«Самые страшные люди на свете — тихони». Тренер Олег Дулуб о войне и молчаливых спортсменах
Белорус Олег Дулуб — главный тренер украинского футбольного клуба «Львов». Он известен в Беларуси по сотрудничеству с «Крумкачамі» — единственным клубом, выразившим солидарность с жертвами послевыборного насилия в 2020 году.
Дулуб также имеет славу правдоруба и человека с активной гражданской позицией: он публично выступал за честные выборы, осуждал насилие со стороны белорусских силовиков и выражал солидарность с страдающей от российского нападения Украиной. Сейчас тренер «Львова» временно выехал из Украины, но ждет возможности вернуться в свой клуб.
В большом разговоре с «Нашай Нівай» Олег Дулуб рассказал, как футбольный (и не только) Львов встретил войну, что ждет белорусский спорт и почему российские и белорусские спортсмены сами заслужили те санкции, что имеют сейчас.
«До сих пор жалею, что покинул Украину»
— Когда вы уехали из Украины?
— Через неделю после начала войны.
— Тяжело принимали решение об отъезде?
— Оно получилось спонтанным, так как не планировал покидать Украину. Как обычно, пришел на базу, и здесь нам с Василием Хомутовским [белорусским тренером вратарей «Львова»] сообщили, что нужно срочно уезжать, так как скоро белорусские войска вторгнутся в Украину. Если бы это случилось, Евросоюз уже бы нас не принял на свою территорию.
Имелись основания доверять этому инсайду. Вдобавок, мы же видели, что происходит вокруг нас. Нашим футболистам-украинцам, например, нужно было прийти в штаб территориальной обороны и зарегистрироваться. Мы спросили: а что делать нам, иностранцам? Люди из клуба куда-то позвонили, пообщались и ответили нам — срочно уезжайте. Хотя я до сих пор жалею, что покинул Украину, потому что там осталась команда и там ко мне всегда хорошо относились.
— Как уезжали?
— Нам помог клуб. Мы ехали на машине с белорусскими номерами, перед нами шла машина сопровождения из клуба, и на всех блокпостах мы ехали по зеленому коридору. На границе мы стояли где-то шесть часов в пятикилометровой очереди и видели все то, что там происходило.
— Что оставило наибольшее впечатление?
— Прежде всего, поразило количество людей. Мы проверяли заранее очереди на погранпереходах, так до двух часов дня нигде никого не было: ноль машин, ноль беженцев. Но когда мы приехали, начался большой поток людей. В хорошем смысле поразило то, как был сделан сам переход, как хорошо работали и украинские, и польские пограничники. С обратной стороны границы, польской, в Украину ехало очень много мужчин, которые хотели ее защищать.
Сложно передать то, что мы видели на подходе к границе. Пятикилометровая колонна из женщин и детей, которых сопровождали мужчины. Они доводили женщин с детьми до границы и шли обратно в сторону Львова, чтобы защищать свою страну.
Уже в Варшаве со мной случился один случай. Приехал в свой отель возле аэропорта «все включено». У меня за спиной сел пожилой мужчина, по нему было видно, что в чем был, в том и ушел [из дома]. Тот мужчина был очень растерян, словно впервые попал в такую гостиницу и не знал, что делать, внешне он был похож на фермера. К нему подходит администратор, предлагает кофе или чай — он не понимает. Зовут девушку, которая знает русский язык, та снова предлагает ему кофе или чай. Тот мужчина смотрит на нее и говорит: «Я есть хочу». То есть человека просто вырвали из нормальной для него среды и бросили за границу, меня это очень поразило. Понимаю, насколько для него это стресс.
— Украина была для вас домом?
— Наверное, мог бы ее назвать вторым домом, особенно сейчас, когда я во второй раз приехал работать в украинском чемпионате. Отношение сейчас к нам совсем другое, ведь люди видели, как мы работали в первый раз, в 2016-2017 годах. Для нас создали максимально комфортные условия — и бытовые, и тренировочные. Понятно, что в работе бывают разные моменты. Но ведь это футбол, ничего страшного.
Добавлю еще об отношении людей в городе, особенно в мой второй приезд. Был очень приятно удивлен тем, что меня узнавали во Львове — подходили, здоровались, желали успехов. Хотя большинство населения города — болельщики «Карпат» (клуб расформирован в 2021 году. — «НН»). Может, поэтому они меня и знают, что в 2016 году удалось поднять «Карпаты» с самого дна.
— Что теперь со «Львовом»?
— Иностранные игроки уехали из страны, а все украинцы во Львове. Имеют обязанности по работе в теробороне, помогают разгружать гуманитарную помощь. После этой работы они все организованно тренируются, ходят в тренажерный зал, играют в футбол.
— А вы сами сейчас часто вспоминаете футбол?
— Меньше, чем раньше. Сейчас меня больше интересуют события, которые происходят в Украине, так как это не чужая для меня страна и мне хотелось бы, чтобы все быстрее закончилось.
«То, что я увидел во Львове, меня поразило до глубины души»
— Каким для вас был день 24 февраля?
— Помню вечер накануне, мы со всем тренерским штабом ужинали в отеле и беседовали об этой ситуации с угрозой российского вторжения. Сходились во мнении, что нормальный человек не может в таких условиях начать войну, так как выиграть ее невозможно. Спокойно разошлись спать, и где-то в 5:30 получаю звонок на вайбер. Ребята из Беларуси звонят, спрашивают: «Ты что, спишь? Так у вас там война!»
Захожу в интернет, включаю знаменитое обращение одного товарища о начале так называемой операции. Сразу вспомнил слова из песни: «Ровно в четыре часа Киев бомбили, нам объявили, что началась война». Ведь обращение же вышло в пять часов по Москве, это четыре часа по Киеву. Сразу увидел много параллелей с той войной, с 41-м годом.
В 12 часов у нас было собрание, потом пообщались с руководством клуба. Часа три еще посидели на базе и поехали обратно в отель.
— Насколько Львов чувствует приход войны?
— Львов — это тыл, а любые боевые действия обеспечиваются тылом. И то, что я увидел в этом городе, меня поразило и потрясло до глубины души. Во-первых, увидел большие очереди в военкоматы. Мужчины стояли там, пытались записаться в армию, а их не пускали: говорили, что военные части укомплектованы и что пока не хватает оружия.
Через пару дней возле этих же военкоматов начался сбор вещей для беженцев, помню горы еды, одежды. А еще через пять дней во Львове начали появляться первые блокпосты. Это было очень неожиданно: вечером идешь с базы — ничего нет, а утром идешь на базу — уже блок-пост. Тем временем очереди возле военкоматов не пропадали, там стояли толпы мужчин, которые хотели ехать на Киев и защищать его.
Где-то через неделю после начала войны мэр Львова объявил, что все мужчины от 18 до 60 лет должны зарегистрироваться для участия в теробороне, в том числе и игроки клуба.
— Как проводили время с начала войны до отъезда?
— Надо было как-то абстрагироваться [от войны]. Обязательно смотрел новости, в основном CNN и украинские каналы. Начал меньше смотреть российские и белорусские каналы, особенно после вбросов, связанных с атакой на здание Харьковской администрации, когда белорусы сказали, будто украинцы сами себя взорвали.
Дело в том, что я получаю из разных источников информацию о том, что на самом деле происходит в Украине. Администратор нашего клуба оказался в Буче, прямо в центре боев, запертый под землей. Он рассказывал, что там делали российские так называемые «освободители», и это мне напоминает поведение фашистов во время Второй мировой.
Дня три назад была история о мальчике, чьего отца застрелили у него на глазах, самого мальчика ранили, причем стреляли ему в голову. Этот мальчик был другом дочери нашего администратора, он знает того ребенка и его родителей, которые погибли.
Где-то на второй-третий день бомбежек я позвонил этому администратору и он включил видеосвязь. Увидел, как там люди сидят в бомбоубежище, трудно что-то спрашивать у человека в такой ситуации. Хорошо говорил Макаревич о том, что те, кто воевал, не любят это вспоминать.
Также в Буче оказался один из наших агентов. Другие агенты находились в Харькове и в Запорожье, и они рассказывали, как там бомбят дома прямой наводкой — стреляют «Градами», снарядами и так далее.
После того, как проанализируешь все эти новости, со всеми пообщаешься по телефону, мы с Василием Хомутовским шли на базу и занимались там делами. От всего объема информации можно было с ума сойти, очень много негатива. Видел потрясение людей, знаю, что у нашего агента сын после бомбежек начал заикаться и насколько у этого человека изменилось отношение к русским и белорусам.
— А вы сами почувствовали на себе какую-то дискриминацию?
— Если говорить о Львове, то не почувствовал, потому что там ко мне очень хорошо относились. Единственный минус — через несколько суток после начала войны мне заблокировали украинские карточки, приняли решение заморозить счета русских и белорусов. Я нормально это воспринял — мол, в стране идет война, разберутся.
«Украинцы скорее умрут, но никогда не будут рабами»
— Это время изменило ваше представление об украинцах?
— Только в позитивную сторону, я увидел единую нацию. Для них эта война — словно Великая Отечественная война для Советского Союза, люди объединенные общей целью выиграть в этой войне. Меня поразило также и то, как себя повели украинские спортсмены, за редким исключением они все объединились. Андрей Богданов, футболист «Колоса», принял присягу, взял автомат и пошел воевать, есть и другие примеры.
До войны украинцы не были особенно объединены вокруг Зеленского. Но как он себя начал вести, когда началась война! Кажется, критическая ситуация, надо уходить, а он говорит: Нет, я буду бороться с оружием в руках. И это передалось народу, нация начала объединяться вокруг Зеленского.
— К России сейчас относитесь по-другому?
— Да, отношение к ней очень ухудшилось. Так, как себя ведут так называемые «освободители», люди в 21 веке не могут себя вести. Они уничтожают целые города вместе с мирными жителями просто из-за того, что эти города русскоязычные и что люди не встречают их с хлебом и солью. Но надо понимать, что Украина — это свободная страна, и украинцев очень сложно превратить в рабов. Они скорее умрут, но больше никогда не будут рабами.
— Что думаете насчет санкций к белорусским и российским спортсменам?
— Вообще не понимаю, почему эти санкции вызывают возмущение. Те, кто с ними не согласен, говорит: мол, спорт вне политики. Но кто придумал эту фразу? Любой спорт хоть в малом масштабе, но все-таки отражает все процессы, происходящие в обществе. Вспомним Олимпиаду 1936 года в Германии. Для чего она была нужна немцам? Чтобы показать превосходство арийской расы. Олимпиады в Москве, в Сочи служили для того, чтобы показать через спорт превосходство Советского Союза или России.
На мой взгляд, страна, которая в 21 веке развязала войну в центре Европы, должна понести наказание. Не говорю, что спортсмены виноваты в войне, санкции же касаются не только спорта: уходят мировые бренды, банкам отключают SWIFT и так далее. Спорт здесь где-то на десятом месте.
Не думаю, что спорт находится вне политики. Каждый спортсмен — это гражданин своей страны. В 2020 году, во время протестов, некоторые заняли очень удобную позицию: мол, мы занимаемся исключительно спортом и не лезем в политику. Но ведь дело не в политике! Когда людей убивали в 2020 году и когда людей убивают сейчас — это вопрос человеческих отношений, а не политики. Не говорим о том, за кого ты голосуешь — за красных, желтых, белых или зеленых, вопрос в том, одобряешь ли ты убийство или нет.
Украина доказала, что чем выше уровень у спортсмена, тем выше у него уровень понимания своей значимости как личности. Мне кажется, здесь все связано.
«Самые страшные люди на свете —молчаливые тихони»
— Белорусские спортсмены подписывали провластное письмо, российские спортсмены посещали провластные мероприятия. Все они заслужили то, что имеют сейчас, те санкции?
— Для меня здесь ответ точный: да, заслужили. Конечно, они могут сказать: так мы же ничем таким не интересовались, мы просто тренировались… Знаете, был такой чешский писатель Юлиус Фучик, его казнили нацисты в 1944 году. Когда он находился в тюрьме, он написал книгу «Репортаж с петлей на шее», где описал, что с ним происходило. Там есть хорошие слова, я их выучил наизусть: «Не бойтесь врагов — они могут только убить, не бойтесь друзей — они могут только предать, бойтесь равнодушных людей — именно с их молчаливого согласия происходят все самые ужасные преступления на свете».
На самом деле, самые страшные люди на свете — это молчаливые тихони. Я уважаю любую позицию, но так понимаю, что у каждого она как минимум должна быть. Каждый человек уникален, и все равны перед Богом. Нет такого, чтобы кто-то был рожден, например, президентом — нет, ты сначала рожден человеком, а потом ты уже попадаешь на избирательную должность.
— Спорт в Беларуси сейчас живой?
— Физкультура — да, жива. Но профессиональный спорт — это соревнования с лучшими атлетами мира, и все белорусские и российские спортсмены будут лишены этой возможности. Поэтому спорт в этих странах может опуститься до уровня физкультуры, если он нужен только для здоровья. Вот вы мне объясните, кому нужен белорусский спорт, от которого после 2020 года отвернулись болельщики и который сейчас не имеет выхода на международную арену?
— Идеологам.
— Идеология должна демонстрировать превосходство белорусской нации над другими. Но как ты ее продемонстрируешь, если ты не соревноваешься с лучшими спортсменами? Ты не играешь против мюнхенской «Баварии», английского «Ливерпуля», ты играешь с командами уровня «Смолевичей» или «Микашевичей». Это уровень чемпионата КФК — коллективов физической культуры. Какая здесь идеология? Она теряется.
Они говорят: Снимите с нас бан, и мы покажем, что здесь есть хорошие спортсмены. Но бан не снимут, и ты будешь дальше вариться в своем соку. Есть хорошая фраза: для того, чтобы быть львом, нужно соревноваться со львами — не с котами, не с мышами, а со львами! В данном случае львы — это лучшие спортсмены со всего мира, и когда ты играешь с ними, ты становишься лучше.
— «Крумкачы», с которыми для вас много связано, скоро начинают сезон во второй лиге. Следите за событиями вокруг клуба?
— Когда уехал во Львов, перестал следить за командой. По всем показателям она была сильнее в первой лиге, но было ясно, что этому народному клубу в современных политических условиях будет очень трудно выйти в высшую лигу.
— Верите в будущее этого бренда?
— «Крумкачы» — это народная команда. Она уже однажды возникла из пепла, когда ее пытались уничтожить, но дух остался таким же и болельщики никуда не ушли. Нужно понимать, что футбол существует для болельщиков, чтобы футболисты играли и при этом стадионы заполнялись.
В 2020 году я видел в белорусском футболе только один полный стадион — когда «Крумкачы» играли в Кубке с минским «Динамо».
То, как болеют за «Крумкачоў», похоже на то, как поддерживают клубы в Западной Украине, когда на матчи приходят семьями, когда люди с командой и в радости, и в горе. Очень хотел бы, чтобы «Крумкачы» сохранились и возродились, думаю, так и будет — возможно, даже на новом, более качественном уровне.
— А в будущее Беларуси верите?
— Да, верю. Товарищи, которые сейчас там у руля, приходят и уходят. Надеюсь, что страна скоро будет свободной.
— Делаете сейчас какие-то планы на жизнь?
— Да, пытаюсь понять, как тренировать команду, когда возобновится чемпионат Украины. Думаю, у нас будет только пару недель на тренировки и то, чтобы восстановить хотя бы часть кондиций.
— Есть шансы, что чемпионат быстро восстановится?
— Очень на это надеюсь. Надо понимать, что в любой стране футбол — это больше, чем вид спорта. В той же Испании во времена Франко пытались возродить футбол, чтобы показать, что в стране все якобы нормально. Думаю, первое, что сделает Украина, если все хоть немного наладится, — это возобновит национальный чемпионат.
Когда началась война, я поискал информацию о том, когда возобновился чемпионат Советского Союза после Великой Отечественной. Так вот, первый матч прошел 13 мая 1945 года, через несколько дней после окончания войны. Вот и все.
Комментарии