Огурчик, Шлемка, Старик и Внучек. Прозвища в колонии

Эйджизм в колонии

До заключения думал, что все осужденные за решеткой имеют прозвища, которые становятся их новыми именами. Но это правда только наполовину. У многих действительно есть прозвища, причем довольно смешные и странные. Некоторые заезжают в колонию уже с прозвищем, полученным еще на свободе от друзей.

Появился в нашей камере в СИЗО парень. Имя человеческое есть, а назвался Огурчиком. Всем смешно, ему тоже. Спрашиваю, не обидно ли тебе? Да, немного есть, отвечает, прозвище получил в детском доме, так уже привык и согласен, что понесет, видимо, это имя через всю жизнь.

Второму парню уже в СИЗО дали прозвище Шлемка. Так на тюремном жаргоне называется алюминиевая миска. Парень однажды нацарапал на ней какую-то надпись, и в итоге к нему приклеилась такая обидная кличка. Которой он, кстати, не был рад и просил называть его по имени. В камере к просьбе прислушались, Шлемкой парня называли единицы и то изредка.

То есть я о том, что если осужденный против прозвища, доставшегося ему от коллег по несчастью, то этому можно противиться. И успешно. Внутренние тюремные законы такое сопротивление разрешают. Нужно только быть настойчивым, предлагать называть тебя по имени или фамилии, не откликаться на прозвище и не бояться из-за этого идти даже на жесткий конфликт. В итоге обязательно прозвучит: «Хорошо, я тебя услышал». В переводе с зековского языка это означает, что с тобой согласились и обязуются исправиться.

Ну, а кто согласен с прозвищем, тот останется до конца срока Барбосом, или Чукчей, или еще кем-то, как было в нашем отряде. Человеку под пятьдесят лет, а окружающие все так же будут дразнить его, как собачку.

В отдельном положении люди старшего возраста. Этим молодые зеки сразу приклеивают прозвища «дед» или «старик», и бороться с такой практикой очень трудно. Ведь это даже не прозвища, а такая форма обращения. «Дед, ты чего тут стал?», «Старик, а тебя за что посадили?» — слышишь в первые дни со всех сторон. Однако плохо то, что если оставить дело без реагирования, то скоро станешь «дедом» и для друзей, а твое настоящее имя станет ненужным.

Осужденному же очень важно сохранить свое «я», свою индивидуальность, которая начинается с имени, данного родителями, а не сокамерниками. Думаю, только так можно сохранить чувство достоинства, а с ним, соответственно, уважение к тебе извне. В том числе и со стороны тюремщиков.

Борюсь с «дедом»

За решетку я попал в 63 года, и с «дедовством» пришлось бороться буквально во всех тюрьмах. На Окрестина, на «Володарке», потом в могилевской Т-4 и в колонии № 15 — одно и то же. Везде находился молодой человек, который измерял авторитет прежде всего физической силой и для которого вдвое старший человек — значит вдвое слабее. А если ты старший втрое, то с тобой вообще не стоит считаться. Ты — «тьфу», заткнись и молчи. В крайнем случае скажет с разделением на слоги: «Де-ду-ля».

На «Володарке» пришлось такому «внучку» «пообещать убедительным тоном, что в следующий раз «кружка прилетит ему в голову», чтобы сразу дошло. На этом наши «родственные отношения» закончились.

В могилевском изоляторе ситуация повторилась, снова пришлось поучаствовать в обмене репликами. «Внучек» по имени Василий сам был из моего родного города Молодечно, но это меня не остановило. Правда, Василий оказался более адекватен, к тому же со знанием тюремного «кодекса». «Хорошо, я тебя услышал», — сказал парень по итогу дискуссии о применении прозвища «старик», и больше к этой теме мы не возвращались.

В целом для камеры Василий был просто сокровищем! Позже он очень подробно, с примерами и советами объяснял нам, как нужно себя вести в колонии, чего бояться, а чего, наоборот, не бояться. Его первый урок был о том, что свои права, свою честь надо не бояться отстаивать.

Но сначала скажу, что означает для белорусского арестанта второй СИЗО. В первом ты сидишь во время следствия и суда. Если приговор вынесен, тебя отправляют во второй СИЗО, обычно ближе к твоей будущей колонии, где будешь ждать апелляции. А когда уже пройдет апелляция, которая в Беларуси в 99% случаев заканчивается подтверждением приговора, вот оттуда ты поедешь сразу в колонию. И этого момента, конечно, все ждут с большим волнением, за которым скрывается определенная боязнь. Что вполне естественно, ведь к условиям следственного изолятора человек уже привык, а вот что будет в колонии — для всех загадка. И для камеры хорошо, если находится сокамерник, который уже побывал в колонии и может к ней подготовить.

Какие еще советы мы услышали от Василия?

Быть полезным

Важным уроком было такое правило: нужно быть полезным для людей, которые вокруг тебя. И тут как раз несущественно, какого ты возраста или какой национальности, земляк ты или вообще из другой страны, какое у тебя прозвище. Но что значит быть полезным?

В отношениях с соседями по нарам, по столу, на работе — оказывать помощь, не «хомячить» — делиться сигаретами, продуктами, бытовыми вещами, особенно если имеешь какой-то избыток этого добра. Кстати, в этом новичка проверят «на вши» очень быстро. Подойдет сосед по «хате», попросит конверт, либо новые носки, либо попросит чая, кофе, приправы к каше. Откажешь раз, другой, и все — ты уже записан в сквалыги, а с таким никто по-настоящему дружить не станет.

В могилевской тюрьме с нами сидел Юрий, бывший снабженец на известном оборонном предприятии, попавший в тюрьму за взяточничество. Мужчина был дородный, с воли регулярно получал передачки. Собственными припасами питался только на своей кровати, к общему столу не подсаживался и тем, что хранил в сумке под нарами, ни с кем не делился. Если на ночь и выкладывал собственную нарезку на подоконник, где держали так называемый «общак», то утром забирал — а вдруг что украдут? В разговорах с сокамерниками бывший снабженец свое мнение тщательно скрывал. «А что, я не против. Я ничего», — улыбаясь, говорил Юрий, когда речь заходила о политике.

Правда, от участия в общих делах, таких как ежедневная уборка в камере или субботник, Юрий не уклонялся.

В камерах могилевского изолятора, как и на «Володарке», ежедневно назначались новые дежурные, в чьи обязанности входило не только убирать пол три раза в день, но и готовиться к приему пищи: нарезать ниткой хлеб, помыть ложки, убрать со стола, как все поедят. В Могилевской Т-4 мне пришлось посидеть в трех камерах, 23-й, 17-й и 16-й, и везде двум назначенным дежурным брались помочь еще два-три добровольца. Их никто не заставлял, не просил, не контролировал. Сами присоединялись, в том числе к уборке санузла. Юрий и в этом участвовал, не чурался. Правило «быть полезным» усвоил сильно, и это, по-видимому, помогает ему в колонии, где жадных все же не уважают.

• 0
• 2
• 0
• 0
• 1
• 4
• 4