Респекты от врачей и специфика в армии. Принципиально белорусскоязычный парень рассказал, как он отслужил
Как чувствует себя белорусскоязычный человек в реальности современной Беларуси? Публикуем монолог одного такого человека.
Ждал повода
Я говорю по-белорусски не с рождения. Впервые попробовал перейти в девятом классе. Это было логичное продолжение цепочки: интерес к родному так и подсказывал наконец отказаться от «великого и могучего». И вот перешел, но всего на час. На столько времени хватило моих друзей, которые сказали: «Переходи на русский, мы тебя не понимаем».
Постепенно язык стал занимать два-три дня в неделю. А кроме разговоров на нем — книги, курсовые, первые стихи.
У украинцев, особенно у военных, сейчас очень популярен выражение «чекай нагоди». Такого «повода» я и ждал. И дождался.
Обстоятельства вынудили ехать работать в другой город, где меня никто не знал. Там я сразу же начал говорить по-белорусски, а дома сказал, что на новом месте белорусскоязычные коллеги.
Повод никого не удивил. Разве что двоюродную тетю: «О, а ты почему по-белорусски? Ты только когда в военкомат пойдешь, говори по-русски, а то в нормальные войска не заберут».
Врачи и «учителя»
Врачи стали одной из самых заметных группировок протестов-2020. Они же исключительно доброжелательно реагируют на язык.
— Ой, а вы сидели на Окрестина? — спрашивает женщина-хирург, к которой я пришел на прием.
— Да, сидел.
— Ой, там же страшно было. Вас били?
— Нет, не били, все обошлось.
В другой раз сочувствующие врачи чуть не помогли «решить» военный вопрос. Посетить больницу пришлось во время медкомиссии от военкомата.
— Ну что, найдем что-то у парня? — спрашивает молодая женщина у своей коллеги.
— Попробуем. Не нужно белорусскоязычного в армию отправлять.
Но я не хотел отказываться от зеленой формы. И врачи не нашли у меня никаких болезней. Не выявил проблем со зрением и их коллега-офтальмолог. Зато повысил мою языковую культуру.
— Что видишь на рисунке?
— Трохкутнік.
— Трохкутнік? Усё ж такі, напэўна, трохвугольнік. Куты — у хаце. А ў фігуры — вуглы.
Вообще таких «учителей» языка хватает. Коллегам по работе, например, не нравится мое «гарбата».
— Знаешь, мы любим белорусский язык, но твой иногда не понимаем. Для нас все-таки более привычно «чай», — с улыбкой объясняют мне женщины.
А однажды мне прочитал лекцию местный поэт.
— Ты знаешь, что такое брама? Ворота, а какие? Двойные, большие, как Острая брама. Но не футбольные. Так почему ты футбольного вратаря называешь брамнікам?
— Специальная футбольная лексика у нас начала появляться недавно, поэтому норм еще нет, споров много. А язык все-таки живой организм, — спорю я с белорусскоязычным дедушкой, с которым мы все-таки поняли друг друга.
«Белорус»
Военкомат отправил меня на службу в резерве: армия ограничится лишь несколькими месячными сборами. Перспектива обуться в берцы беспокоит значительно меньше, чем языковой вопрос. Сразу вспоминается сентенция Сергея Наумчика: белорусский язык в армии, мол, закончился с первым солдатом, который за него уехал на гауптвахту. Так ли это на самом деле?
* * *
Нас по одному вызывают для знакомства к командиру взвода. Наступает и моя очередь. Несколько дежурных вопросов про адрес, образование и семью — все эти данные офицер записывает к себе в блокнот. Наконец он замечает:
— Это ты по-белорусски говоришь?
— Ну да. Но, если нужно, могу и по-русски.
— А зачем по-русски? У нас в стране два языка — белорусский и русский, — удивился взводный не меньше.
Позже я узнал, что наш взводный не кадровый офицер. Этот же самый человек на следующий день у нас спросил, читал ли кто из нас «О дивный новый мир».
На первых сборах офицеры часто интересуются мной, но не для давления. Командир роты, например, спрашивает, не травит ли меня кто за язык, и просит о таких случаях сообщать ему. Начальники политической службы просят написать белорусскоязычные тексты для выступлений или стихи. Один из офицеров иногда и сам разговаривает со мной по-белорусски. С этим лейтенантом, недавним выпускником Военной академии, обсуждаем и историю. Многое он узнал от уволенного после 2020 году преподавателя, которого вспоминал добрым словом. Интеллектуальной беседой однажды закончились и ночные занятия на полигоне: один майор неожиданно по-белорусски поинтересовался моим отношением к тарашкевице.
Но у медали есть и другая сторона — контрразведка. Через сотрудников этого подразделения проходит каждый с протестным бэкграундом. Собрали с десяток «враждебных элементов» и привели в кабинет «контрика». У нас с ним выходит особенно длинная беседа.
— Почему так долго? О чем там можно говорить?! — спрашивает у меня лейтенант, который привел нас и сам не очень радовался такой миссии.
— Да я ничего такого и не говорил… — начинаю по-белорусски.
— Ой, ### (распутная женщина сокращенно — рус.), молчи, — махнул рукой офицер.
Но даже чекисты не требуют отказаться от языка. К нему в армии всего лишь относятся с интересом. А некоторые и с сочувствием. Преподаватель, офицер запаса, когда я скромно заметил, что на занятиях могу отвечать по-русски, поддержал меня, как и командир взвода:
— Если ты хочешь говорить по-белорусски, нет проблем. Зачем по-русски? — спрашивает он.
Военный пенсионер не боится озвучивать свои мысли. Этому человеку было стыдно за поведение коллег-ветеранов, когда они на провластной демонстрации столкнулись с колонной пенсионеров-протестующих.
— С той стороны тоже люди, такие же белорусы. Так почему вы разделяете народ? — спрашивает он у своих коллег. — И солдаты-протестующие тоже жаждут лучшего для своей страны.
Почти каждый день слышу вопрос: «А почему ты говоришь по-белорусски?» Отвечать одно и то же вскоре надоедает. Как и слышать просьбу: «А скажи что-нибудь по-белорусски». А еще раздражает прозвище «белорус». Так обычно называют солдаты, с которыми не очень познакомились. Но есть один парень, который так и не избавляется от этой привычки. Однажды отвечаю: «А ты разве русский?»
Калиновцев он неожиданно защищает
Один прапорщик прозвал меня бэнээфовцем, а не новомодным бэчэбэшником. И даже от него, максимально пророссийского человека, нет никакой дискриминации — только интерес и даже некое сочувствие: «Что, бэнээфовец, тяжело быть не таким, как все?» Или: «Ну что, будущий новобранец полка Калиновского?» Калиновцев он неожиданно защищает.
— Кто бы что ни говорил, что они находятся в тылу, а не на фронте, но они хотя бы там. А вы здесь.
Вторые сборы в резерве у меня тоже были белорусскоязычными, а вот на третьих уже перешел на русский. Трусость и дискриминация? Нет. Реагировали на язык по-разному: задавали вопросы про политику, говорили о ненависти к бэчэбэшникам, но ни разу не приказали отказаться от языка или ограничили в правах за него.
Но есть в армии другая особенность: постоянно отзываться на «белорус», объяснять, почему ты говоришь не по-русски — и так день за днем. И ты в центре внимания всего лишь за язык. В гражданской жизни иначе: окружение единомышленников или друзей, если и не поддерживает твой выбор, уже привыкло к нему и не задает глупых вопросов. А другие люди особенно и не обращают внимания. В армии же приходится каждый день ощущать «языковой» интерес к себе — и он раздражает.
Моя совесть так и не задушила стыд за слабину на третьих сборах. Но вызвано это было не трусостью. Можете ли вы представить в украинской армии вопрос: «А почему ты говоришь по-украински?» или в чешской «А почему ты говоришь по-чешски». Почему же оно звучит у нас? Обсуждая русификацию и языковую дискриминацию, мы часто излишне демонизируем государство.
В повседневности даже лукашенковские чиновники и силовики часто благосклонно и с интересом реагируют на язык. Чем больше белорусскоязычных — тем меньше вопросов: «А почему ты говоришь по-белорусски?»
Сравните эти заметки с тем, что рассказал о своей службе белорусскоязычный солдат 20 лет назад:
Курс молодого бойца. Как лучше всего приспособиться к военной жизни?
Капиталисты с лычками. Милые подробности из непубличной жизни белорусской армии
Комментарии
А некаторыя дзеячы "новой оппозиции" за 4-5 гадоў не змаглі вывучыць беларускую і далей толькі на расейскай кажуць і пішуць, у тым ліку многія члены КР.