Способность строить отношения с разными людьми, даже с теми, которых ты не уважаешь, способность идти на компромиссы, способность замечать возможности, которые другим не всегда были видны, а еще непоколебимая преданность белорусскому делу сделали отца Александра Надсона (1926—2015) великим духовным лидером, пишет один из его учеников Игорь Иванов. Вот что важного для понимания нами реалий жизни есть в биографии, высказываниях и интеллектуальном наследии Надсона.
ЦРУ при посредничестве бывшего офицера Белорусской краевой обороны Бориса Рогули в начале 1950-х вербовало белорусских эмигрантов для десантирования в советскую Беларусь. Западные спецслужбы надеялись таким образом оживить партизанское движение в занятых советами странах. Засылали не только белорусов — аналогичные операции осуществляли в Албании, Украине, Литве.
Александр Надсон подходил для этого идеально: у него был реальный боевой опыт. Он воевал против нацистов в Италии в составе армии Владислава Андерса, 2-го Польского корпуса, являвшегося частью британских войск. Там он был ранен. По окончании войны, в 1946 году, солдат этого формирования перевезли в Великобританию и демобилизовали.
Люди бедные, травмированные, но…
О 1940-х годах Надсон вспоминал как о времени серьезных испытаний: белорусы в Великобритании были очень бедны, травмированы войной и в большинстве своем мало образованы. Но это было и время большой жертвенности: с первых небольших заработков они собирали деньги на Белорусский дом для встреч, работы Объединения белорусов в Великобритании (ЗБВБ) и временного приюта сородичей, на издательские и образовательные инициативы.
Надсон был в центре той жизни. Он инициировал создание при ЗБВБ журнала «Беларус на чужыне», который призван был расширить фокус организации от дел взаимопомощи к общественно-политическим темам. В 1951—1953 годах он возглавлял ЗБВБ и одновременно учился на математика в Лондонском университете (самостоятельно изучил английский язык и воспользовался государственной стипендией для обучения).
Эмиграция делится, но не умножается
Послевоенное Объединение белорусов в Великобритании в первые же годы существования пережило раскол по линии лояльности Раде Белорусской Народной Республики (БНР) или Белорусской Центральной Раде (БЦР). Большинство членов пошли за Радой БНР, которая не признавала право БЦР и Второго Всебелорусского конгресса представлять всех белорусов. Среди них был и Александр Надсон. В это время он сблизился с Чеславом Сиповичем, очень энергичным греко-католическим (униатским) священником. Неудачным интервью местной католической газете Сипович добавил масла в огонь раскола в ЗБВБ, который приобрел также и религиозный характер.
В отличие от Янки Филистовича, Тимоха Острикова и десятка других, Надсон десантироваться в Беларусь категорически отказался. Он всегда считал, что те ребята, его друзья, были обмануты и проданы Рогулем за деньги. Надсон считал это тратой человеческой жизни: по его мнению, у ребят не было шансов.
С Тимохом Остриковым Надсон встретится лишь через 50 лет, во время одной из поездок уже в независимую Беларусь. Остриков был единственным из выживших.
Он умер в Гомеле в 2007 году.
«Вера была делом старых»
Александр Надсон был не меньшим патриотом, чем те, кто поддался на уговоры американцев. Но он видел перед собой другой путь. В 1953 году Надсон поехал в Рим учиться на священника.
Он вспоминал, что в Западной Беларуси из его поколения в церковь ходили только чудаки. Вера была делом старых. Это были годы, когда у молодых в моде был социализм, а консервативная церковь, где служили на непонятных языках, не пользовалась популярностью. В Британии же он встретился с поразившей его интеллектуальной традицией в христианстве. Недаром он любил читать Джона Толкиена — гиганта английской литературы и глубоко верующего человека.
Universitas Gregoriana, Ελληνικό Κολλέγιο
Надсон учился богословию в престижном иезуитском Григорианском университете, где тогда преподавали на латинском языке, а жил в Греческом коллегиуме — семинарии для католиков византийского обряда.
Здесь он открыл для себя богатую историю связей коллегиума с Беларусью, о чем написал статью в парижском белорусском журнале «Божым шляхам». С той статьи началась долгая история находок и открытий отца Надсона.
В последующие десятилетия он познакомит англоязычный мир с Кириллом Туровским, белорусскими летописями, внесет значительный вклад в изучение татарских китабов, идентифицирует год издания «Малой падарожнай кніжкі» Скорины (его увлечение календарями оказалось здесь весьма кстати) и раскроет тайну бриллиантового колье Магдалены Радзивилл (оно было пожертвовано княгиней в 1917 году на основание белорусской грекокатолической коллегии в Риме, а потом след его на время потерялся). Наконец, переведет сокровища византийской литургики на белорусский язык: его беспокоило, что большинство других восточных христиан молятся на своих языках, а белорусы продолжали тогда по привычке держаться церковнославянского.
«Жесткая власть над ним была ему неприемлема»
Вернулся из Рима Надсон священником в 1958 году и некоторое время преподавал математику в Ноттингеме. Потом вернулся в Лондон, где белорусская жизнь была наиболее интенсивной, в значительной степени сконцентрированной вокруг Белорусской католической миссии, которую возглавлял отец Чеслав Сипович.
В начале 1950-х годов Чеслав Сипович задумал создать «Новую Друю» — белорусский монастырь отцов мариан с усадьбой в Северном Лондоне, где находилась и миссия.
Конгрегация отцов мариан, — это ассоциация католических священников, созданная в Польше в XVII веке, в межвоенное время имевшая монастыри в Вильне и Друе. Причем в Друе мариане были из местных и пользовались белорусским языком, насколько межвоенная польская действительность это позволяла.
Для «Новай Друі» Чеслав Сипович упорно искал кандидатов. Для этого нужно было вступить в Конгрегацию. Просил и отца Надсона присоединиться, но тот отказался. Он прекрасно функционировал самостоятельно и мог самостоятельно принимать далеко идущие решения. Похоже, что жесткая власть над ним была ему неприемлема.
Он также видел печальный пример отца Льва Горошко, на энергии которого сначала неплохо держался наш послевоенный Париж. Утомленный работой, Горошко послушался Сиповича — бросил парижский приход, прекратил издание лучшего на то время белорусского религиозного журнала «Божым шляхам» и переехал в Лондон к Сиповичу. Как и Надсон, Горошко был необычайно способным, многофункциональным тружеником-одиночкой. Но в Лондоне он потерял свой прежний пыл и отчасти переключился на пчеловодство.
Надсон никогда не жалел, что отказал Сиповичу, и это не помешало их теплым отношениям в последующие два десятилетия.
Долгое время отец Надсон был единственным немарианином при Белорусской католической миссии. Кроме священников, в разные годы здесь жили также братья-законники — монахи без священнического сана. Они отвечали за хозяйство и кухню и убирали за священниками. Отец Надсон в итоге отделился от их хозяйства — хотел самостоятельной жизни. Когда он начал готовить себе сам, то стал вегетарианцем: говорил, что есть мясо ему никогда не нравилось. Позже это удивляло многих его гостей, особенно — из Беларуси. Многие пробовали так же и оставались вегетарианцами.
Дети иммигрантов мгновенно ассимилируются
В 1960-е годы отец Александр руководил Школой св. Кирилла Туровского. Это был интернат для мальчиков, где они жили и проходили занятия по белорусоведческим темам, а предметы общего цикла британской школьной программы изучали в хорошей католической школе неподалеку.
Сохранились письма отца Надсона к уже епископу Сиповичу в Рим, где тот возглавлял Конгрегацию отцов мариан. В письмах он часто жаловался на ребят. Похоже, что педагогического терпения ему не хватало.
Возможно, ему просто невыносимо было видеть и понимать, как быстро ассимилируются дети иммигрантов и как национальные идеалы родителей им чужды. Действительно, из выпускников интерната никто активного участия в белорусской жизни принимать не будет.
В те же годы он начинает активно писать: сначала в восстановленный в Лондоне Иосифом Германовичем журнал «Божым шляхам», а потом — в «Часопіс беларускіх даследаванняў» (The Journal of Byelorussian Studies) — единственный в то время научный белорусоведческий журнал на английском языке.
Полки раздора
В августе 1969 года в Лондон вернулся епископ Сипович, чтобы сосредоточиться на Белорусской католической миссии и «Новай Друі». Это кардинально изменило динамику жизни в белорусском сообществе в Северном Лондоне. Идея создания библиотеки как самостоятельного учреждения не была тогда новой, это обсуждалось и раньше, но по возвращении Сиповича ее наконец удалось реализовать.
Библиотека уже существовала с 1960 года, когда Лев Горошко присоединил к лондонскому собранию свои 5000 книг. Он в основном и отвечал за библиотеку следующие 10 лет. Но в 1970-м, когда уже для библиотеки купили отдельный дом, в результате мелкой ссоры из-за того, как расставить книжные полки, отец Горошко отказался от должности библиотекаря, ректора миссии и главы марианского монастыря и попросил разрешить ему вернуться в Париж.
По словам отца Надсона, «этот печальный случай показал, что отец Горошко чувствовал себя не очень счастливым в Лондоне».
Библиотекарем новосозданной Белорусской библиотеки и музея имени Франциска Скорины в итоге стал отец Александр.
Умение видеть
Здесь проявились важные черты его личности: способность строить отношения с разными людьми, идти на компромиссы, а также замечать возможности, которые другим не всегда были видны.
В одном из интервью он рассказал историю переправки на Запад и издания в Лондоне в 1979-м рукописи под названием «Письмо русскому другу», ходившей в Беларуси по рукам как самиздат. Это была критика русификации Беларуси, написанная в Советском Союзе (как стало известно впоследствии, дипломатом Алексеем Кавко в Москве). Анонимная тогда рукопись была в итоге издана Объединением белорусов в Великобритании в русском оригинале и в английском переводе, с предисловием белорусиста Джима Дингли. Отец Надсон вспоминал, что «была более сильная реакция среди англичан, интересовавшихся национальным вопросом в Советском Союзе, чем среди белорусов. [Наши] просто не поняли важности. Уже то, что написано по-русски, для них было плохо. […] просто эмиграция белорусская много чего недооценивала в то время».
«Я остался один»
В 1981 году умер епископ Сипович. Разъехались или умерли и другие священники. «Я остался один, — говорил о том времени отец Александр, — во главе Католической миссии и библиотеки».
Спустя какое-то время его позвали в Ватикан по вопросу епископского посвящения. Он сказал, что есть священник старше его — Владимир Тарасевич, служивший в то время в белорусском приходе в Чикаго. В результате в 1983 году Тарасевича рукоположили в епископа для белорусов-католиков в диаспоре. Он вскоре умер — в 1986 году, а отцу Надсону епископский сан уже больше не предлагали. Ватикан назначил его Апостольским визитатором для белорусов-католиков зарубежья.
Так природная скромность управляла жизнью Надсона.
Между тем отец Александр взялся за перевод литургических — богослужебных — текстов и начал служить по-белорусски в Лондоне и повсюду в мире, где были его верующие. Он переводил с греческого языка, а также сам создал несколько богослужений: Службу об умножении любви, Службы к святой Евфросинии Полоцкой и к святому Кириллу Туровскому и др.
Центральная фигура
В это же время он становится центральной фигурой белорусской жизни в диаспоре — несмотря на конфессиональные разделения и ссоры по разным поводам среди соотечественников.
Двери миссии и библиотеки были открыты всем, и этим пользовались все. Белорусов старшего поколения, рожденных в Беларуси, со временем становилось меньше, жизнь замирала в других городах. В 1990-х сообщество в Северном Лондоне стало практически единственным местом регулярной белорусской жизни в Западной Европе.
И сам готовил
Он часто усаживал своих гостей и друзей за стол, обычно сам готовил. И щедро уделял время тем, кто проявлял интерес к белорусскому делу. Это трогало многих, и они расплачивались взаимно — участием в белорусских делах.
Беларусь оставалась центром его внутреннего мира.
По-английски он говорил с сильным акцентом, всегда был иммигрантом в этом смысле. Ему нравился предпринимательский дух британцев и их законопослушность, но он не втягивался в жизнь британского общества, был сосредоточен на белорусских делах. Если каким-либо британцам Беларусь была неинтересна, он быстро терял темы для разговоров с ними.
Жил он скромно, но и денег особо не считал. Просто не имел ни времени, ни желания искать скидки, думать о выгоде. Деньги пришли-ушли — и добрые дела сделаны, придут новые деньги. Своих гостей он часто водил в ресторанчики, в том числе итальянские, с хорошим домашним вином. Их владельцы его хорошо знали и издали приветствовали: Buongiorno, Padre, come stai? («Здравствуйте, отче, как ваши дела?») Он им отвечал какой-нибудь шуткой, и все долго и по-итальянски громко смеялись.
В его кабинете постоянно играло радио — четвертый канал Би-би-си, который без музыки, а вечером всегда — радио «Свабода» по-белорусски.
Отец Александр не забывал, ради чего существует белорусская жизнь в диаспоре.
Когда стало возможным поехать в Беларусь, еще при Советском Союзе, он создал благотворительный фонд помощи жертвам Чернобыля. Тогда без сложных процедур можно было привезти лекарства и другую помощь в больницы — по запросу врачей. На это отец Александр собирал деньги и среди белорусов по всему миру, и среди британцев.
Группы белорусских детей постоянно останавливались в Католической миссии переночевать и погулять по городу — по дороге в Уэльс или Ирландию, где их ждал долгий отдых.
В местечке Городей. И загадка отца
Совершим краткий биографический экскурс.
Отец Александр родился в местечке Городей (никогда не называл его русифицированной формой Городея) под Несвижем в 1926 году в семье учителей.
Мать преподавала в школе немецкий и французский языки и научила им Алеся еще в детстве.
Отец, Антон Бочка, был участником Слуцкого вооруженного восстания, а преподавал математику.
Отец просил сына не говорить по-белорусски при людях, в том числе в польской школе, где отец работал, а сын учился. Наверное, он боялся увольнения — польские власти принципиальных белорусов гоняли.
Отец Надсон почему-то не любил рассказывать о своих родителях. Известно, что его отец был физически агрессивным человеком.
Отец Надсон дал прекрасный пример служения, даже если и не делал этого намеренно. Верность и постоянство, способность договариваться и работать вместе с самыми разными людьми, одновременно — сохранять личную автономию, гостеприимство, которое впечатляло и поощряло людей раскрепоститься и остаться при белорусских делах.
Он прекрасно понимал, что такое политика: к его униатскому священству многие британские белорусы относились с подозрением и даже ненавистью, но он снова и снова завоевывал их доверие, чтобы работать вместе.
К отцу Надсону в церковь ходили и православные. Никто из них не становился униатом, но нахождение вместе укрепляло всех и приносило радость, которой иначе просто не было бы.
Полный перрон
Когда он первый раз ехал в Беларусь в 1990 году, то ожидал, что его встретит один знакомый священник. А встречал его песней «А ў бары, бары…» полный перрон молодежи — из общества «Талака» и первой греко-католической общины. 11 марта 1990 года он отслужил первую за 150 лет греко-католическую литургию в Минске.
Среди многочисленных воспоминаний участников тех событий сохранилось одно, проливающее свет на еще один аспект характера нашего героя, — равнодушие к одежде. Пока его кормили обедом, хозяева выяснили, что у пальто высокого гостя «душа вырвана» — в подкладке были дырка на дырке. Отца Надсона всеми силами держали за столом, пока то пальто в другой комнате штопали.
Он не любил ходить по магазинам. За его одеждой следили другие, кому это бросалось в глаза. Возможно, это и неряшливость в определенной степени: отец Александр прекрасно ориентировался в хаосе. Если да, то это может объяснить, например, отсутствие каталога в библиотеке, так как расположение книг он знал наизусть.
Время надежд
Начало 1990-х было временем огромных надежд и неимоверно смелых проектов.
Отец Надсон не рассчитывал увидеть униатов в Минске в 1990 году. Он смирился был с мыслью, что будет последним греко-католическим священником в белорусском мире. Но все обернулось совершенно неожиданным образом: были страждующие верующие, только без пастырей.
Почти сразу же отец Надсон задумал программу подготовки и обучения священников в Лондоне. Но она провалилась. Никто из тех, кто выехал в Лондон учиться, в Беларусь священником не вернулся. Один стал православным священником в США, второй — капелланом в американской армии и еще один — священником в белорусском приходе в Лондоне.
Почему такой провал? Полномочия отца Надсона не распространялись на Беларусь, и епископом он не был. А нет епископа — нет поместной Церкви. Но это были самые первые дни, все только начиналось для всех, включая Ватикан. В последующие годы было с десяток обращений верующих, самых первых греко-католических священников в Беларуси и даже Министерства иностранных дел с просьбой назначить епископа для греко-католиков.
Никто тогда не мог себе представить, что Ватикан будет сдерживать развитие греко-католической церкви в Беларуси, чтобы не дразнить Русскую православную церковь.
«В определенный момент 70-ти летний отец Александр повис на турнике и подтянулся восемь раз»
«Утром 2 августа 1996 года я сидел на втором этаже автобуса Варшава — Лондон и, абсолютно ошеломленный 24 часами путешествия, смотрел на шум и суету города, который вскоре станет мне почти родным, — вспоминает священник Игорь Лобацевич. — Почти часовое путешествие в подземке — и вот мы на Финчли, в белорусском центре. Забросив чемоданы в студенческом доме, мы пошли в библиотеку, где нас ждал в своем кабинете отец Александр Надсон. «Приветствую в нашей белорусской деревне! — сказал он с улыбкой. — Пойдем чего-нибудь съедим».
За столом уже были отец Константин Москалик, Гай Пикарда и, конечно, Вера Рич. Гай и Вера о чем-то горячо спорили, но понять тему этого спора я не мог. Мой английский язык был на тот момент очень даже ограничен.
Отец Константин, пока отец Александр и ребята готовили обед, рассказал о том, как он мыл ноги в Иордане на Рождество в 1944 году.
В определенный момент на то время почти 70-летний отец повис на прикрепленном к стене в коридоре турнике и подтянулся восемь раз. У меня с ребятами аж челюсти отвисли…
Немного поспав, я привел себя в порядок и пошел в Мариан-хаус на службу. Солнечные лучи освещали темные иконы иконостаса, Вера, Гай и ребята пели вечерний гимн «Святло лагоднае».
После вечери отец Александр отвел меня в библиотеку, где долго рассказывал обо всех белорусских сокровищах, которые годами собирали наши священники, показал музей, старопечатные книги»»
«Насколько политики — дилетанты»
В частных разговорах Надсон высказывал о многих деятелях порой далеко не мейнстримные мнения о них.
Например, его всегда поражала нетерпимость и неспособность лидеров Белорусского народного фронта — Зенона Позняка и других — договариваться со Станиславом Шушкевичем и другими силами, которые, по мнению Надсона, тоже были «нашими». Он убеждал гостивших у него сторонников БНФ идти на компромиссы и создавать коалиции.
Его шокировало и возмущало, насколько политики 90-х в Беларуси были дилетантами и «жили в своем мире». Когда Позняк приехал в Лондон впервые, было организовано по этому поводу собрание Объединения белорусов в Великобритании.
Люди собрались, ждут, а Позняка все нет и нет. Наконец приехали Позняк с белорусским консулом в Лондоне, водившим лидера парламентской оппозиции по городу. Оказалось, Позняк фотографировал город, увидел фотолавку с чудесами техники и завис там.
Отец Надсон сказал после этого, что у Позняка как политика ничего не получится, потому что он отдает предпочтение своим частным интересам, а не общественным.
Громкие темы
Отец Надсон ценил постоянство в людях: если пообещал, дал обет, то держи свое слово. К тем, кто нарушал свои обещания, бросал священство или супруга, он относился плохо. У него было слово, которое он добавлял, когда говорил о таких: «несчастный».
А еще о священниках и монахах, бросивших служение: «пошел собакам сено косить». Людей, не исполнявших обещаний, вокруг него было много, поэтому было много и разочарований.
Но он мог продолжать работать вместе с «несчастными» — был инстинктивно хорошим командным игроком.
Он был человеком традиционного воспитания, в том числе теологического. Громкие богословские дебаты конца ХХ и начала ХХІ века — женское священство, однополые отношения, разводы, эвтаназия, аборты — его по-настоящему не интересовали, ко всему этому он относился или скептически, или отрицательно.
Что его шокировало, чего он просто не мог себе представить, так это скандалы со священниками-педофилами. Ему на всю жизнь запомнилось, как однажды на улице женщина плюнула в него, увидев священническое убранство. Он говорил, что после этого боялся даже взглянуть на детей на улице.
Он серьезно, но без фанатизма относился к своему целибату. Он был не из тех, кто считает целибат высшей формой жизни. Повторял, что целибат — это церковная дисциплина, а брак — совсем другое дело, одно из таинств.
Больше, чем радостей
Почти до самой смерти Александр Надсон жил в Мариан-хаусе, уже не вставал, но был в светлом уме и принимал многочисленных гостей у своей постели. В то время доброжелателям удалось выкупить дом в огороде, где он провел детство. Он был очень рад этому. Вскоре, правда, тот дом пришлось разобрать по приказу местных властей, так как он был в аварийном состоянии, но была произведена его фотофиксация, так что в благоприятные времена будет возможность восстановить его внешний вид и создать музей.
Несмотря на эту светлую и спокойную старость, в конце жизни отец Александр говорил, что разочарований у него было больше, чем радостей.
Он видел, как Беларусь стала независимой и как национальный флаг был порван в клочья.
Его встречали молодые униаты в Минске, которых он не надеялся увидеть, и потом он наблюдал, как этим людям приходится сберегать веру вопреки церковным властям.
И он говорил: «Я сделал, что мог, теперь делайте вы».
Комментарии