Пока чиновники обсуждают «цифровую трансформацию системы образования», преподаватель лицея БГУ Виктор Малыщиц считает, что изменить все к лучшему в белорусском образовании очень просто и дешево — дать учителям свободу.
Dev.by обсудил с Виктором, в каких условиях работают сегодня учителя, многие ли из них переходят в IT и что вообще происходит с образованием.
— Согласны ли вы, что одна из главных проблем нашей системы образования в мотивации учителей?
— Да, в значительной степени. Профессия учителя — одна из наименее престижных у нас, к сожалению. Поэтому в педагоги идут не самые лучшие студенты.
Спросите хот бы тех, кто работает в БГПУ имени Максима Танка, какие абитуриенты попадают к ним. Теперь ввели нижний порог для поступления, но были случаи несколько лет назад, когда на факультеты математического профиля приходили с 2 баллами по математике — и поступали. Сами понимаете, если такой человек попадет в школу, что это будет за учитель.
Поэтому, к сожалению, далеко не все учителя имеют высокую мотивацию к работе, саморазвитию, а также к углублению знаний своих учеников. Я не говорю, что это главная, но одна из самых важных проблем. Есть такое.
— И чтобы ее решить, нужно прежде всего увеличить учителям зарплаты…
— Некоторые эксперты считают, что зарплата — это не главное. Но как учитель я с ними не согласен.
Мы знаем, что в той же Финляндии, например, где школы считаются одними из лучших в мире, помощник учителя получает приблизительно 2,5 тысячи евро, а сам учитель — около 5 тысяч. По их меркам не самые высокие заработки, но с такими уже можно нормально существовать и радоваться жизни. А у нас получается, что даже те, кто горит душой, кто действительно хочет в школу, через несколько лет не выдерживают и уходят. Учителя математики, информатики, физики переходят в IT. I даже учителя труда с большей радостью пойдут на производство, чем останутся учить детей работать на токарном станком.
Некоторые эксперты говорят: «повысим зарплаты — ничего ведь не изменится». Правда, сразу не изменится. Изменится через несколько лет, когда люди поймут, что учителем работать можно. Тогда умные абитуриенты пойдут учиться в педагогические вузы. И может, спустя 5 лет в школы придет больше заинтересованных людей и наконец можно будет поднять уровень белорусских школ.
— Большая ли в школе текучка?
— По-разному. В Минске не хватает учителей на разных позициях, текучка велика, потому что есть огромные перспективы. Но если возьмем районы Беларуси, там работа учителя не самая худшая, ведь работы вообще мало и зарплаты в колхозах мизерные. Моя мама живет в райцентре, там попасть в школу не так уж и легко.
— Перетекание учителей математики и информатики в IT — это повсеместное явление?
— Если есть, куда перейти, учителя используют этот шанс. В начале глаза еще горят, но когда у людей появляются семьи, рождаются дети, многие начинают искать подработки или уходят. Я знаю огромное количество своих бывших коллег, которые были талантливыми учителями, а теперь они талантливые программисты.
— Сколько в среднем выдерживают в школах молодые учителя?
— По-разному. Некоторые остаются навсегда. Любимый учитель астрономии в моей школе Игорь Евгеньевич Сасимович говорил, что пришел в школу после университета с твердой целью: 2 года — и больше ни минуты. «И вот, — говорит он, — до сих пор ухожу». У него уже пенсия не за горами.
— На конференции по цифровой трансформации образования прозвучал вопрос, почему одни педагоги, даже с 30-летним опытом, спокойно осваивают новые технические решения (интерактивные панели, электронные средства обучения), а другие в этом не заинтересованы. Почему?
— На мой взгляд, если бы среди учителей была высокая конкуренция, освоили бы все. Если бы они знали, что не пройдут очередную аттестацию, и на их места прибегут новые, еще более квалифицированные кадры, — все бы были заинтересованы. А пока же все знают, что «можно работать и так». Но это лишь моя версия.
— Планируется, что «к 2020 году 80% учреждений образования будут принимать участие в процессе цифровой трансформации». Это реальный сценарий?
— Честно говоря, я не знаю, что они понимают под словами «цифровая трансформация». Сегодня ко многим учебников выпускаются электронные приложения или какие-то разделы сайтов с дополнительными материалами. Один из критиков существующей системы образования говорил, что в учебнике сына его друга появились QR-коды, и тот вопил: «Ай, мамочки дорогие, почему же это случилось именно с моим ребенком?!» А по моему мнению, это все позитивные моменты. И пусть это вводится.
Я не в курсе, какой бюджет отведен на планы по цифровой трансформации и что уже сделано. Возможно, сценарий реален.
— Кстати, вы сами в одном из постов в Facebook говорили, что бюджетов в школах нет и даже ремонт ведется за счет родителей…
— Здесь вопрос не только в том, чтобы все школы обвешать мультимедийными досками или поставить в каждый кабинет проектор. Идет речь о создании контента, так как нам не хватает электронных учебников со всеми возможностями электронных форматов, а не просто PDF-версий. Но я знаю, что процесс этот идет: некоторые мои коллеги сейчас работают над созданием таких учебников.
— Говорят, что современные учебники — это отдельный «головная боль». Согласны ли вы с этим?
— Я бесконечно слышу от коллег, что «наши учебники — это что-то невыносимое, хуже нет на свете». Часто говорят: «Хотя бы на российские посмотрите, какого они уровня…» Да, в России взяли курс на улучшение качества учебников. Но, честно говоря, я большой трагедии не вижу: учебники, с которыми работаю я — по физике и астрономии — мне даже нравятся. Я видел российские аналоги: они хороши, но не скажу, что на голову выше наших.
Да, иногда встречаются мелкие недостатки, где-то и я нахожу нестыковки с другими курсами, но я знаком с некоторыми авторами конкретных учебников по физике — они открыты критике. Очень часто слышишь: «Ой-е-ёй, ой-е-ёй», — а когда спросишь, в чем конкретно проблема, люди даже не готовы ее сформулировать. Я бы всех призвал: обращайтесь к авторам учебников. Они готовы принять все замечания, ответить по существу и внести коррективы в новых изданиях.
Я пробовал различные подходы: и программу менял, и учебные средства — и в результате пришел к белорусским учебникам. Мне кажется, что там все логично и стройно, как база. А над этой базой учителю можно и свою надстройку делать.
— Но ведь надстройку делать приходится?
— Скажу так: учебник написан довольно сжато, потому что надо поместить большой объем информации в маленький материал. Существуют определенные ограничения и по весу, и даже по количеству страниц и иллюстраций. Поэтому, конечно, если какая-то тема кажется тебе особенно важной или очень нравится ученикам, и хочется на ней сосредоточиться, — можно привлечь и дополнительный материал. И мы часто это делаем.
— Вы можете обозначить основные проблемы белорусского системы образования?
— Самая большая проблема — это вся вертикаль подчинения: то, что идет ни от отдела образования, даже не от министра, а выше. Если в принципе воспринимать нашу систему образования в том варианте, в котором она предстает на бумаге, то она не такая уж плохая. Конечно, существуют и более интересные подходы, которые реализуются в передовых странах. Но если бы мы занимались чисто образованием и так, как расписано на бумаге, было бы хорошо и так. На деле же учителя утопают в бесконечной бумажной работе, а дети ограничены различными нормативными актами — ни шагу налево, ни шагу направо.
Я, например, родился в Риге и в первый класс пошел в Латвии. Учительница сказала нам: «Между классной и домашней работой нарисуйте что-нибудь красивое: хотите — цветочек или узорчик какой-нибудь, хотите — аппликацию наклейте». Нам за эту красоту еще и отметки ставили. А потом мы переехали в Беларусь, и здесь началось: «отступил столько клеточек вниз, столько направо…» Да, дети быстро обучаются, но зачем с самого начала ограничивать полет их фантазии?
К тому же, наши школьники, как и армейцы, стали «затычками» во всем: они обеспечивают посещаемость хоккея, убирают территорию, убирают урожай, что противоречит всем законам, но конечно же, «вы сами все понимаете…»
Они обеспечивают производство никому не нужной школьной формы от белорусских предприятий (и я даже думаю, что форму определенных стандартов вводят именно под имеющиеся на наших предприятиях мощности), а также явку в музеи — самые неинтересные… Отовсюду тянутся цепи, ограничивающие желание пробовать, делать что-то самостоятельно.
И еще: у нас все время меняются министры образования. О нынешнем мало что могу сказать, поскольку плохо его знаю, но его предшественники с первого слова начинали такие умные вещи говорить: мы и то изменим к лучшему, и то, Болонскую систему обещали. Было видно, что образованный, честный человек попал на свое место и начнет что-то менять. Но проходил месяц, и он уже ничего из того не говорил, проходило два — ничего не менялось, проходил год — и только министр менялся на нового.
— Почему чиновники от образования высшего ранга не делают тех кардинальных вещей, которые сами же обещают?
— В этой системе просто нет возможности действовать. Ведь часто какой-нибудь топ-чиновник, который может быть специалистом совсем не в этой сфере, что-то скажет: «Нет, этого не надо!» — и чиновники от образования должны его слушаться. Помните, как вводили 12-летнюю систему обучения: целая группа специалистов не один год прорабатывала механизмы перехода, и когда почти уже перешли — один эксперт решил все отменить. И началось: перечеркнули все программы, внезапно появилось сразу два 11-х класса — обычный и со штрихом, и у одного из них полпрограммы просто выпало. А поступали выпускники в один год и на одинаковых условиях, кстати.
Поскольку чиновникам от образования не дают что-то нормальное делать, они лишь имитируют деятельность. Может слышали, совсем недавно все управления образования переименовали в управления по образованию. Я думаю, человек, который предложил такие изменения, обязан не только оставить свои рабочее место, но и преследоваться по уголовной статье, потому что на то, чтобы поменять две буквы, пойдут колоссальные затраты труда и средств. Только представьте, сколько надо переоформить бланков, печатей, сайтов, табличек!.. Это же преступление в особо крупном размере.
— Перед открытием стадиона «Динамо», в Facebook появились посты о том, что учителей со своими ведрами сгоняют туда на уборку…
— Это — для Минска новинка, а вы по районам поспрашивайте: там учителя давно уже молча берут и строем идут перед «Дажынкамi» или приездом высокого чинуши убирать город. Это повсюду, и это нормальное явление для Беларуси, к сожалению. И причины здесь две: первая — наша дурацкая система, а вторая — учителя все-таки должны уметь сказать: «Нет!»
— I что будет, если скажут?
— Я говорил всегда: не отпускал своих детей на хоккей, ни ходил на субботники. И знаете — ничего не было. Конечно, в разных школах разная администрация и разные подходы, но далеко не всюду директор готов тебя уволить просто за то, что ты не пришел с ведром на стадион. Я думаю, что это вопрос уважения учителей к себе. Очень плохо, что их увозят на стадионы, сгоняют вместе с учениками на хоккей, но инициативы сверху не будет, если они сами станут отказываться идти.
— Учителя часто работают еще где-то кроме школ?
— Многие учителя, которые любят работать в школах i хотят оставаться в профессии, к сожалению, часто вынуждены подрабатывать. Например, я зарабатываю фотографией, а в лицей хожу для души, потому что моя зарплата там не многим больше 200 рублей, но и нагрузка невысокая — меньше, чем полставки.
— Много ли ваших коллег работает на 2 ставки?
— Некоторым приходится. А как иначе выживать?
Но я сразу скажу: я не верю, что учитель может нормально работать на две ставки.
Многие говорят, что нагрузка у учителя 20 часов, а у нормальных людей — 40, поэтому пусть берут себе по 2 ставки и не жалуются. Но ведь кроме урока есть еще подготовка к нему, а также же написание бумажек. Я, кстати, бумажки тоже никогда не писал, и никто мне слова плохого не сказал, но в некоторых школах говорят, и еще как. Кроме того надо заниматься проверкой работ — она оплачивается, но это копейки. Поэтому на самом деле одной ставки хватает под завязку, если стремишься работать именно качественно: контролировать весь процесс, готовиться, а не просто приходить и отсиживать.
— Правда ли, что в школах, где учителя ведут электронные дневники, бумажной работы вдвое больше?
— Белорусское ноу-хау — я с этим не первый раз сталкиваюсь, и ни только в школах: если вводят электронный документооборот, параллельно продолжает вестись и бумажный. Когда я устраивался на работу в университет, надо было заполнить огромный перечень бумажек — почти одни и те же данные. Я так удивился: «А зачем вам две одинаковые бумажки, это же столько писанины?» А мне говорят: «Вот это будет в этом ящике храниться, а это — в том». Я тогда предлагаю: «Пусть бы сделали все в электронном формате: заполнил бланк и распечатал в двух экземплярах». А сотрудница отдела кадров мне отвечает: «Не переживайте, есть и электронный документооборот, я сейчас все это наберу».
Заполнить электронный дневник — не велика беда. С течением времени, может, от бумажных и откажутся. К тому же есть много других бумажек, которые приходится писать учителям вроде планов, отчетов и так далее, — и это занимает гораздо больше времени. Вот это, по-моему, совершенно безмозгло: какой план, ты же не первый год преподаешь предмет, и прекрасно его знаешь?!
Более того, иногда нужно с конкретным классом на чем-то задержаться, а где-то и ускориться, и реальность все равно не будет соответствовать тому, что ты напишешь.
И главное, что ориентировочные планы по всем пладметах давным-давно опубликованы, но почему-то в школах учителей заставляют развернуто иx переписывать.
— Вы считаете, что современная школа предоставляет ученикам мало свободы?
— К сожалению, да, ведь им регламентируют, сколько клеточек отступить, и в каком формате дату написать, как тетрадь подписать… Подпись тетради — это вообще трагедия, одно слово перенес — и тетрадь выкидывай. Некоторые учительницы перечеркивают все красным цветом. Мне кажется, это то, что просто-таки разрушает школу.
Я считаю, что изменить все к лучшему очень просто и дешево — сказать учителям: «Все свободны: у вас есть программа и опыт, а мы проверим на экзаменах или тестировании». Но в нашем государстве боятся свободы: говорят, дай хоть кому-то чуточку свободы, и она полезет отовсюду.
Приведу пример с нашим лицеем: нашим ученикам дана масса свободы, но вместо того, чтобы разнести всю школу, пойти в загул и вообще перестать учиться, дети наоборот самоорганизуются, начинают сами чего-то хотеть, трясти учителей, выполнять дополнительные задания при подготовке к урокам. Не дают нам покоя и после занятий, и даже на каникулах. Сегодня ночью как раз едем за город снимать высокоскоростной камерой звезды через телескоп. Так что, если дать детям больше свободы, я уверен, это не приведет к краху. Наоборот, они станут лучше.
— А если дать учителям больше свободы, они сразу изменят подход к работе?
— Скажу так: конечно, сразу учителя не перестроятся. Они будут еще ждать, когда их попросят бордюры покрасить или цветы на площади высадить. Моисей свой народ 40 лет водил по пустыне, чтобы люди избавились от своего менталитета. Но я думаю, что достаточно скоро все могло бы трансформироваться. Учителя вскоре почувствовали бы себя нужными, настоящими профессионалами. Ведь зарплаты на самом деле не для всех большая проблема, для некоторых гораздо большая проблема — сковывающие их цепи и всякие бумажки.
Я приведу пример: я слышал от коллег, что педсовет — это как минимум двухчасовое собрание, на котором сначала встает директор, потом завуч, и все кричат, кричат. «Здесь у вас средний балл по такому-то классу опустился ниже плинтуса» (хотя на самом деле отдельные учителя завышают баллы — вот и все), «Здесь у вас плохой охват горячим питанием», «А у вас один человек не ходит в форме, которая принята в гимназии» и так далее до бесконечности: крик и вопль, потому что там столько разных показателей, что хотя бы по одному из них любая школа будет иметь провальные позиции.
А в нашем лицее на педсоветах никто ни разу не учил нас, как оформлять тетради или писать планы. Администрация доверяет учителям: «Вы профессионалы, есть несколько вопросов, которые мы должны с вами обсудить, а все остальное вы сами знаете». И самое интересное: ничего плохого не происходит — все работают качественно. Это пример того, что учителям можно дать свободу, и ничего не обвалится.
— Как вы относитесь к хоумскулингу?
— А у меня у самого мысль была отправить своих дочерей на домашнее обучение. Но это больше было связано с тем, что в Беларуси очень трудно найти школы, в которых ведут обучение на белорусском языке. Я отношусь к этим идеям положительно, но я не думаю, что хоумскулинг будет по всем параметрам лучше, чем обычная школа. Наверное, кому-то лучше учиться в маленьком коллективе, или вообще дома, а кому-то — в большом коллективе. Я в детсад не ходил вообще, был до школы дома, мне это нравилось, потом учился в обычной школе — и мне это тоже нравилось.
— Что по-вашему хуже: занижение или завышение оценки?
— Перестаньте, занижения нет нигде! Только понизь оценку — придет мама, выклюет весь мозг сначала учителю, а потом администрации. А та боится жалоб, поэтому выклюет еще раз мозг учителю. А если мама еще напишет жалобу куда-нибудь повыше, там еще несколько раз выклюют мозг администрации, а та — снова учителю.
Нет, у нас оценки нигде ни занижают, повсюду только завышают, и я даже не знаю, как бороться с этим. Сейчас все носятся со средним баллом аттестата, ученик приходит и говорит: «Мне надо!» Потом приходит классный руководитель, потом завуч — и то же самое говорят. А если отменить этот средний балл аттестата, мы тоже пойдем в разнос, ведь кто-то скажет: «Мне ваш предмет не нужен, я не буду сдавать его».
— Некоторые родители высказываются, мол, школьные программы надо упростить, мол, они чрезвычайно сложны…
— Наверное соглашусь, местами программы следует немного упростить. Я, например, знаю, что семестровый курс по астрономии в университете и школьный курс за 11 класс довольно слабо отличаются по своей нагрузке. Поэтому я сокращаю программу на хорошую треть и некоторые факты просто выбрасывю, так как качественно усвоить все нельзя — лучше сосредоточить внимание на самом главном.
Хорошо бы, конечно, чтобы в наших программах было чуточку больше практической ориентированности, каких-то межпредметные связей. Вот мне в школе рассказывали про интегралы, но совершенно не говорили, где их можно применять. И я не понимал этого, пока не пошел на физфак. Там мне дали понять, что в физике вообще без интегралов не проживешь. А нам рассказывают о них как о какой-то абстракции.
— Как вы относитесь к отмене экзаменов в гимназию?
— Это делалось под девизом «как в Финляндии, где все школы одинаковые». Но мы до этого создавали гимназии, и в первую очередь вбухивали деньги в них.
На базах гимназий создавались так называемые ресурсные центры: например, в какую-то школу химических реактивов не хватило, но в другой создали целую лабораторию, куда на факультативы могли приезжать дети со всего Минска. В той же Финляндии одинаковые и школы, и оборудование в них, а у нас выходит, что гимназии совсем не такие, как обычные школы. А поступить туда у многих детей сейчас никаких шансов нет из-за отмены экзаменов. Поэтому я считаю, что, если мы говорим о равенстве, нужно сначала обеспечить равенство в материальном, техническом плане и так далее.
— Иногда звучат предложения проводить для учителей тест на доброту. Как считаете, нужно ли?
— Я не знаю, как организовать тест на доброту. Но если бы такое можно было, я только за. Добротой можно достигнуть намного большего даже, чем знаниями. Если дети за тобой пойдут, ты без особых усилий научишь их, чему захочешь. Особенно это касается начальных классов. Я с ужасом слышу истории, как учительница чуть ли не каждый урок кричит: «Вы все дебилы, вы ничего не добьетесь и будете улицу мести». Это реальные истории, на днях буквально такую слышал, и для меня это просто кошмар.
