Три года прошло с момента назначения Игоря Карпенко министром образования — он занял должность 16 декабря 2016 года.
Уже в первый год своей работы он обещал развернутое интервью «Нашей Ниве». Удалось встретиться с ним только сейчас.
Поскольку интервью получилось объемным, его тематически разделили на две части. Одна, побольше, о системе образования, вторая — об идеологии.
Сегодня первая часть.
«Наша Нива»: Как вам живется с осознанием того, что вы после отставки Игоря Шуневича самый критикуемый в обществе министр?
Игорь Карпенко: К критике отношусь спокойно. У меня нет взрывов негативных эмоций. Что-то анализирую и воспринимаю, а что-то отвергаю сразу, когда ясно, что критик просто не знает всей картины.
Помните, меня все ругали за переполненность классов? Да, есть классы, где 34 человека, но это где? В Каменной Горке или аналогичном районе областного центра, где строительство школ не успевает за строительством жилья. Ведь средняя цифра наполняемости по стране — 19 человек, в городах — 26.
Но в Дзержинском районе, в сорока километрах от Каменной Горки, есть деревня Волма, где школа на 200 человек, а учится там 16.
Кто повезет туда ребенка? Все хотят здесь, просят директоров: «Возьмите, возьмите, неважно как».
И что может ответить директор? «Нет, у меня здесь 26 человек — и больше я не возьму»?
Это бы вызвало гораздо более массовую критику в отношении министра.
«Наша Нива»: А справедливая критика была? Такая, чтобы вас подловили?
Игорь Карпенко: Чтобы меня подловили, то вряд ли. Понимаете, многие проблемы образования накапливались годами, они не возникли при Карпенко. При сегодняшней скорости изменений в образовании мы постоянно меняемся, а система образования громоздкая, не всё удаётся быстро делать. Да и вопрос изменений из нескольких этапов складывается. Первое — программы, второе — подготовка кадров, которые будут их преподавать.
Например, 10 лет назад зачисляли в педагогический университет на учителя физики абитуриента с одним баллом по физике — все эти люди не исчезли, они же где-то есть. Это моя вина?
Мы уже третий год стараемся набирать на педспециальности выпускников педагогических классов — тех, кто мотивирован. Но результат они дадут не сейчас, а лет через 5, может, через 10, — следующие министры почувствуют от этого пользу.
Опять же вот, в школах завышают оценки, все об этом говорили. И это правильная критика. Мы ввели элементы внешнего контроля, первое предложение — вернуть «министерские контрольные». Мы их написали в 2018-м, результат — 60% учащихся не подтвердили свои знания!
И тут же масса критики! Так за что критикуете? За подтверждение ваших же тезисов?
Второй срез в этом году показал, что уже 43% школьников не подтвердили своих знаний — уже позитивная динамика есть.
«Наша Нива»: Так как же белорусская система образования будет адаптироваться к скоростям современного мира, о которых вы говорите? Кажется, советская система образования себя исчерпала на всех уровнях.
Игорь Карпенко: Ей-богу, мы постоянно об этом говорим: на совещаниях, с учителями, с ректорами. Есть же объективные тесты, которые показывают, в чём мы отстаем от других стран. Вот PISA, например, — мы сдали этот экзамен. Результат не лучший, но выше среднего. И мы его сейчас анализируем.
Какие выводы? Наш школьник знает формулу, как вычислить площадь куба, но теряется от задания PISA, условно, сколько рулонов обоев нужно купить, чтобы оклеить комнату.
Конечно, главная задача школы — давать образование. Но сегодня требуется не только учеба, но и развитие личностных качеств: лидерских, способностей работать в команде, коммуникативных, организаторских. И они не формируются за учебной партой, здесь большую роль должно играть самоуправление, когда школьник и студент примеряют на себя те или иные социальные роли в миниатюре.
И мы сегодня продумываем, какие элементы внедрять в образовательный процесс, чтобы наши школьники были конкурентными.
А университеты… В советское время мы понимали, что полученного диплома хватит до пенсии, а сегодня ты выпустился из универа — и уже в этой специальности буквально за месяц произошли какие-то революции. А на работу придешь, тебя проверят полностью: конфликтный или неконфликтный, на каком уровне владение компьютером. А водительские права? А опыт? Массу компетенций нужно иметь в дополнение к диплому.
Мы все эти вещи закладываем и будем закладывать в программах.
«Наша Нива»: А конкретно, каковы предложения? Доводилось читать мнения эстонских учителей, объяснявших своё высокое место в PISA: «Нам учебник давал проблему и ее решение, а сейчас мы ставим перед детьми проблему, а они сами ищут, как ее решить».
Игорь Карпенко: Я не могу сам лично рекомендовать те или иные подходы.
Целый Институт образования анализирует результаты PISA, ведущим педагогическим вузам поручено выразить свою позицию и предложения.
На их основе содержание программ будет меняться, это я говорю точно.
«Наша Нива»: Вы сказали о самоуправлении как необходимом условии получения дополнительных компетенций… Что вы имеете в виду? В Европе существует выборность ректоров и самоуправление студентов не в том смысле, каким вы его себе представляете. Там самоуправление и выборность не превращаются в анархию, почему же тогда власти боятся, что у нас превратится?
Игорь Карпенко: Давайте скажем бо́льшую правду, а не только то, что там есть выборность ректоров. Там же еще в руководстве университетов есть президент, который определяет всю политику этого университета. Ректоры вузов в ряде случаев не оказывают влияния ни на финансовые потоки, ни на организационные, они занимаются исключительно наукой и образовательным процессом, поэтому выбрать из структуры лучшего профессора ректором — нормальное явление.
У нас таких президентов нет, у нас ректор — это и хозяйственник, и организатор. Я не думаю, что сегодня выборность ректора — главный камень преткновения. Мы в Болонской системе эти вопросы обсуждаем, это не самое главное на сегодня.
Я не вижу такой необходимости. Мы в свое время эту вещь проходили — на волне перестройки, даже появилась такая интермедия одного из писателей-сатириков «Выборы главврача в дурдоме» — она так и называлась, можно поискать.
Я бы не хотел, чтобы у нас эти выборы превращались в профанацию, всё-таки ректор должен быть в первую очередь менеджером у нас.
Может быть, не всегда это получается, не всюду успешно. Видите, даже по частным вузам у нас есть вопросы.
У нас есть частный вуз — не буду называть какой, — где до сих пор нет ректора: человек уже больше года исполняет обязанности. Я же не могу им навязывать кандидатуру, хотя я, как министр, приказом назначаю ректора частного вуза, но жду, пока они внесут предложение.
Что касается самоуправления — оно у нас есть. Простите, самоуправление не ноу-хау западных университетов, и в советское время было самоуправление.
За нами в общежитии не ходили никакие воспитатели, у нас их не было.
Я был председателем студсовета на первом курсе в студенческом общежитии, мы все вопросы внутри сами решали. Кто стекло разбил — выясняли, тут же он восстанавливал. Никто никого не выгонял, не отчислял. Порядок сами наводили в общежитии, сами намусорили — сами убрали.
Самоуправление как таковое сегодня есть: есть студсоветы, есть республиканский студенческий совет. Можно рассуждать, формально он действует или неформально, но они есть.
Уже второй год проводится студенческий форум, на который вузы избирают своих представителей. Я недавно с ними встречался, мы разговаривали по ряду позиций. Члены студсовета приглашаются на заседания коллегии Министерства образования, могут озвучить свои позиции.
Студенты входят в состав ученых советов университета. Обязательная норма — не менее 25% в ученом совете должны составлять студенты. Но если у нас кто-то понимает так, что студенческое самоуправление нужно только для того, чтобы критиковать ректора или выступать с политическими лозунгами, они глубоко ошибаются.
Все-таки самоуправление и вуз, преподаватель и студент — это две основные составляющие образовательного процесса, они должны взаимодействовать, а не биться на политической почве. Кстати, Партия БНФ первой выступила с инициативой деполитизации вузов на заре 90-х.
«Наша Нива»: Чтобы в учителя́ шли лучшие и оставались там, людям нужно платить деньги. Как и какими темпами будут увеличиваться зарплаты?
Игорь Карпенко: Понятно, что зарплата должна быть достойной, что-то уже сделано. У меня вот цифры за октябрь: 875 рублей, т.е. 81% от средней зарплаты по стране. И план такой: к 2025 году выйти на 100% средней зарплаты.
Но все понимают, что резерв для повышения зависит от экономики, быстро решить можно переводом на коммерческую основу. Но воспримет ли общество такой подход? Я думаю, что пока нет. Среднее образование должно быть бесплатным, чтобы были равные возможности его получения.
«Наша Нива»: Справедливо ли, что в университеты поступают и жук и жаба, а реальной селекции лучших в высшем образовании нет?
Игорь Карпенко: Недавно ездил в Оршу, захожу в класс, листаю журнал. Класс не очень сильный, средний балл — пять-шесть. Спрашиваю: что будете делать?
— Будем поступать.
— В университет?
— В университет.
— У тебя четверки, пятерки, и ты собираешь?
— А чем я хуже остальных? — спрашивает.
Необходимо поднимать престиж образования и создавать понимание, что в высшую школу должны идти подготовленные люди. Мы же отчисляем, сокращаем наборы! Был момент, когда студентов было почти 450 тысяч, потом 360, в прошлом году 266 тысяч было.
И нас критикуют, мол, мы обрезали наборы на экономистов и юристов, но конкурс там повысился.
Сегодня нам нужнее технический профиль, туда наборы будут расти, но Минобразования уже уходит от заказа кадров, теперь этим будут заниматься Минэкономики и Министерство соцзащиты. Они лучше понимают, как будет меняться структура экономики и рынка, вот к ним будем прислушиваться.
«Наша Нива»: Что делать с непростительно низким качеством подготовки в университетах?
Игорь Карпенко: Да, нас критикуют, что мы готовим не те кадры: «Выходят из университета — и их надо доучивать».
Мы пошли по такому пути: создаем секторальные советы, чтобы сегодня ключевые ведомства вместе с профессионалами сели вместе и сформулировали, какими компетенциями должен владеть специалист, и на основании их заключений разработаем учебные планы и программы. Такой профессиональный стандарт.
Я же не могу знать лучше, чем «Штадлер», как готовить рабочих и какие компетенции им нужны?
Ясно, что под каждое предприятие не подладишься, но общие тенденции мы заложим.
Будем менять образование в практико-ориентированную сторону. Уже совершенствуется система практик. Чтобы всё заработало с умом.
«Наша Нива»: А как относитесь к идее повысить пороговые баллы для поступления в вуз?
Игорь Карпенко: Проходной балл формируется в зависимости от числа мест, от количества участников процесса. Мы сами не можем сразу назвать проходной балл.
Я больше вам скажу: сегодня отдельные ректоры предлагают вообще пороги отменить! Мол, есть планы набора, пусть люди конкурируют.
Но пока так: на некоторые специальности нельзя сокращать пороговые баллы, например — сельское хозяйство. Ну не хотят туда люди идти. Но обеспечивать отрасль кадрами надо? Или же начнем завозить мясо, молоко и хлеб из-за границы?
Пустить на самотек нельзя, надо как-то стимулировать и уровнем баллов. И вот сформировали мы аграрные классы, например.
Поэтому пока я не могу сказать, оправдано ли радикально поднимать пороги. Ведь на престижных специальностях конкурс очень высокий. Потихоньку же мы и так поднимаем.
«Наша Нива»: Приходилось слышать еще такое, что, мол, министерство тянет с открытием новых специальностей, за это время они успевают появиться за рубежом, и абитуриент едет туда. Признаете проблему?
Игорь Карпенко: Это неправда, я часто подписываю приказы о создании новых специальностей, и даже если учебно-методическое объединение выскажется против, министр может сам принять решение.
Проблема в другом. Я полтора года назад сказал, что будем увеличивать набор на IT-специальности. Из 9 частных вузов лишь считанные на это отреагировали, подали документы об открытии айтишных специальностей. Почему? Потому что проще готовить юристов-экономистов, затрат меньше.
Базы специальной не надо, привез в библиотеку российские учебники, как некоторые, — всё отлично у тебя. А подготовь медика, инженера? Не хотят в это лезть!
Вот сейчас Биотехнологическая корпорация создается: глубокая переработка зерна, суперпроизводство, до аминокислот какие-то расщепления. Дают нам кадровый заказ, мы к ректорам — и снова не каждый готов открывать эти специальности, потому что нужна база.
Потому-то мы сами модернизируем, изыскиваем средства на подготовку новых специалистов. И если где-то что-то не открывается — значит не всё так просто: возможно, денег нет, еще чего-то.
«Наша Нива»: А как система образования докатилась до того, что айтишники взвыли и захотели создать свой университет, да еще вывести его из системы Минобразования?
Игорь Карпенко: Я не айтишник сам, не знаю, что произошло и что они имели в виду. Я когда пришел на встречу в БГУИР, думал, что студенты сейчас начнут долбать меня за IT-образование. А первое, что сказали: «Вы хотите, чтобы наши умения нужны были только для IT-компаний?»
«Что это значит?» — говорю.
«Тестировщиков и кодера можно подготовить на уровне среднего образования, а мы хотим высшее. Конечно, некоторым хотелось бы иметь рабочий планктон, который загребали бы IT-компании, но мы хотим быть более высокого уровня».
Словом, я считаю, что нельзя терять академичность подготовки. Так же высказались некоторые ректоры. Мы не можем превращать высшее образование в среднее.
«Наша Нива»: Так вы будете заниматься саботажем идеи IT-университета?
Игорь Карпенко: Нет, саботажем заниматься мы не будем.
Но сегодня, чтобы создать такой вуз, не нужно даже решения главы государства. Мы предлагали реорганизовать факультет прикладной математики БГУ в IT-институт, приказом министра можно было дать туда экспериментальные планы и программы, и мы бы не нарушили здесь Кодекс об образовании. Были еще варианты, но они выбрали создание IT-университета с нуля в самом Парке высоких технологий.
В таком случае им нужно открыть специальности, пройти аккредитацию, и мы готовы в этом помогать!
В текущем году, кстати, мы исправили ситуацию: оказывается, у нас до сих пор информатика не была предметом для изучения на углубленном уровне!
«Наша Нива»: У меня чисто эмпирически, на примере знакомых, складывается впечатление, что всё больше белорусов уезжает учиться за границу, в какие-то рядовые университеты. Даже около сотни стипендиатов президентского фонда там учатся. Не видите ли в этом проблему?
Игорь Карпенко: Ну не ставить же забор на границе?! В разные времена немало выдающихся белорусов учились за границей. Главное — сделать так, чтобы они возвращались. Тем более, не так много туда и едет именно учиться: в 2018-м выехало 857 человек на учебу.
И статистика также говорит, что большая часть возвращается: возьмем цифры по поступлению в Россию за пять лет — в 2013-м выехало 4378 человек, а в 2018-м вернулось 7040.
Опять же говорят, Болонская система. Так она и предусматривает мобильность, у нас уже есть специальности, по которым мы отправляем на два года учиться за границу.
Я думаю, здесь проблема в другом: как удержать тех, кто уже окончил университет?
Ну да, мы не можем дать врачу высокую зарплату, но давайте хотя бы жилье построим, чтобы он не ехал жить в какой-то там сарай с мечтой сбежать.
Здесь к работодателям бо́льшие вопросы: они должны относиться к молодому специалисту как к ценному материалу, как к капиталу своему, беречь. Если этого отношения нет — ну так он и ищет где лучше, это ясно.
У меня лежат жалобы, мы разбираемся. Одна из них: человек приехал по распределению, а к нему как к какой-то крепостной скотине относятся: режим рабочего дня не определен, работать надо по 13 часов, директор оскорбляет парня, называя его женским именем — это что такое?
Есть и иное отношение, БелАЗ тот же: молодой специалист приходит — ему повышение тарифного оклада и сокращение нормы выработки, так как он молодой специалист, только приступил, социальные гарантии какие-то, жилье предоставили. И текучки кадров нет, люди не увольняются. Вот куда надо смотреть!
А то нам тут говорят, мол, пусть министерство больше кадров подготовит, мы попользуемся, выкинем, а потом новые подавай, а эти — ну пусть куда хотят, туда едут.
И здесь мне очень нравятся подходы некоторых IT-компаний, которые своих сотрудников мотивируют и даже доучивают всё время, сами.
«Наша Нива»: Очень много нареканий со стороны учителей на комитеты по образованию на местах. Именно от них порой исходят какие-то дебильные инициативы, когда, например, гоняют собирать камни в поле. Эти комитеты нужны вообще?
Игорь Карпенко: Они на местах определяют финансирование, образовательную политику, контроль. Я же не могу стоять у каждой школы и контролировать качество образовательного процесса — определенная управляемость должна быть. Но схема не идеальна, где-то дает сбои, мы часто вмешиваемся. Например, помню: на ферму выгнали учителей в День учителя в Гомельской области!
Но я не скажу, что эти комитеты вообще не управляемы и мы никак повлиять не можем.
Мы жестко спрашиваем за несвойственные функции. Я же сам согласовываю каждого начальника отдела образования. Вот в этом году я снял нескольких начальников отделов. Если, простите, в школе технические неполадки… Ее приняли, а потом выясняется, что море недоработок, пожарная сигнализация не работает, а они скрыли и денег не попросили на нее. В другом месте жалобы идут: малые дети семь уроков учатся. Да не может быть такого! Оказывается, шестой урок у них — форточка. Кому нужна такая организация? Где-то наказываем жестко.
Да, может быть, это неидеальная структура и ее нужно реформировать. Но скажу честно: пока что не до этого. Время уходит на качество образования, независимую аттестацию, аккредитацию вузов.
«Наша Нива»: Что там у вас в этом году было за трюкачество с ЦТ?
Игорь Карпенко: Нас обвинили, что мы накручиваем баллы ЦТ специально, чтобы, мол, показать успеваемость.
Но с меня никто не спрашивает баллы ЦТ! Мне лишь один показатель эффективности доведен: экспорт образовательных услуг, он закреплен за министром согласно программе социально-экономического развития. Мы должны создать условия, чтобы экспорт рос, чтобы валюта шла в страну.
И никакой реформы ЦТ не было! Главная идея ЦТ — это уйти от субъективного фактора оценки знаний. Он и сохранился, ничего там не произошло. А методика подсчета баллов изменилась, да, но она не нами придумана, это мировая методика, и никаких ноу-хау мы здесь не открывали по большому счету.
Но мы получили результат! Вы же сами меня критиковали во многих изданиях, может, не в вашей газете, но в других: как это так, он в школе получил 8, а тест написал на 50 баллов, то есть, на пятерку он написал?!
Люди не понимали, что такое рейтинг на этом этапе, когда чем больше людей какое-то задание выполнили на ЦТ, тем меньше за него тебе идет в зачет этих баллов.
Чем меньше людей выполнило, тем выше ты получил оценку.
Мы в этой системе подтянули немного середняка, и теперь, если он написал на 50 баллов, имея 8 в школе, мы можем сказать любой школе: коллеги, вы завысили оценку.
Это опять же для того, чтобы мотивировать школы работать качественнее.
Не знаю, чем я вызвал ярость репетиторов, но давайте скажем честно: у нас с ними разные цели. Когда я хочу заставить учителя работать качественно в школе, значит, я снижаю социальную базу для репетиторов. Так или нет?
Наверное, это раздражает их в некоторой степени.
Конфликта с Ливянтом, вы об этом спрашивали, у меня никакого нет, я с ним лично ни разу не встречался, не разговаривал, многие его высказывания читаю, многие мне приносят из социальных сетей, поверьте, я все это читаю.
Кое-что есть там и дельное. Но когда критикуют учебник по физике, так и хочется сказать: возьми и напиши! Принеси и скажи: вот вам идеальный учебник по физике, возьмите его. Ведь я же не пишу учебники по физике и не претендую на то, чтобы его писать. Есть авторские коллективы, есть люди, которые этим занимаются.
Я уже сказал: покажите этим людям, если у вас есть конкретная критика, вы этим людям говорите, что они не так написали, не так сделали. Учебник же это тоже не догма, мы их переиздаём, доиздаём, готовы рассматривать правки.
Но я вот что еще вспомнил. Скажу, пока не забыл: мы должны уйти от публичной критики учителя в интернет-пространстве! Ну, ладно министра. Но учителя нельзя долбать, это подрывает авторитет всего образования. Ясно, что не все идеальны, но если есть претензии — приди в субботу в школу, скажи, что там у тебя.
А то мне вот приносят распечатки, видео: пришли родители в школу на перемене, учительница только что провела 45 минут горловых занятий, а они ее начинают воспитывать и снимать на видео, мол, она какую-то оценку поставила не ту, как им хотелось бы.
Это, я считаю, интернет-хулиганство. За такое наказывать нужно!
Мы уже их и так и сяк пытаемся прикрыть, поощрить. Если в школах происходят какие-то преступления, наркотики, то мы договорились с МВД, что выявленные факты не будут влиять ни на зарплату, ни на премию социального педагога. Ведь поскольку это идет в какие-то показатели, то начнут же скрывать и утаивать, и беды еще более наделают.
«Наша Нива»: Люди жалуются на бумагомарание в школах.
Игорь Карпенко: Мы установили приказом министерства, какие бумаги должны вестись учителем, а какие — имеющимися в школе административными работниками: директором, заместителями директора и так далее.
Если там что-то новое появляется, то это вопрос к тем, кто не хочет делать свою работу, или лично к директору и к начальнику отдела образования.
Пусть учителя в министерство об этом сообщают. Если нам поступает информация, что кто-то вынужден заполнять не то, мы разбираемся.
«Наша Нива»: А что за парадоксы с электронными журналами? Они существуют наряду с бумажными, в результате учитель теряет время и на тот, и на другой, смысл теряется. Притом, что, как я понимаю, нужен всего один приказ министра — «приравнять электронные к бумажным».
Игорь Карпенко: Сделаем! Поясню, почему пока так. Чтобы это сделать, вся система образования должна перейти на электронный журнал и дневник. Пока вся система не перешла. Это существует в виде эксперимента, и проблема в том, что в настоящее время шесть или семь коммерческих структур по-разному обслуживают системы, но здесь нужна единая система. Все с этим согласились. Таким держателем информации будет ГИАЦ при Минобразования.
Сейчас мы прорабатываем, какая конкретно платформа будет взята за основу и внедрена во всех школах. Тогда мы полностью сможем отменить бумажный носитель — журнал — и перейти исключительно на электронный носитель.
Я могу хоть сегодня принять решение, но оно затронет небольшое число школ. Всего у нас чуть более 3000 школ, а электронным журналом и дневником охвачено несколько сотен.
«Наша Нива»: Согласитесь ли вы, что на сегодня имеется некая девальвация образования? Я школу в 2012-м оканчивал, помню экзамены: мы купили решебники, задание зачитывали по радио, а учителя демонстративно вышли из кабинетов, чтобы мы повыдирали странички и списали. Да и в университетах…
Игорь Карпенко: Не продолжайте, я понимаю вопрос. Мы постепенно движемся к независимой итоговой аттестации.
И возможно, по некоторым предметам перейдем к такой системе — совместим сдачу экзаменов с централизованным тестированием. Мы к этому созрели, решение будет принято.
А пока на уровне экспертов всё внимательно оценим.
Я, кстати, об этом частично говорил президенту, когда был с докладом в августе, перед началом учебного года. Поэтому мы к этому придем.
Как бы мы ни критиковали ЦТ, но сегодня это, пожалуй, наиболее прозрачный вариант аттестации ученика. При этом мы усилим аттестацию в 9 классе. В частности, мы считаем, что нужно было бы вместо диктанта писать по языкам изложение.
Мне кое-кто говорит: может, к сочинению вернуться? Может быть, и можно было к сочинению вернуться. Но в нынешних условиях мы к нему вряд ли вернемся.
Во-первых, чтобы вернуться к сочинению, надо уже сегодняшнему первокласснику сказать, что он будет писать сочинение, и выстроить всю схему подготовки.
Во-вторых, в наше время, когда мы учились в школе, я писал выпускное сочинение и писал сочинение в вузе, но тогда нужно было обязательно прочитать произведения, учебник критики, рекомендовал нам учитель и дополнительную литературу — и тогда ты мог написать качественное сочинение.
А теперь что происходит? В интернете загуглил — тебе выдало. Многие даже не читают произведений: в Википедии посмотрел, о чем оно, или экранизацию посмотрел — и всё ясно.
А ведь тогда этого не было в таком объеме, тогда сочинение имело вес, а сегодня, в этих условиях, оно может просто девальвироваться. А изложение всё же ближе к пизавской оценке читательской грамотности, согласитесь, это было бы правильно.
Мы также обсуждаем, какие это должны быть предметы. Я так считаю: язык на выбор может быть совмещен с ЦТ и, пожалуй, математика.
А все остальное в процессе вступительной кампании решается под конкретный вуз: если я иду в медицинский — досдать химию и биологию, если на физфак — физику.
Это позволит, кстати, разгрузить и ученика, ведь сегодня учитель нацелен на школьную аттестацию, которая отличается от аттестации в вузе. Это создает определенный дисбаланс, дополнительную нагрузку.
Что в итоге получается? Учитель «штудирует» ученика, чтобы он мог экзамен сдать, а для того, чтобы сдать тест, он куда идет? К репетитору.
Так происходит в городе, в сельской школе всё, разумеется, проще. Ну да, школа может открыть курсы для подготовки к ЦТ, но все равно это двойная нагрузка, по сути. Поэтому мы к этому должны прийти, этот вопрос сегодня серьезно прорабатывается.
И когда мы созреем, мы об этом скажем серьезно. Вашей газете даём анонс, что мы над этим серьезно работаем.
«Наша Нива»: Вот вы работаете над новым Кодексом об образовании. Но сегодня мир настолько быстро меняется, что никакой кодекс не успеет. Он, вообще, нужен? Там в проекте — я его видел — какой-то странный момент еще с привязкой количества учащихся в классе к площади помещения. Это что, у нас классы по 50 человек появятся?
Игорь Карпенко: Классы по 50 человек не появятся, у нас таких классов нет, это уже какой-то актовый зал нужен. Отвечу на этом примере на первую часть вопроса: смысл как раз таки и состоит в том, что мы понимаем скорости, поэтому уходим от тонкой регламентации. Вот давайте напишем: 30 человек в классе. Хорошо, набрали два класса, приходят еще два человека по прописке. И что делать директору? В соответствии с кодексом, открывать третий класс для них? Поэтому и привязываем к санитарным нормам. И в остальном то же — не будет тонкой регламентации.
«Наша Нива»: Мне [ректор МИУ] Суша рассказывал и приводил, наверное, объективные факты, что вы каждый год сокращаете наборы в частные университеты. Он делал из этого вывод, что Карпенко хочет уничтожить частное образование. Это так?
Игорь Карпенко: Ага, и даже где-то прозвучало в заключение: «Коммунист Карпенко ненавидит всё частное». Артём, вы же опытный специалист, откройте сайт КПБ. Каждый коммунист руководствуется партийной программой. В программе партии написано: Коммунистическая партия Беларуси поддерживает, будет поддерживать социально ответственный частный бизнес — первое.
Второе: Компартия Беларуси выступает за усиление государства в регулировании экономических и финансовых вопросов.
И третье: Компартия Беларуси считает, что ряд объектов — природные ресурсы, земля, недра, энергетика — должна находиться исключительно в государственной форме собственности.
Поэтому не надо делать из коммуниста монстра, который сейчас придет к власти, всё у всех заберет, всё разделит.
Я не Хрущев, чтобы у каждого отобрать его небольшое подворье, 25 соток при доме, где он картошку высаживает. Это было при Хрущеве. Кстати, при кровожадным Сталине, которого все так критикуют, был частный бизнес, поэтому мы сегодня не против этого.
И никакой тенденции нелюбви к частному бизнесу у коммуниста Карпенко нет. Ничего личного: есть требования, которые нужно выполнять, и есть цифры приема.
Но если Суша, простите, готовит экономистов, юристов, причем у него доля заочной формы обучения больше, чем на стационаре, так надо видоизменять структуру подготовки кадров — пусть открывает новые специальности.
Наших в России учится, по-моему, 11 тысяч человек, а у нас всего 1700. Кто мешает сюда Суше россиян привозить?
А они хотят так: чтобы я им нарисовал высокие цифры, он их навыпускает на рынок труда, а потом государство станет думать, что с ними делать. Они же и поедут непонятно куда.
«Наша Нива»: Коммерческое образование, частные платные школы — надо ли их развивать?
Игорь Карпенко: Честно, не знаю. Но никаких преград для создания таких школ нет. Сегодня они меня услышат и через это интервью.
Существует заявительный принцип, т.е. никто у министра образования не спрашивает, можно открыть школу или нет: человек приходит, предоставляет Устав, в органе юстиции, даже не в Минобразования, регистрирует учреждение образования, например школу.
Единственный вопрос: если они будут выдавать аттестат или свидетельство государственного образца в этой школе, то будут проходить аттестацию после 9-го и 11-го класса. Они на протяжении года должны будут аккредитоваться.
Некоторые частные школы пошли на такую хитрость, что у них нет 9—11 классов, и они вообще не выходят на аккредитацию. Мы их пока не трогаем, не лезем в это дело.
Каментары