Ангел Смерти. История белоруски, которая сообщает родным погибших калиновцев об их гибели
С 24 февраля 2022 года в Украине погибло уже более 60 белорусов, воевавших на стороне Киева. Точное количество неизвестно. О том, что человек находится на войне, из-за опасности со стороны белорусских властей часто не знают даже его родные.
Полк имени Кастуся Калиновского был создан в Украине весной 2022 года из белорусских добровольцев. На сегодня это самое крупное белорусское формирование там. После полка Калиновского появилось еще несколько военных единиц, составленных из белорусов, воюющих на стороне Киева. Периодически в СМИ попадают сведения об их гибели на фронте. На сегодня известно уже по меньшей мере о 63 таких случаях. Имена большинства погибших в Украине белорусов не раскрываются. По словам представителей белорусских формирований, это делается в целях безопасности родных, которые остаются в Беларуси.
Коммуникацией с родственниками погибших, пропавших без вести и пленных, в полку имени Калиновского занимается волонтер, которая служит там с лета 2022 года. В разговоре со «Свабодой» она впервые рассказывает, в чем заключается ее работа.
Нежность и сочувствие
Позывной собеседницы — «Ночка». Она рассказывает, что присоединилась к полку Калиновского летом 2022 года. Когда началось полномасштабное российское вторжение в Украину, «Ночка» жила в Киеве. Причиной переезда стало участие в протестах 2020 года, за что на нее завели уголовное дело.
«Вся моя жизнь пропитана тем, что я пытаюсь вернуть Беларуси Беларусь. Ведь то, что происходило в стране, меня никогда не устраивало с точки зрения национальной истории, идеи, отношения к людям, прав и свобод человека. Поэтому, когда у нас появилась новая история (создание полка Калиновского. — РС), где была надежда на то, что мы что-то можем сделать, повлиять, как я могла остаться в стороне?» — объясняет белоруска причины присоединения к полку Калиновского.
«Ночка» говорит, что когда пришла в полк и освоилась, то поняла, что родным погибших воинов стоит уделять больше внимания.
«В силу своей эмпатичности, интуиции, человеческого отношения к людям. В силу того, что мужской и женский подходы отличаются, я предложила заниматься этим. Мне показалось, что я справлюсь, так как в тот момент я была в максимальном ресурсе. В том числе эмоциональным и физическим. Мне всегда казалось, что я сильная. Особенно эмоционально. Ну и все-таки к людям я чувствую нежность и сочувствие. Поэтому так произошло, что следующие родственники уже были на мне», — рассказывает собеседник о том, как начала заниматься коммуникацией с родными погибших.
Первый случай, когда «Ночка» должна была сообщить родственникам трагическую новость, произошел тем же летом 2022 года. Перед этим она разговаривала с украинскими военными психологами, которые работают с родными погибших на войне. Спрашивала, как возможно предоставить эту информацию более мягко. Рассказала сама, как она это видит.
Украинские эксперты сказали «Ночке», что для таких вещей нет никакого алгоритма. Что смерть — это всегда смерть, и как ты мягко ее не подавай, всегда у человека будут боль и шок.
«Мне сказали, что так, как я им проговорила свое видение, это приемлемо. Поэтому я стараюсь сначала спросить человека, могу ли я набрать. Сказав, откуда я, но еще не сказав, что произошло. Потом соединяюсь с родными, стараюсь по видеосвязи. Ведь если человек видит перед собой человека — это, наверное, лучше, чем если ты о таком напишешь или голосом проговоришь. Ведь какие бы ты правильные слова ни подбирал, это ужасная новость», — говорит «Ночка».
По словам собеседника, в полку Калиновского не пользуются Viber — этот мессенджер запрещен и считается ненадежным. Такой подход прибавляет проблем, так как белорусы часто другими мессенджерами не пользуются.
«Мы стараемся найти человека в Signal, если он там есть. Если нет, то в Тelegram, и если там невозможно, то в Whatsapp — это крайний случай. Другими мессенджерами мы не пользуемся», — делится собеседник.
Доброволец рассказывает, что каждый белорусский воин, когда заполняет анкету о приеме в полк, обозначает контактное лицо. Именно ему нужно сообщать, если с ним что-то случится.
Потом по цепочке через это контактное лицо находят контакты родных погибшего и связываются уже с ними. Не все воины оставляют контакты близких. Некоторые дают только сведения о друзьях.
«Наверное, эмоционально так им проще, чтобы эту новость первыми услышали не родители, например, и не жена. Но мы пытаемся, чтобы это не откуда-то прилетело родным, а чтобы мы им сообщили. Ведь это, опять же, по-человечески», — говорит «Ночка».
«Несколько часов, чтобы настроиться»
«Ночка» возвращается в разговоре к первому случаю. Рассказывает, что он был сложным не только потому, что был первым. Родные погибшего даже не знали, что он воевал.
«Мне потребовалось два дня, чтобы просто убедить людей, что я не мошенница, что я не пытаюсь содрать с них деньги. Люди, живущие в Беларуси, дуют на воду. И это сейчас нормально, к сожалению, — в этом состоянии, в котором находится наша страна. В состоянии террора, в состоянии, где тобой могут воспользоваться мошенники, и все остальное. Поэтому и такое можно было подумать. Во-вторых, они действительно не знали, где находился их близкий человек. Поэтому, когда кто-то звонит и говорит «Приветствуем, у нас для вас печальные новости» и так далее, ты не хочешь эту информацию воспринимать как настоящую. Люди прошли все стадии вот эти: отрицания, непринятия, депрессии и принятия. Потом они сказали: «Мы тебя записали в контакты как «Ангел смерти». Вот это, конечно, «прекрасное начало», — говорит «Ночка».
По ее словам, те «первые» люди восприняли информацию только на второй день. Она уверяет, что, несмотря на принесенные ей очень печальные новости, родные у погибших бойцов часто оказываются невероятными людьми.
«Они настоящие, они сильные, они такие, с которыми хотелось бы лично познакомиться — не при таких обстоятельствах.
Я с большинством остаюсь в контакте. Во-первых, полк — это семья. и семьи наших погибших — тоже теперь наша семья. Они всегда могут к нам обратиться за помощью или за чем-то другим. Это нормально и понятно, а как может по-другому быть. Поэтому с большинством поддерживаем контакты. С теми, кто в Беларуси, осторожные. С теми, кто за границей, немного более плотные», — говорит собеседник.
«Ночка» признается, что перед тем, как позвонить близким погибшего, она настраивается несколько часов.
«Мы все сначала этот шок проживаем. Ведь мы потеряли человека, который был частью нас. Это и для нас сложно. Это не простая вещь — якобы нам сообщают, что у нас погиб человек, и мы такие: «Ну ок» — и просто в работу включились и каждый выполняет свой алгоритм. Нет, так не происходит. Ты все равно свой шок тоже перерабатываешь. Я не могу сказать, что я в состоянии сразу взять контакт и пойти спокойно позвонить. Нет.
Это никогда не просто. Это все равно каждый раз, будто первый. Это уже не впервые в моей жизни, но каждый раз это тяжело. И каждый раз ты пытаешься подобрать «те слова», а их, «правильных», все равно нет», — объясняет собеседница.
Удар от смерти
«Ночка» рассказывает, что нет таких слов, чтобы смягчить удар от смерти. Она использует своеобразные «подводки», но те не очень помогают.
«К сожалению, произошло неприятное, не хотелось бы об этом сообщать, примите соболезнования», — вот такие слова максимум можно сказать, но в этот момент их попросту не слышно. Если люди знают, что их близкий в полку, то они понимают сразу. Когда им с полка пишут сообщение, что нужно поговорить, они понимают, что просто так им бы им никто не написал… Я не могу просто так ворваться в жизнь человека. Он может быть на работе, может быть чем-то занят, он может быть за рулем. Это такие истории, что ты в равновесии в этот момент все равно не останешься. Человеку нужно все же немного осмыслить, что не просто так сейчас будет звонок. Я понимаю, что надежда остается до последнего. Что, возможно, что-то другое произошло. Но как есть», — рассказывает доброволец.
Собеседница повторяет, что смерть — это всегда смерть, но если побратимы не смогли забрать тела, и у родных погибших нет возможности даже попрощаться, то это добавляет особого бремени.
«Скорее всего, я очень долго не смогу родственникам ничего сказать. Типа «Да, мы забрали тело и вы можете приехать». Долго такое сказать не смогу. Ведь уже спали те розовые очки, что «если освободится территория, мы там все сделаем». Территория не освобождается. Там как шли бои, так и идут. И туда подобраться, найти что-то просто нет возможности. Прошло два года почти, как было в ситуации с гибелью «Брэста» и побратимов (белорусы «Брэст», «Папік», «Сябро» і «Атам» погибли под Лисичанском в июне 2022 года. Их тела не смогли забрать с поля боя. — РС)», — рассказывает «Ночка».
Она признается, что очень трудно в эмоциональном плане работать с родственниками тех белорусов, которые попали в плен.
«Там еще хуже ситуация. С одной стороны, есть надежда, с другой — так все долго это тянется. И что говорить, как, чем подбадривать? И родные все понимают. Я понимаю, что они понимают. Их нужно как-то поддерживать, а нечем. Мы в такой же растерянности, только им больно еще больше, чем нам. Мы бьемся от безысходности, что мы не можем бойцов найти и вернуть. Близким же еще труднее. Мы здесь в каких— то своих постоянных ситуациях, а у них эта история единственная», — говорит доброволец.
«Пока не увижу тело, он жив»
По словам «Ночки», иногда люди не верят, что их близкий человек погиб на войне. Особенно если нет тела.
«Ты объясняешь, что в той ситуации, в которой они оказались, и того, что там произошло, невозможно остаться живым. Но человек будет жить тем, что «пока я не увижу своими глазами, значит, он жив». Вот с этим работать очень трудно. Ведь в какой-то момент у тебя не хватает слов объяснять понятные, скучные вещи. Ведь ты говоришь с точки зрения логики, с того, что там были свидетели, а человек отказывается принимать», — говорит собеседник.
По ее словам, полк периодически получает и упреки от родных погибших, которые говорят, что их человек жив, а в полку его просто не ищут.
«А мы понимаем, что там, во-первых, снова территория под обстрелом и мы подобраться не можем, чтобы завалы разобрать, так как они руками не разбираются. Во-вторых, мы точно уверены, что к сожалению, там без шансов. Все», — добавляет «Ночка».
Она говорит, что часто ведет долгие разговоры с родственниками тех, кто считается пропавшим без вести. Некоторые люди не верят никаким словам и свидетельствам. Однажды родные одного из пропавших сообщили Алесе, что ходили со снимком воина к гадалке, и та сказала им, что человек жив.
«Прошло два месяца с того разговора. И нас упрекают родственники пропавшего, что мы попросту не делаем ничего, чтобы его спасти. Говорят, что поедут на линию фронта самостоятельно и будут руками разгребать завалы. И ты просто не знаешь, что человеку говорить в этот момент. Ну ведь там только эмоции. И не хочется человека обижать, и настолько устал повторять одно и тоже. Я понимаю, что трудно принять известие о гибели. Но есть же законы биологии: человек не может выжить под завалами два месяца», — говорит собеседница.
На сегодня полк Калиновского не может публично рассказывать о погибших воинах, чьи родственники живут в Беларуси. Девушка говорит, что дополнительно переживает и это обстоятельство.
«Люди — герои. Это все (обнародование их историй. — РС) откладывается на какой-то дальний срок. Он будет. Они будут героями, и о них во всеуслышание будут говорить со всех сторон. И улицы будут названы. Ведь они положили самое ценное за свободу. Все понятно. Но в моменте, к сожалению, без имен. Даже без позывных. Это грустно», — говорит доброволец.
«Мать погибшего пошла в СК и дала им мой контакт»
«Ночка» вспоминает, как один из погибших воинов незадолго до смерти рассказывал о не очень хороших отношениях с матерью. Волонтер поняла их причину уже после его смерти. Мать погибшего оказалась сторонницей Лукашенко. Алеся должна была позвонить ей, хотя женщина жила в Беларуси и не знала, что ее сын воюет в Украине против России.
«К такой ситуации я не была подготовлена вообще. Хотя, казалось бы, почему бы и такому не быть? Ведь в моей личной жизни есть подобная история. Но я почему-то была не готова. Просто не готова, что мать пойдет и напишет заявление в Следственный комитет Беларуси о том, что у нее сын пропал», — рассказывает «Ночка».
Собеседник добавляет, что пыталась дозвониться до матери погибшего калиновца в течение 7 часов, а та просто не брала трубку. Потом девушка написала текстовое сообщение. Получатель его прочитала и ничего не ответила.
«Пошла в Следственный комитет и все это им доложила. Наверное, и мой контакт. Как есть. Она решила, что лукашенковские менты ей помогут его найти. Ведь она свято уверена, что Лукашенко лучший в мире президент и решит все вопросы, и что ее просто обманывают, сын просто исчез, и так далее», — рассказывает собеседница. Детали позже ей сообщили другие близкие погибшего.
Позже «Ночке» все же удалось поговорить с этой женщиной. Та назвала Украину «нацистской», украинцев — бандеровцами, а своего погибшего сына — предателем. Такой случай во время работы «Ночки» пока был единственным, говорит она.
Собеседница признается, что когда в один день погибли сразу несколько белорусских воинов, она чувствовала необходимость просто побыть одной несколько дней. Без всяких информационных историй и без других людей.
«Побыть внутри своей семьи, пообнимать котика и просто отключиться из этого мира. Мне нужен был свой вакуум, в котором мне нужно было очнуться», — говорит белоруска.
Она говорит, что пока не обращалась к психологу. Считает, что еще имеет ресурс, который позволяет ей восстанавливаться самостоятельно. Говорит о поддержке семьи, друзей, которым может позвонить и поговорить. Возможно, частично рассказать о своих эмоциях или поговорить на другие темы, чтобы просто разгрузить мозг.
«Эмоционально я еще сильна. Наверное, еще настолько целеустремленная на Беларусь и на все, что с ней связано. Вот это мне помогает оставаться в сознании, светлом уме и не останавливаться, делать то, что я делаю. Ведь это не единственная моя функция, но, наверное, самая сложная», — добавляет она.
«Ночка» рассказывает, что белорусы в Украине шли воевать воодушевленные. С мыслями, что вот-вот — и будет победа. Теперь она называет это наивным. Считается, что таким образом большинство психологически защищало собственную психику. И она сама в том числе. Собеседница говорит, что через полгода после начала полномасштабной войны к большинству добровольцев пришло осмысление, что война не на год и даже не на два.
«И нам очень больно, что это марафон. Ведь, чем больше это все тянется, тем больше времени наша страна остается в концлагере. Мне больно за Беларусь. Я когда узнаю, что у нас снова кто-то умер, арестовали, облава была, мне это больно. Я понимаю, за что я здесь остаюсь, почему надо идти дальше. Ведь вот то, что происходит в моей стране, к сожалению, зависит от победы в этой войне. Поэтому, если могу помочь эту победу добыть и что-то сделать для того, чтобы она была, — я буду это делать. Ведь дома тысячи заложников, ведь дома тысячи людей, живущих в несвободе. И на войне не так страшно, как дома, в Беларуси сейчас — вот что страшно», — делится волонтер.
Справка о смерти как опасность для близких
Все расходы на захоронение погибших на фронте бойцов полка Калиновского берет на себя сам полк. Он же оказывает материальную помощь близким в пределах своих возможностей.
«Мы в прощание с бойцами вкладываем все свое максимальное уважение и душу, потому что это часть нас, мы не можем по-другому. Даже не для родных, а для человека, который был нашим побратимом, мы это делаем. Никто из родных никогда не сказал, что им что-то не понравилось. При этом мы учитываем все пожелания семьи», — рассказывает «Ночка» о процедуре прощания с погибшими воинами.
Собеседница добавляет, что полк поднимает вопрос о том, чтобы родственники погибших белорусов получали выплаты (имеются в виду выплаты от Министерства обороны Украины, которые получают родные погибших украинских солдат. Граждане других стран, не только Беларуси, которые воюют на стороне Украины, получают ежемесячную зарплату. Вопрос выплат их семьям в случае смерти на фронте находится на стадии обсуждения. — РС).
«Ведь это просто несправедливо, что человек с белорусским паспортом воюет в Украине, но если погибнет, то на этом история и заканчивается. Он такой же участник и такой же герой, как и украинцы. Поэтому над этим вопросом все это время мы пытаемся работать. Что-то, кажется, будет начинать двигаться», — добавляет волонтер.
«Ночка» признается, что однажды близкие погибшего требовали, чтобы его тело отвезли в Беларусь на похороны.
«Люди спрашивают: «Можно ли переправить тело?». — «Нет, нельзя». — «Можно ли переправить прах?» — «Нет, нельзя». Каким образом? Кто возьмется это делать, если у человека в свидетельстве о смерти указано, где он погиб? И опять же, белорусские силовики вычислят на раз-два-три, где был этот человек и как он погиб. И все просто пойдут по статьям», — говорит белоруска.
По ее словам, периодически близкие погибших добровольцев просят справку об их смерти, чтобы получить выплаты по потере кормильца, либо вступить в наследство. Это вызывает дополнительные риски.
«Возможность предоставить такую справку есть. Но это, опять же, красный крест на семье. Я объясняю много-много раз, почему это будет опасно и почему та польза, которую там попытаются извлечь из этого, того не стоит. Начнется преследование этой семьи. Все это пройдет через государственные учреждения. Оно дойдет до тех учреждений, до которых не хотелось бы, чтобы оно доходило. Ну и все. На этом все закончится. Никаких выплат не будет. Или, может, и будут, но по потере двоих кормильцев. Ведь жена, скорее всего, сядет. А дети пойдут в детский дом», — объясняет волонтер.
«Не хочу такого опыта еще раз»
«Ночка» говорит, что одна история, когда погиб один или два бойца. Другая — если с задания не вернулись пятеро.
«Если у нас одновременно несколько погибших, здесь, конечно, удар по моей психике очень большой. Это очень трудно, когда тебе нужно разорваться эмпатически на пять семей. Не хочу еще раз такого опыта. Я потом восстанавливалась очень долго. Для меня это было максимально, ужасно тяжело», — говорит волонтер (один из случаев массовой гибели белорусских добровольцев в Украине произошел в мае 2023 года у Бахмута, когда погиб и Мирослав Лозовский. — РС).
«Ночка» говорит, что до недавнего времени никто не мог заменить ее или взять на себя часть печальных обязанностей. Но сейчас в полку появились белорусские девушки-психологи, которые иногда включаются в процесс переговоров с родными и берут некоторые семьи на себя.
«Есть куча организационных моментов, связанных с захоронением и всем остальным, этим занимается большое количество людей, команда. И я об этом не думаю. А это тоже очень много работы. Ну вот, например, эти люди, которые похоронами занимаются, им эмоционально трудно включаться в чужое горе. Но слава Богу, что им эмоционально нетрудно делать что-то другое. Я, например, в морг не могу зайти. Не могу, не получается у меня. Я впервые зашла в морг в последний наш раз, так как один из погибших был моим приятелем, и был последний шанс на него посмотреть. Это единственный раз, когда я могла зайти», — говорит «Ночка».
«Когда ребята идут на задание, каждый раз держу «пальцы»
Волонтер говорит, что не все близкие имеют возможность и стойкость приехать на похороны своих погибших родных в Украину.
«Каждый выбирает по своей стойкости, возможностям — эмоциональным и всем остальным. Нет такого, что если кто-то не приехал, то мы скажем, например: «Ой, какие-то не такие родные». Все «такие», мы все понимаем. Если у них нет возможности найти эти силы, чтобы вот так сделать, то пусть. Большинство все же приезжают. Мы делаем все, чтобы сделать этот путь максимально простым и безопасным, но он все равно непростой и опасный. Но мы стараемся, выстраиваем логистику. Чтобы человек в этой дороге не задумывался об обычных вещах — как он поедет, куда он поедет, и так далее. Вот эту историю мы тоже берем на себя», — объясняет собеседник.
Она добавляет, что полк делает все возможное, чтобы человек, который хочет попасть на прощание с погибшим воином в Украину, сделал это.
«Ведь мы понимаем, когда человек говорит: «Я хочу присутствовать», насколько это для него важно. Есть люди, которые попрощались и вернулись в Беларусь. И поэтому мы всегда просим все СМИ, чтобы очень аккуратно вели себя с той информацией, которую они имеют о погибших. Ведь их близкие возвращаются в Беларусь. В большинстве случаев», — говорит собеседник.
«Ночка» добавляет, что безопасность родных — это то, о чем в первую очередь заботится полк. «Просто по-человечески — взять на себя груз ответственности, что мы не сделали всего возможного, чтобы гарантировать безопасность близких воина, и человека «приняли» — это, наверное, будет еще труднее. Человек погиб, сражаясь рядом с нами, и мы в этом не виноваты, потому что это война. Но когда мы не смогли сохранить безопасность данных и это потом как—то отразилось на родных…» — рассуждает «Ночка».
Она добавляет, что не чувствует перед близкими погибших «вины выжившего».
«Я целеустремленный человек, осознаю, что все, кто выбрал свое место быть здесь, он это сознательно выбрал. Всякие случаи были. Были те, кто считал, что за три месяца будет победа, и нужно в ней поучаствовать. Те же, кто остался сейчас, и те, кто приезжают, они понимают, куда и почему они едут. Невозможно, чтобы человек за два года не понял, почему он здесь. Да, есть усталость, есть выгорание. Ведь экстремальные условия вокруг. Но когда люди остаются, они знают, почему они это делают. Поэтому «вины выжившего» нет. Ведь в любой момент с каждым из нас может произойти все что угодно», — признается собеседник.
«Ночка» говорит, что сложно прогнозировать, когда и как закончится эта война. По ее мнению, на события в Украине влияет много факторов.
«Украина держится. Украина борется на человеческом просто духе и жажде свободы и независимости страны. Украина творит чудеса. Но чудеса, как мы, белорусы, знаем, голыми руками делаются плохо. Если не будет своевременной помощи, то будет очень долго все. Не все зависит от Украины. К сожалению. Мы хотим верить, что будет скоро. Но никто прогнозов не даст. Каждый делает то, что может», — говорит волонтер.
«Что должно произойти, чтобы все эти петухи поняли: соберись и уйди, потому что война пришла». Эмоциональный монолог российского чиновника из-под Суджи88
Комментарии
сьвятая