сделал упор на язык, пошел работать, чтобы как можно скорее его освоить, чтобы была практика. Постепенно язык становился лучше и лучше, зарплата — выше и выше.
Жена знает немецкий, французский, итальянский, английский, русский языки. Понимает белорусский и уже стремится начать на нем разговаривать. Особенно когда мы встречаемся в Минске с друзьями и общаемся по-белорусски. Вчера гостили у Глеба Лободенко, перед этим — у Лявона Вольского.
«НН»: Слушайте, классные друзья у вас!
АС: Анна Вольская была крестной нашего младшего, поэтому мы почти что родственники.
«НН»: А дети на каком языке разговаривают?
АС: От меня слышат белорусский, разговаривают по-русски, по-немецки и по-швейцарский. Бывая у бабушек-дедушек в Италии, быстро переходят на итальянский.
«НН»: Фантастика!
АС: Я потому и говорю: насколько велик барьер между государственными языками в Беларуси — настолько его нет между языками за рубежом. Может, придет время, и для Беларуси будет в порядке вещей, когда за одним столом будут разговаривать на двух языках и перескакивать с одного на другой.
«НН»: Детей у вас четверо, расскажите о них.
АС: Самая взрослая — Нина. Моя бабушка была Ниной, дочь мы назвали в честь ее. Нине сейчас восемь лет, тоже занимается балетом.
Следом идет Марк, ему шесть, скоро пойдет в школу.
Затем — Ларс, весьма энергичный парень. Он самый активный, самый спортивный, уже все в жизни попробовал: его било током, он подал в сне со второго яруса кровати, несколько раз терял ногти на ногах, ходит весь синий от синяков и с побитыми коленками.
Леон — самый младший. Ему сложнее чем остальным: приходиться тянуться за братьями.
«НН»: Кем работали в Швейцарии? Как зарабатывали на жизнь?
АС: Работал в области социальной педагогики в разных инстанциях: детских интернатах, общежитиях для молодежи, интернатах, в которые направляют вместо тюрьмы на исправление. Последние четыре года работаю с беженцами в отделе миграции.
«НН»: Пять лет назад вы взялись за то, чтобы объединить белорусов зарубежья.
АС: Я сильно скучал по Беларуси и однажды позвонил в белорусское посольство в Швейцарии и спросил, существует ли какое-нибудь сообщество белорусов, к которому можно присоединиться. Консул сказал, что нет, но есть люди, заинтересованные в его создании, предложил встретиться. Мы решили, что будем создавать, и в 2012 году создали. Теперь у нас 45 членов организации, все они ежегодно платят взносы.
«НН»: Вы привезли в Беларусь прах Магдалены Радзивилл, организуете установку памятника Костюшко в Швейцарии. Зачем вы делаете все это? Какая у вас мотивация?
ОС: Этим невозможно не заниматься, все дела очень важны. Я бы не хотел, чтобы наша диаспора замыкалась на организации «Гукання вясны» или Купалья. Это тоже важно, но мне хочется, чтобы наши цели были шире и глобальнее, чем станцевать и спеть.
Сама идея установить памятник Костюшко — не моя. В 2011 году тогдашний Временный Поверенный Беларуси в Швейцарии Андрей Кулаженко пытался это сделать, но не удалось, не успел. Перед отъездом он сказал о своей задумке и предложил попробовать ее осуществить. Ну и в 2015 году я за это взялся, стал искать деньги.
Организовал сбор через краудфандинговую платформу «Талока», однако почти никто ничего не пожертвовал. Из заявленных 3000 долларов удалось собрать долларов 50, да и те в итоге «сгорели», поскольку компания не удалось. Тогда я стал заниматься всем самостоятельно.
Сделать памятник стоит более 6 тысяч долларов. Примерно 60 процентов этой суммы — мои средства, еще 40 процентов — пожертвования и то, что собрала наша диаспора.
Я взял на себя ответственность сказать художнику, каким, на мой взгляд, должен быть памятник. Связался с Фондом Костюшко, чтобы те отыскали старинные изображения Костюшко, его медалей, копии которых я передал скульптору.
Памятник уже отлит и находится в Украине, осталось только доставить его в Швейцарию.
Я хотел, чтобы памятник сделали в Беларуси, но все, к кому я обращался, просили дороже, чем 25 тысяч евро. Эта цифра, может, и логична, но для меня неподъемна.
«НН»: Расскажите о Швейцарии. Как вам там живется?
АС: Да все то же самое, что и в Беларуси. Хлеб только другой, и сметаны нет.
«НН»: Как же без сметаны?
АС: У меня и меню другое, без чарки и шкварки. Зато там есть вино, которое недалеко ушло от наших «чернил». Ну, это если с иронией.
Конечно, качество жизни иное. И перспективы шире. Надо сказать, в Швейцарии все сделано для людей. В год здесь по 12-16 референдумов устраивают, на которые швейцарцы ходят и голосуют. И там ничего не подтасовывают.
У меня есть швейцарский паспорт, но я не хожу голосовать, так как считаю себя не швейцарцем, а белорусом. Считаю, что не имею права там голосовать. Как швейцарцы проголосуют, так и будет, я вынужден ассимилироваться. То же касается языка, традиций, даже юмора.
Белорусский юмор он такой: кто-то плачет — мы смеемся. В Европе этого не понимают, поэтому я привык после шуток добавлять «шучу».
В Швейцарии делается все для того, чтобы не было стагнации. Что касается экономики, то я живу здесь 11 лет, и не заметил, чтобы повышались цены.
Наша семья в месяц тратит от шести до восьми тысяч долларов, в зависимости от сезона. Еда — около тысячи долларов, аренда 6-комнатной квартиры — две тысячи долларов. Остальное — страховки, телефоны, топливо, перелеты в Беларусь, подарки, просто какие-то вещи.
Жизнь в Швейцарии очень дорогая. Можно много зарабатывать, но за многое надо платить, поэтому приходится экономить.
Что еще не принято в Швейцарии, так это кредиты, чтобы купить телевизор, телефон и так далее. Если швейцарец не может себе такие покупки позволить, он не берет кредит.
Если работают оба — и муж, и жена, то на всё хватает, ещё и остается. Конечно, если ты приехал в страну и не знаешь языка, естественно, не можешь быть конкурентоспособным и, соответственно, претендовать на хорошую зарплату.
Кстати, если мы, приезжая в Беларусь, тратим в неделю тысячу или две тысячи долларов, нам и в Беларуси хорошо живется.
«НН»: На что в Беларуси можно тратить такие деньги?
АС: На семью, на друзей. Но знаете, последние четыре года Беларусь не такая и дешевая. Я бы сказал, что Беларусь уже стала дороже, чем Швейцария.
Мы в Беларуси, придя в магазин, покупаем то же, что и в Швейцарии, поскольку дети привыкли есть йогурты, фрукты, овощи, например брокколи. В Беларуси брокколи считается экзотическим овощем и стоит дороже, чем в Швейцарии. Дороже всё, что импортируется, те же памперсы. В Швейцарии они стоят либо столько же, как здесь, либо на акции еще дешевле. Но зарплаты там в десять раз выше!
«НН»: Сколько в среднем зарабатывает швейцарец?
АС: Минимальная зарплата — 3600 долларов. Меньше работодатель не вправе заплатить, если человек на полной ставке. В среднем люди зарабатывают 4,5—5 тысяч долларов. Начинающий учитель сразу после университета будет зарабатывать от 6 тысяч долларов.
Моя жена тоже учительница, она в этой системе более 10 лет. Ее зарплата — около 8700 долларов в месяц. Минус налоги, чистыми выходит 7000. Но даже если только она одна будет работать в семье, то все равно сможет ее содержать. Да и прожить можно не на восемь тысяч, а на четыре.
Единственное, лечение зубов в Швейцарии страховкой не покрывается. Представьте, что у вас кариес, небольшой, но очень болит. В Беларуси поставить пломбу стоит каких-то 50 рублей, а в Швейцарии — 2000 долл.
Мне как-то пришлось удалить зуб, так я заплатил 500 долларов. А отец моей жены года четыре назад протезировался и заплатил 6000 долларов.
«НН»: Отдыхать часто ездите?
ОС: Всей семьей выезжаем дважды в год. Еще четыре-пять раз в год — неполным составом.
Но мы почти все свои отпуска проводим в Беларуси. Мы никогда не бывали в Африке, Австралии, Китае или Таиланде, как это сейчас популярно. Отдыхаем и в Швейцарии, традиционно зимой жена с детьми ездит в горы кататься на лыжах.
Швейцарцы любят работать, а средства им позволяют хорошо отдыхать.
«НН»: Ваша семья много денег отдает в помощь белорусским домам-интернатам да и не только им. Расскажите о том, что уже сделано.
АС: Мы с Миленой недавно помогли Центру коррекционно-развивающего обучения и реабилитации в Бобруйске. Около 7500 долларов потратили на то, чтобы заменить 30 оконных рам. Старых осталось около сорока, но заменили хотя бы там, где идет физическая терапия, где детям делают массажи, где они раздеты на процедурах. Зимой из этих старых окон свищет. Их пытаются газетами заклеивать, а оно все равно свищет. Оттого в помещениях холодно, особенно, когда на улице не май месяц, а отопление еще не включили или уже отключили.
Поддерживали детей из разных домов-интернатов: водили в кино, музеи, детские парки, катали на паромах, заказывали для них клоуна. А еще — конфеты, мороженое, бананы.
Вы как думаете, когда четырехлетнему ребенку из интерната даешь банан, он как его ест: медленно или быстро?
«НН»: Быстро.
ОС: Нет, медленно. И так не один человек, все — так.
Банан пережевывают старательно, а потом кожуру обгладывают. Понимаете? Конечно же, видя такое, хочется сделать как можно больше. Заходишь в эти школы-интернаты — ну да, чисто, ну да, дети чистые. У них есть положенные им игрушки, есть суп, каша, чай. Но такие подарки, как тот же банан или конфета, — это для них что-то космическое.
Мы в Бобруйске организовали команду парикмахеров, которые ежемесячно ходят в детский дом-интернат и делают модельные стрижки детям. Бесплатно, уже который год.
«НН»: Некоторые представители демократических сил в Беларуси не понимают того, что вы работаете как с белорусским оппозицией, так и с государственными структурами. Что вы думаете на этот счет?
АС: Я не пытаюсь стать на ту или иную сторону, я работаю на себя и на Беларусь.
Например, я являюсь членом Консультативного Совета при Министерстве иностранных дел, куда представитель не каждой диаспоры может попасть, поскольку имеется соответствующий цензор. Наша диаспора подходит, поскольку мы не поднимаем политических вопросов.
Это не значит, что мы там все слепые и ничего не понимаем. Но мне важно, чтобы кому-то становилось хорошо от того, чем я занимаюсь. И чтобы этого достичь, мне все равно, с кем работать, поскольку преимущественно я занимаюсь социальными, культурными проектами.
Думаю, моя собственная позиция властям очень хорошо известна. Я участвую и в Чернобыльском шляхие, в Дне Воли. Бывая в Беларусь, езжу с бело-красно-белым флажками на автомобиле. После того как во время протеста против декрета «о тунеядстве» задержали мою знакомую, я первым приехал в отделение, чтобы ее защитить.
Поэтому власти знают мою позицию. Но я разделяю: где моя собственная позиция — а где дело.
Когда делаю дело, мне все равно, с кем я работаю — оппозицией или властью. Многие эту мою позицию не разделяют. Но я попросту делаю то, что должен.
«Наша Нiва» — бастион беларущины
ПОДДЕРЖАТЬ
Комментарии