«Если я погибну, похороните мой пепел под любым дубом». Побратим вспоминает Мирослава Лозовского
Один из основателей «Белого легиона» Мирослав Лозовский погиб 16 мая в боях под Бахмутом. Ему было 49 лет. Лозовский воевал в составе полка имени Кастуся Калиновского. О своем побратиме и по «Белому Легиону», и по полку Калиновского» «Свабодзе» согласился рассказать доброволец «Дуб».
«Будто он стальной»
— Какое у вас первое воспоминание было о Мирославе?
— Мы познакомились в 2001 году. Потом дружили, даже больше, чем дружили. Он мне был как старший брат, с которым всегда можно было посоветоваться, получить от него совет. Его мнение для меня было сверхавторитетным. Именно его слово для меня было решающим: когда Мирик говорил, что «это фигня», то я все отменял.
— Подружились именно в «Белом легионе»?
— Да, Мирик был одним из первых людей, кого я там встретил. Он был командиром минского отделения, мы были под его командованием. Столько лет прошло, а он все равно оставался таким же, хоть с бородой, хоть без. У него была такая походка, которую невозможно не узнать, словно он рассекает пространство, очень уверенная. Силы у него тоже не уменьшилось, хотя здоровье в последнее время и было не самым лучшим. На него смотришь, будто он стальной. Такой, как дуб. Возможно, это ему нужно было взять позывной «Дуб».
— А почему, кстати, он выбрал позывной «Мышь»?
— Я могу объяснить, но Мирик не очень любил, когда что-то личное выходило в общественное пространство. Это очень красивая романтическая история, очень частная. Пусть это останется с ним. Как раньше рыцари посвящали красивым женщинам свои победы, то это из той самой серии.
— Белорусскость для Мирослава всегда была принципиальной позицией?
— Это не позиция, а образ жизни. Он жил Беларусью, историей. Если на него посмотреть, то можно разглядеть все века белорусской истории. Я мог представить, что такой Мирик мог быть в дружине Рогволода, у Яна Кароля Ходкевича в крылатых гусарах, мог быть слуцким повстанцем в 1920 году. Он такой архетип белорусского воина-шляхтича.
— Мирослава много раз задерживали в Беларуси по разным причинам. Это его не ломало?
— Естественно, не ломало. Он выбрал себе путь преданного националиста еще в 1990-е и руководствовался им, никуда не сворачивал.
«Бешеные белорусы»
— Решение ехать на войну вы принимали вместе?
— Мы не ехали, а шли. Когда началась война, то 25 февраля мы были уже в «Азове» в роте «Крука». Мы созвонились с Павлом «Волатом» (Суслов, погиб в мае 2022-го. — РС), он сказал, чтобы шли сразу к нему. Мы готовились, потому что понимали, что война будет, а если и не будет, то надо готовиться к освобождению Беларуси. Проводили обучение для белорусов, учили разную технику работы с оружием, ходили на тренировку «Азова». Когда же началась война, то у нас была договоренность, что встречаемся вместе у друга и оттуда высовываемся. В тероборону нас не взяли, потому что мы белорусы. 25 февраля мы прорывались в Киев из Ирпеня, уже летали вражеские самолеты, стрельба. Мы в Киев шли вчетвером. Мосты были подорваны, нас подобрал парень-украинец, вывез из Ирпеня. Мы единственные тогда, кажется, ехали в Киев, другие машины — из Киева. Бешеные белорусы. В столице мы уже пошли к Паше «Волату», стали подтягивать других белорусов по своим каналам. Потом уже Ян «Беларус» Мельников пришел к нам с предложением создавать белорусское подразделение.
— В батальоне Калиновского, таким образом, вы тоже были с момента создания?
— Да, фактически все и началось с того, что объединились мы и тактическая группа «Погоня». Сначала были отдельным взводом в составе украинской роты, потом сами стали ротой, а уже после доросли до батальона.
«Мирик себя не жалел»
— Мирославу не трудно было, все же 48 лет?
— Мирик никогда не жаловался на свое здоровье. Я один раз только его видел очень уставшим. Это было, когда мы выходили из Лозового (операция прорыва российской обороны в Николаевской области летом 2022-го. — РС), за день тогда промаршировали около 40 километров в полной выкладке, после бой, наступление, тащили оружие, тащили раненого нашего командира. А командир был совсем не легкий. Мирик после переправы в итоге просто сел в углу дома в одном местечке, которое было под плотным обстрелом, потом прилег. Я спрашиваю: «Мирик, будем забирать вещи, которые оставили на том берегу?» Отвечает, что нет, я больше не могу. А так он тянул.
Как-то после Запорожья выехал в Киев немножко полечиться. Доктор на него посмотрел: «Ты дурак что ли? Нельзя так к своему здоровью относиться». Мирик себя не очень жалел. Как и во всех делах, за которые он брался, отдавался полностью. Когда работал в «Кнігазборы», то знал все книги, всех литераторов. Мирик не очень уважал цифровую информацию, предпочитал бумажную книгу. Бывало, что ему нужно было установить какую-то программу, так мне впихивал телефон: «На, «Дуб», разберись, сделай, чтобы все работало хорошо». У него дома была шикарная библиотека, огромная стопка книг, тетрадей на столе всегда лежала. Он там что-то писал, рисовал, перерисовывал. Он не был историком ни по образованию, ни по профессии, но консультировал профессиональных историков.
— Мирослав на войне принимал участие во всех операциях? Не «минусовал» их?
— Он прошел весь путь, куда только можно было попасть. У нас была ситуация в Лозовом, когда часть штаба отказывалась участвовать в операции, а Мирик говорил: «А кто мне они такие? Я украинский солдат и у меня команда от своих командиров. Я приехал воевать и буду воевать». Когда я уходил из полка, он сказал, посмотрим, может, я тоже только к зиме и уйду. А потом говорил уже: «Куда я пойду, на кого парней оставлю своих?».
На него сильно повлияла смерть Паши «Волата». Они дружили еще до войны, уважал его как настоящего воина. В батальоне «Волат» все бойцы мощные, были три настоящих богатыря — сам «Волат», «Брест» (Иван Марчук, погиб в июне под Лисичанском. — РС) и «Мышь». На прощании с «Волатом» он ходил очень задумчивый, потом сказал: «Если погибну, не нужно торжественных прощаний, а просто похороните мой пепел под дубом. Если в Беларуси не получится, то под любым дубом».
За это время, мне кажется, Мирик постиг суть войны. Наши предки литвины-гусары любили и леопардовые шкуры, и крылышки, я тоже чем-то таким грешил. Мирик же на своей форме оставил минимум — бело-красно-белый флаг и флаг Украины. Он просто выполнял свои функции, все продумывал до мелочей.
«Мог отложить в сторону книгу и взять в руки автомат»
— Мне говорили, что он отказывался от разных должностей. Это скромность не позволяла?
— Он считал, что лучше будет хорошим командиром среднего звена, чем не очень хорошим комбатом. Он считал, что не дорос до таких должностей, как командир полка или батальона. Хотя я считаю, что его понимания жизни, образования и опыта военного для этого бы хватило. Если бы он взялся за дело, то сделал бы, как всегда, — досконально и хорошо.
— Из Бахмута он вам писал, что там происходило?
— Я знаю, что их должны были выводить из-под Бахмута, оставалось несколько дней. Не дошел 50 метров, не дожил пару дней — сильно это сказывается. Из Бахмута мы переписывались, но я ждал, когда он выйдет, чтобы нормально поговорить. Если тебе сто человек ежедневно пишут, как у тебя дела, то это раздражает, я поэтому часто не писал. Отписывался раз в несколько дней, что живой, он отписывал, что все ок, на этом разговор заканчивался.
— У Мирослава был большой авторитет внутри батальона?
— Не только внутри батальона. Мирик был эталоном того, кого хотел бы видеть в своих рядах «Белый легион». Это был настоящий интеллигент, который мог отложить в сторону книгу и взять в руки автомат. Это человек высоких моральных принципов, хорошей физической силы, большой доброты, прекрасный друг. Развит был всесторонне, разве что кроме современных гаджетов. Это был настоящий «легионер».
«Совсем немного не дошел». Побратим Мирослава Лозовского о его гибели
«Нам нужен военный опыт, тренироваться, потому что впереди Беларусь». Побратим вспоминает Мирослава Лозовского
Среди пяти погибших под Бахмутом белорусских добровольцев был Мирослав Лозовский, основатель «Белого легиона»
Мирослав Лозовский: «А теперь хотелось бы поучаствовать в исправлении демографической ситуации!»
Комментарии