«Он очень Путина любил». Что говорит жена российского военнослужащего, погибшего в Украине
«Медуза» поговорила с женой российского военнослужащего, который погиб в Украине 24 февраля — в первый день войны.
Валерия Василенко
Погибший — муж Игорь Василенко, 27 лет, военнослужащий
Мой муж Игорь изначально пошел на срочную службу. Он оттуда хотел подписать контракт, но все-таки вернулся домой. Два года был в раздумьях, потому что ему хотелось быть вместе со мной. В итоге летом 2016 года он и его друг подписали контракт, и их направили в Брянскую область. Я поехала с ним, и прожила эти шесть лет в Клинцах, городе по месту военной службы. Муж там постоянно служил.
Он хотел военную карьеру, он всегда себя видел только там. Мы подумали три года назад, когда ребенку три-четыре месяца было: «А может нам вернуться домой, может по-другому начать что-то?» Я поехала с ребенком домой [в Нижневартовск], побыла три месяца, посмотрела и говорю: «Нет, мне тут не нравится». Он говорит: «Давай тогда будем дальше служить». И все.
Учебный период у них начинался всегда с февраля. С февраля 2020 года он из 12 месяцев был дома только два, а остальные девять были учения. До 2019 года с ним можно было видеться чаще: от командировки до командировки. Он приезжал на неделю-две домой. Он также продолжал ходить на службу с утра до вечера, но, тем не менее, был дома. Перед этой последней командировкой у него была еще одна командировка на две недели. Они две недели побыли там, потом он приехал домой, буквально пять-семь дней побыл и должен был поехать на спецоперацию.
Отказаться от спецоперации нельзя было. Туда ехали абсолютно все.
Это приказ Путина. Изначально, как там говорят? Что ничего не планировалось. Но почему-то, когда я смотрю новости, и там говорят, что 20 февраля военнослужащие Западного военного округа сворачиваются и уезжают домой, а у меня муж только к 17-му числу до туда доехал, то тут уже понятно, что что-то не то. В принципе, столько лет проварившись во всей этой каше, мы прекрасно понимали, что к чему. Удивления никакого не вызывало то, что сейчас происходит.
По телефону связь была очень плохая, прерывистая. 19-го числа я с ним разговаривала, потом 22-го вечером. У них подготовка была. 22-го вечером поздно он написал, что нельзя [использовать] телефоны и что он 23-го уходит почему-то. Я не знаю, куда его направляли, знаю только тех, кто там находится. Они приехали в Белгородскую область, но конкретно место не знаю. Остальное ничего неизвестно, товарищи его сейчас на связь не выходят.
Когда он уезжал, еще неизвестно было, что будет спецоперация, но что-то такое я ожидала. Мой муж просто такой человек, что он этой войной всю жизнь жил и ждал, когда же будет война. Это правда. Он всю жизнь говорил: «Вот будет война».
Он так предполагал. На Новый год он тоже говорил: «Вот будет война». У него есть родственник, который служит в органах МВД, и он говорил: «Нет, не будет. Нас-то не готовят к этому». Он говорит: «Ну и что, что вас не готовят? Она будет». Это было на Новый год, и потом в феврале такое. Я не знаю, судьба или что это такое.
Обычно, когда он уезжает в командировки, я спокойна: «Едешь, ну и хорошо, три месяца пройдет, ты все равно вернешься, каждый день на связи». У меня же тоже ребенок и работа. А тут, когда он уезжал, я говорю: «Я не хочу, чтобы ты ехал». Он говорит: «А что делать? Ничего не сделаешь».
«Я понимаю, что ничего не сделаешь, но просто не хочу. Мне хочется прям плакать от того, что ты уезжаешь». Хотя я человек очень сильный, почему-то мне было плохо. Я очень плохо спала, хотя до этого я нормально спала. Эти нервы, эти новости… Я сидела на работе и думала: «Я ненавижу этот мир, ненавижу его за то, что моего мужа нет сейчас рядом».
Я ходила с этой мыслью весь день и была опустошенная. Очень нервничала, что он не звонит, хотя мне другие жены говорят: «Нам тоже мужья не звонят».
Когда мы общались по смс последний раз, мы очень долго прощались. У меня такая мысль была: «Перед смертью не надышишься».
Я подумала, что прочь такие мысли. Естественно, я мужу ничего не говорила, но чувствовала, что что-то не так, потому что за десять лет, что мы вместе, я научилась очень хорошо человека чувствовать. Я просто ждала новости, а какой новости — не понимала.
О смерти мужа я узнала в обед.
Утром проснулась и попросила, чтобы никто мне не говорил новости, хватит со мной их обсуждать. Я приняла решение, что новости я больше смотреть не буду, буду только ждать. Спустя пять часов я узнаю, что мой муж погиб.
Ко мне приехала подружка, жена сослуживца Игоря и его лучшего друга. Она ко мне приехала, я дверь открыла и сразу говорю: «Что случилось?» Она мне говорит: «Все нормально. Мне просто плохо». Она ко мне сразу с успокоительными, с таблетками. Мы зашли на кухню, я говорю: «Пойдем, я чай налью». Мы сидим и она говорит: «Сейчас позвонят. — Кто позвонит? — Ну, сейчас позвонят». Все эти десять минут была такая обстановка напряженная, ты знаешь, что человек тебе что-то хочет сказать, а он молчит, и ты просто сидишь и ждешь.
И тут мне позвонила свекровь. У нее такой голос… Я просто молчу. И она говорит: «Лера, девочка моя, ты держись».
Я, как вспоминаю этот момент: это очень больно и сложно. Я говорю: «Как? Когда?» Почему не сообщили сразу мне? Оказывается, меня не могли найти. Муж сказал сослуживцам, что если будет какой-то капец, какая-то война, то я поеду домой в Нижневартовск, потому что я же там довольно рядом жила с местом действия, мы шесть лет проживали по месту службы в Клинцах. А на случай войны я должна была поехать в Нижневартовск, а не жить там, где три часа до Киева. И все эти дни, когда у них уже военные действия шли, по телевизору было все спокойно и я оставалась там. А меня искали в Нижневартовске. Через друзей, знакомых, родителей в итоге донесли до меня.
И если первые дни мне никто не звонил, то потом все, не сговариваясь. Мама, его друзья звонят, говорят: «Лера, прости, мы не могли такое сказать».
То есть они все знали. Он исчез 24-го, а я узнала 27-го. Как он погиб, я не знаю, это знают только те, кто там был. Естественно, они не расскажут.
Только сказали, что вроде как они почему-то пошли не тем путем, которым должны были идти, что-то с машиной случилось и случилась засада на них. Я считаю, что это роковое стечение обстоятельств. Думаю, что, если бы это был бой лицом к лицу, то поскольку мой муж был очень сильным человеком, он бы не оставил в живых никого. Во-вторых, он борец за жизнь, за справедливость, за все, за Родину свою. Он очень Путина сильно уважал и любил.
Тело мужа еще не доставили. С этим сейчас идут разборки, потому что Министерство обороны не получило данных о том, что он погиб.
Я звоню, они мне говорят: «Ваш муж на спецоперации». Я говорю: «Что вы несете такое?» То есть они даже не были в курсе. То есть часть не предоставляет им данные никакие, ничего не знают. Уже всех ребят хоронят, кто позже погиб, а моего мужа и его лучшего друга мы до сих пор дождаться не можем. Каждый день звоним с разборками.
Я не знаю, будут ли платить обещанные компенсации. Естественно, что они обязаны, но когда это будет. Наверное, Путин должен утвердить списки. Скорее всего, это случится после окончания спецоперации. Сейчас есть единовременная помощь от города в связи с повышенными расходами при гибели близкого. Документов о смерти мужа нет. Нет основания для того, чтобы что-то предоставлять. Поэтому только так. Администрация нашего города помогает абсолютно со всем.
Комментарии