«У меня на руках умерли «Волат» и «Брест». Белорусский парамедик «Бровар» рассказал о своих полутора годах на войне
«Бровар» — руководитель медицинской службы батальона «Волат». Он воюет в Украине с марта 2022 года. С самого начала «Бровар» занимался именно медициной. «Бровар» был медиком боевых групп, участвовал в том же бою под Лисичанском, где погиб командир батальона «Волат» Иван «Брест» Марчук и трое других воинов. «Бровар» был одним из немногих, кто выжил в том бою. Сейчас он работает на медицинской эвакуации. Воин согласился рассказать Дмитрию Панковцу из «Радио Свобода» о себе и войне.
Внимание: публикация содержит впечатляющие подробности ранений, полученных добровольцами на фронте.
Оказывал медицинскую помощь протестующим в 2020-м
«У меня два высших образования — биологическое и технологическое. Работал по второму образованию в последнее время. Был руководителем небольшого производства. Через какое-то время с моим другом мы создали такое же производство в Варшаве. И я фактически жил меж двух городов», — начинает рассказ мужчина.
«Бровар» говорит по-белорусски, но с большим количеством украинизмов. Говорит, что желание помогать людям возникло не с началом войны, еще в 2020 году «Бровар» выходил на протесты, прежде всего чтобы оказывать протестующим медицинскую помощь.
«Когда люди убегали от силовиков, то могли поподламывать ноги. Разумеется, бежали как могли. Было много гипертонических кризов у пожилых людей. Были удары от битья, порезы от стекла. Если взрывались светошумовые гранаты, то мелкие камушки, стекло повреждали людей. Я помню, когда у молодого человека всю спину порубило такими вот фрагментами».
Однажды «Бровар» даже столкнулся со случаем эпилепсии, когда демонстранты шли в Дрозды к дому тогдашнего председателя ЦИК Лидии Ермошиной.
«Пока я помогал человеку, так получилось, что сам оказался в окружении милиции. Поднимаю голову, а вокруг все черное. Но не задерживали. Меня задержали только во время инаугурации Лукашенко, но отпустили. Я даже не знаю почему. Просто автозак оказался закрыт, стучали, а там никого не было. Повели ко второму, там открыли и сказали, что таких не берут (смеется)».
«Бровар» говорит, что у него всегда с собой был рюкзак, куда он ложил много перевязки, дезинфекционные средства, препараты для купирования гипертонического криза и инфаркта миокарда, тонометр, стетоскоп.
«Это мои самые тяжелые потери»
В Беларуси «Бровар» оставался до самого начала войны. Конечно, боялся, осматривался. Ждал, что силовики придут за ним, но жил и работал дальше.
«Как только война началась, то через день-два я был готов ехать в Украину. 9 марта я уже был в Киеве. Впечатления были пестрые. Война, вокруг вооруженные люди, блок-посты, работает ПВО, пылает Буча и Ирпень, но мы спокойно обучаемся. У нас обычный тренировочный ритм. И это было очень странно, ведь в 15 километрах от нас идут бои, а мы собираем и разбираем автоматы, обучаемся тактике, медицине. Это был какой-то сюр, но так жили», — рассказывает парамедик.
Он говорит, что мотивация была такая же, как в 2020 году — спасать жизни людям.
Первая боевая операция для «Бровара» сразу была очень сложной и физически, и морально. Во время нее погиб Павел «Волат» Суслов — командир роты тогда еще батальона Калиновского. Это случилось на границе Херсонской и Николаевской областей.
«Я был среди тех медиков, кто оказывал «Волату» помощь, боролся за его жизнь. Он пошел на боевое задание с группой и подорвался на растяжке, поступила информация о том, что он «тяжелый триста» («триста» на военном сленге — ранен. — РС). Мы очень быстро до него дошли, минут за двадцать. Но у него были очень тяжелые ранения, несовместимы с жизнью. Не было шансов спасти, мы два раза запускали его сердце, два раза реанимировали. Привезли в больницу с еще заведенным сердцем, но крови уже не оставалось. У него было тяжелое внутреннее кровотечение, была раздроблена печень».
«Бровар» вспоминает, как ехали с раненым «Волатам» в пикапе. За рулем сидел Иван «Брест» Марчук.
«Я и еще один парамедик держали «Волата», а Настя «Север» (Махомет. — РС) держала нас, чтобы мы не вывалились из машины. Я поддерживал Павлу дыхание. Мы гнали по бездорожью, под обстрелами. Россияне нас видели и пытались накрыть, взрывы были за 100—150 метров, так как мы гнали очень быстро. «Волат» умер у меня на руках, как и позже «Брест». Это мои самые тяжелые потери за время войны».
«Бровар» считает, что «Волат» был сильнейшим боевым командиром за все время существования белорусского подразделения.
«Пуля прошла в 30—40 сантиметрах»
Одной из самых важных боевых операций для белорусского подразделения в Украине был штурм в Херсонской области в мае 2022 года, когда белорусы совместно с украинцами заняли село Лозовое. Уже известен факт, что многие белорусские воины, считая, что операция слишком рискованная, отказались участвовать в ней. «Бровар» был среди тех, кто сразу согласился идти в атаку.
«Я не осуждал тех, кто «минусанул». Но люди, не идущие на операцию, ставят под угрозу идущих. Сильно нас ослабляют. Сама ситуация была очень поганая. Нам сверху кто-то помог, что мы вышли без потерь», — рассказывает парамедик.
Среди более полусотни белорусов, участвовавших в том контрнаступлении, лишь несколько человек получили не очень тяжелые ранения.
«Я был парамедиком передового отряда, был среди тех, кто шел вообще первым. Мы сделали все хорошо, я был доволен работой. Помогли многим из украинцев, вытаскивали их под снайперскими обстрелами. Мне это согревало душу. Там мы потеряли нашего украинского командира, которого долго искали ночью. Было очень тяжело, нашли просто чудом. Спасибо всем, кто его искал. Был сильный артиллерийский обстрел, я удивляюсь, что мы его проскочили и никого не накрыло. В Лозовом по мне работал снайпер, немного промазал, пуля прошла в 30—40 сантиметрах».
«Фактически у «Атома» не было спины»
Но самой сложной для «Бровара» была операция 26 июня 2022 года, в которой под Лисичанском погибли Иван «Брест» Марчук, Василий «Сябро» Парфенков, Василий «Атом» Грудовик, Вадим «Папик» Шатров. А Ян «Тромбли» Дюрбейко и Сергей «Клещ» Дегтев попали в плен.
«Мы находились очень глубоко в тылу, на базе. Нас позвал Ваня «Брест», мол, нужно выезжать, два часа на сборы. Я спрашиваю, нужен ли ему. Он отвечает, что да. Пошел собираться. Таково было начало операции. Мы сотрудничали с группой грузин, она нас страховала».
Так получилось, что белорусская группа зашла глубоко на позиции россиян. Их заметили, и завязалась стрельба.
«Брест» принял бой. Он стрелял из противотанкового оружия по танку, который выехал на нас, и во время выстрела был фактически убит, очень-очень тяжело ранен. Я дополз до «Атома». У него была огромная рана на спине, точнее, фактически у него не было спины. Такие ранения не лечатся на поле боя. Я констатировал, что он фактически «двести» (на военном сленге — убит. — РС). Мы переговорили буквально несколькими словами. «Атом» говорил, что он, «к сожалению, все».
Белорус рассказывает, что был от раненого «Бреста» на расстоянии 5—10 метров, но доползти не было никакой возможности.
«Я видел его ранения, там была тяжелая черепно-мозговая травма, стекала кровяная каша из-под шлема. Руки и ноги были переломаны, так как лежали под неправильным углом. Сам Иван был без сознания. Такая травма, что его можно было эвакуировать только на щите, зафиксированного. Это не эвакуация во время боя. По тому, что я видел, сразу записывал его в «двухсотые».
Из всей группы полка Калиновского тогда спаслись только трое — «Бровар», воин, который просит не называть свой позывной, и «Чех» (это настоящий Чех, который с самого начала воюет рядом с белорусами — РС).
«Я услышал команду об эвакуации от украинского командира. Он позвал людей, которые были рядом со мной. В итоге пополз в посадку, откуда мы пришли. Я полз по границе поля, чтобы меня не видел танк. Как только я поднялся бы, то меня бы сразу расстреляли. Потом я дополз до «зеленки», где то полз, то шел. Мне стало очень плохо, я стал колоть себя препаратами, чтобы мог двигаться дальше. Когда возобновилась связь, то я доложил своим, что двигаюсь, чтобы меня случайно не застрелили как врага. Я дополз до наших и дальше уже не помню ничего».
«Бровар» получил контузию от того выстрела танка, которым убило «Атома». Белорус говорит, что неделю не мог нормально разговаривать и около трех недель — двигаться.
Про «Бреста» все говорили «боевой гном» (смеется). Я часто к нему приходил, так как у Ивана были проблемы со спиной. Я ее разминал по вечерам, то полчаса, то час. Он был прямой, резкий, говорил все в лицо, никогда не бросал побратимов в беде, о всех заботился, он был нашим старшим братом, он имел опыт, на него можно было положиться, он был за нас горой, мы чувствовали его защиту. Мы понимали, что нас не отправят без его ведома в какую-то мясорубку, а если будет мясорубка, то он будет стоять рядом с нами».
Парамедик рассказывает, что у него не было никаких плохих ощущений перед той операцией. А после боя долго была апатия, не находил стимула двигаться дальше. Но через полтора месяца снова отправился на боевые задания.
«В Бахмуте за день могло поступить 200—300 человек»
В начале осени белорусы действовали на Запорожском направлении фронта. «Бровар» называет тот период более-менее спокойным. В начале ноября батальон «Волат» перенаправили в Бахмут.
«Мне хорошо запомнилась операция с участием украинцев, они пошли на штурм, и нам сказали, что вы будете нашими медиками. На штурм шла целая рота, а нас было только двое медиков-белорусов. И мы тогда за утро приняли двадцать шесть раненых. Это был самый насыщенный день во время войны. Было очень тяжело, но справились, всех эвакуировали. Ни один человек, кто к нам поступил, не умер».
Белорусский воин соглашается, что Бахмут был настоящим адом.
«Там перемалывалось такое количество людей, что вам не описать. На стабилизационные пункты за день могло поступать по 200—300 человек. Можно разделить эту цифру на три и получить число погибших. И это в день! Обычно, естественно, было меньше, но были и такие дни».
Для «Бровара» всегда сложно стоит вопрос, оказывать ли помощь раненым россиянам, попадающим в плен.
«Сомнения есть всегда. Всегда думается, что не стоит, но у нас есть обязанности, конвенции. И когда видишь пленного россиянина, то думаешь, что в будущем это обмененный наш солдат. Это стимулирует, чтобы они оставались живыми».
Парамедик также вспомнил самый сложный случай, с которым ему приходилось сталкиваться, когда человек остался жив.
«Это была политравма: был массированный гемопневматоракс, тяжелая черепно-мозговая. Если человек к нам поступил, то у него уже была стадия декомпенсации, мы его теряли. Но смогли его стабилизировать, насытили кровь кислородом, подняли давление, выровняли сердечный ритм. Мы даже не ожидали, что вытащим. Но он молодец, что захотел жить».
«Хожу то с автоматом, то с пистолетом»
«Бровар» берет на задания оружие. Говорит, что трижды уже были случаи, когда ему приходилось участвовать в стрелковом бою.
«У меня с собой долгое время был автомат Калашникова, даже еще в Лисичанске ходил с ним. Позже мне дали автомат «чезет» (оружие чешского производства CZ 805 BREN. — РС). Еще позже заменили на бельгийский автомат FN SCAR. Теперь хожу на задания или с SCAR-ом, или австрийским пистолетом Glock. Медику тяжело работать с автоматом, поэтому ношу пистолет. Если понимаю, что задание будет в зоне, где возможна перестрелка, то беру автомат».
Белорус воюет уже полтора года. Говорит, что самое важное — находить для себя мотивацию и новые вызовы.
«Постоянно обучаюсь, стараюсь работать быстрее, больше. Сейчас сделать медицинскую службу внутри батальона «Волат» — это как раз стимул».
«Бровар» рассказывает, что верит прежде всего в освобождение Украины от оккупантов. Он не загадывает наперед, что будет с Беларусью в результате этой войны. Но убежден, что без свободной Украины не может быть и свободной Беларуси.
«Самое неприятное на войне, когда гибнут твои побратимы. Значит, происходит то, что ты мог предотвратить. А самое приятное — когда их удается спасти», — завершает свой рассказ «Бровар».
Комментарии