«Хейта было много в моей жизни». Что за девушка снимает белорусских артистов и популярное белорусское ютуб-шоу «О (б)сужаем»
Работы этой девушки вы точно могли видеть. Алина Мазовец — фотограф, снимающая белорусских артистов, и режиссер стильного ютуб-шоу «О(б)суждаем».
А также соучредитель музыкального медиа «Клик«, блогер и соведущая в ютуб-проекте «Максимально».
Пообщались с ней про «душный» Кобрин, работу в государственных медиа, плюсы неосведомленности, побег от войны и хейт за русских гостей в кадре.
О эре ютуба, деньгах и хейте
«НН»: Расскажи, как ты стала режиссером шоу «О(б)сужаем».
АМ: Я очень люблю эту историю, потому что она подкрепляет мою теорию о том, что иногда твоя неосведомленность — самый большой козырь (я в целом пришла к мысли, что должна гордиться своей неосведомленностью, ценить ее, потому что это в том числе о незамыленном взгляде и новых подходах, о свежем воздухе).
Еще в Минске я фотографировала Ваню Пруса для проекта «Обзор», потом уже и в Варшаве. Мы оставались в минимальном коннекте. Ваня знал, что я красиво снимаю и наше понимание прекрасного во многом совпадает. И вот он придумал сделать новое шоу и пришел с идеей ко мне. Сказал, что может сделать все, что касается сценария и наполнения, но ему нужно еще красивая картинка.
Я сразу призналась, что совсем не шарю в видео, в ютубе, я даже его особо не смотрю. Но раз друг предложил, я такая: «Ну, погнали!» Глеба Семенова я на тот момент тоже знала благодаря тиктоку и фото. В такой команде и начинали придумывать всю концепцию.
«НН»: Ты делилась, что как режиссеру тебе иногда приходится, например, отмывать циклораму влажными салфетками. С какими еще неочевидными вызовами приходится сталкиваться на съемках?
АМ: Например, делать фигуры из соломы — паровозик и коровку, лебедя из шин. В основном, все, что касается декораций, ведь это моя зона ответственности.
Но сейчас с визуалом мне помогают стилистка Воля Этика и визажистка Злата Каминская. Ну и без операторов на площадке я бы совсем ничего не сделала.
Однажды мне понадобились палка и корч, который я в итоге отмывала дома от жуков. Пень этот до сих пор стоит у меня в туалете.
Часто в кадре нужен бабушкин ковер. Его было сложно найти, но мы-таки отыскали — его уже вынесли на помойку. И мы не рассчитали, как сильно он воняет. Я притащила ковер домой, повесила на балкон, думая, что за пару дней запах выветрится, а потом мы его отнесем на мойку машин. Но тот вонял до невозможности. Потом пошел дождь, он намок и стал вонять еще хуже.
Мой парень Никита не мог дождаться, когда я уже его вынесу.
На одну съемку я купила штук 15 стеклянных ваз — они тоже дома у меня стоят сейчас.
Из интересного еще — для одного из выпусков я искала старые журналы, и мне пришел запакованный журнал за 2012 год: я открываю упаковку, а там Леди Гага, Мадонна — запах истории просто!
«НН»: После выпуска с Монеточкой вам прилетело за очередного гостя из России, тебе даже писали, что этим ты перечеркнула все, что делала раньше для белорусской культуры…
АМ: У меня уже было такое раньше. Когда мы создали с Никитой вдвоем медиа о музыке «Клик» (я писала тексты, а парень помогал со всем остальным), нам говорили, мол, какие вы белорусы, раз не разговариваете и не пишете по-белорусски? Было очень грустно, ведь тогда это наложилось на жесткую депрессию, когда я сама не до конца понимала, кто я в этом мире эмиграции.
Кто-то осуждал меня за то, что в эмиграции я не перешла на белорусский язык, хотя все ценностно уже должно было туда привести. И тут я очень сильно всех прошу не судить по своим возможностям и своим представлениям о том, что мог бы или не мог сделать другой человек.
Как только у меня появляются силы, я стараюсь уделять время и психотерапии, и вопросу языка, но все это в своем темпе.
Теперь я воспринимаю критику легче: хейта в моей жизни было много.
Например, у меня был успешный тикток, но из-за того, что я применяла феминитивы, против меня ополчилось антифемсообщество. Они сливали мои данные, призывали блокировать, писали очень много жестких вещей. И мне пришлось удалить тикток и никогда туда не возвращаться.
Но мне грустно, что белорусская культура в таком состоянии … сколько писателей и писательниц, музыкантов мы уже отдавали другим странам? Сколько работ Шагала осталось в Беларуси? И продолжается процесс разбрасывания проектами, людьми, инициативами — снова и снова людей выписывают из белорусской культуры. Мне кажется, надо наоборот собирать все наше.
Нужно принимать инаковость и искусство в его многогранности. Мы не можем отрицать, что условные сестры Груздевы — часть нашей культуры, или что мы подпеваем песням Агурбаш. Это все наше. Не нравится — значит, о них забудем? По-моему, это самокастрация.
«НН»: Но критика была за то, что в белорусском шоу на сегодня большинство гостей — русские…
АМ: Важно понять, что в первую очередь наше шоу вовсе не о гостях. У нас уже четыре сезона, 29 выпусков, а гостей было всего четверо.
Но если тебе на почту приходит предложение сотрудничества от Лизы Монеточки — не думаю, что на такую открытость мы должны реагировать отказами. У нас точно нет списка российских гостей, которых мы планируем пригласить, чтобы накрутить себе больше просмотров.
Одновременно с этим мы очень поддерживаем наших креаторов и креаторок, в каждом выпуске рассказываем о белорусских брендах, отечественных художниках, дизайнерах, музыкантах. И планируем и дальше делать выпуски с белорусами и белорусками. В новых видео вы их увидите.
Нам хотелось бы и с украинскими гостями поработать, например. И когда нас смотрят и внутри Беларуси, и в Украине, и из Казахстана, и из других разных мест и пишут, что они ничего не знают о белорусском инфополе, но им интересно, это то, о чем мы даже и не мечтали. Наше шоу в каком-то смысле стало интернациональным.
«НН»: Хватает ли денег на жизнь со всех твоих проектов?
АМ: У меня, если честно, глупое отношение к деньгам — достаточно пофигистическое. Я не очень финансово грамотная, к сожалению. Но даже если бы у меня не было проектов, где я режиссер, одни фотографии, уже можно было бы жить с этого. Конечно, если бы я жила одна и мы не делили с парнем расходы 50 на 50, было бы тяжелее.
У меня недавно случилась показательная история: я ехала в Вильнюс, и прямо перед автобусом у меня порвалась босоножка, другой обуви с собой у меня не было. По приезду я сразу пришлепала в ближайший H&M, где купила новую пару. Раньше я бы очень переживала, что приобретаю что-то незапланированное, не на скидке, сейчас такого нет.
Или вот с зубным — в последний визит я больше переживала, чтобы мне не было больно, чем за то, что теперь с карточки спишется крупная сумма. Это все еще не о каком-то безусловном богатстве, но о том, что, если случится что-то критическое, сейчас я не пропаду.
О первом фотике, Кобрине, Бресте и рок-группе
«НН»: Вернемся в детство. Как ты вообще стала снимать?
Алина Мазовец: Фотик мне подарили на день рождения в классе седьмом или восьмом. С того момента я всегда с ним, хотя раньше никогда не интересовалась фотографией, но при этом рисовала день и ночь. И вот потом с рисования переключилась на фотографию.
Нашумевшие открытки Алины к 8 Марта
«НН»: Ты родом из Кобрина, и как-то говорила, что в твоем городе «не было, чем дышать». В чем это проявлялось?
АМ: Оно ощущалось из-за осуждения внешнего вида, вкусов. Но это всегда прилетало от конкретных индивидов, которым было очень важно сказать, что конкретно им в вас не нравится (город маленький, все были как под микроскопом).
Кобрин долгое время казался мне очень скучным и ограниченным, поэтому после девятого класса я поступила в Брест. Думалось, что маленькими шагами я дойду до больших городов, где есть больше свободы. Но по итогу в Брестском областном лицее при местном руководстве сконцентрировалось все худшее, что можно было взять от совка. Например, в комнатах общежития в наше отсутствие могли спокойно перерыть вещи.
У нас была форма, очень некрасивая и колючая, в ней было очень жарко, но надо было ходить так ежедневно. В какой-то момент в столовой я закатала рукава формы, чтобы не испачкаться, но после меня остановила заместитель директора, отвела в кабинет, где я выслушала, что таким образом позорю форму. А однажды классная руководительница позвонила моей матери и сказала, что я чуть ли не проститутка, которая спит со всеми парнями. Я просто кусала губы (у меня все еще остается такая привычка), и из-за этого она были красные. Но классная посчитала, что я пользуюсь помадой, чтобы заманить ребят.
Позже, как «выяснилось», еще и девушек.
У нас был филологический класс, большинство девочек, мы жили вместе, при встрече обнимались, и на классном собрании как-то озвучили, что у всех нас лесбийские наклонности.
При этом сегодня я очень люблю Кобрин. Город, который казался мне душным и плохим, стал мне очень дорогим. Я всем рассказываю, какое это прекрасное место (при всех его минусах). У нас отличный парк с аттракционами, набережная, суперское мороженое, аквапарк. Много людей, которые делали и делают город уютным, открывая современные кафе и цветочные магазины. Мне казалось, что все маленькие города Беларуси такие, но, поездив по стране, я поняла, что город уникален в своей современности и жизни.
Думаю, из-за детских обид я смогла рассмотреть много ценного в том, что родилась именно в Кобрине. И сегодня у меня уже очередь из друзей, которые ни разу там не были, но мечтают приехать.
«НН»: Что насчет субкультур в Кобрине твоего детства?
АМ: Меня точно многие считали неформалкой, потому что я достаточно рано покрасила волосы в синий цвет и в целом часто красилась и одевалась немного «ту мач» для Кобрина. Это у меня от матери с тетей, потому что они обожают стиль, секонды и привили мне самовыражение через одежду. Мама постоянно привозила из путешествий что-то яркое (при этом она, конечно, совсем не обрадовалась, когда я растянула себе тоннели).
От семьи же у меня и любовь к музыке. Моя мать — преподаватель хора и вокала. А крестная преподает сольфеджио и музыкальную литературу. Так что я начала ходить в музыкальную школу еще до своего рождения и потом реально жила в кобринской музыкалке. Освоила пианино и гитару. Какое-то время даже играла в рок-группе «Добры дзень».
В Доме творчества можно было выбрать себе кружок, среди которых были и рок-группы. Правда, мы исполняли каверы, а не собственные композиции.
О журфаке и работе в государственных СМИ
«НН»: Почему в итоге ты поступила на журфак?
АМ: Я достаточно поздно решила туда поступать, за месяца три. С детства мне нравилось разное. Условно: химия и русский язык одновременно. Но в какой универ я пойду с таким набором? Надо было выбирать.
В итоге я поняла, что мне в целом нравятся языки, поэтому поступила в Брестский областной лицей на филологический факультет. Выбирая уже универ, перечитала все книжки для поступления.
Подумала, что журфак звучит прикольно, хотя меня многие вокруг пугали: «Ты понимаешь, что ты будешь голодной, с голой жопой? Там нет денег. В Беларуси журналистика — это не фильм, где Кэрри Брэдшоу пишет колонку и живет свою лучшую жизнь». Я сказала, что все осознаю и иду туда не ради денег. Считаю, что это было лучшим решением в моей жизни. Но было бы совершенно идеально поступить на год раньше и закончить универ в 2020-м.
То, что произошло с журфаком после 2020-го — как ножом по сердцу каждый раз. Пара преподавателей, с которыми я проводила очень много времени и была от них в восторге, как оказалось, повели себя в переломный момент некрасиво (речь идет о преподавателях, которые доносили на своих студентов и выступали свидетелями против них на суде. — НН).
Ну, и система распределения совсем переехала всех катком. Это уже был 2021 год, и все якобы почувствовали дополнительную власть, в негосударственное медиа пойти было без шансов. Казалось, что в кабинете для распределения для людей было забавой довести студентку до слез, отправив в маленький город, в область, где у нее нет совсем никого.
Мне здесь, можно сказать, повезло в тех условиях, которые сложились вокруг, — я попала в «Звязду». Но я отработала там только 9 месяцев. Моему парню пришлось уехать из страны, он перебрался в Украину и через время предложил переехать к нему. Мы прикинули, что вместе сможем выплатить деньги за мое распределение.
Сначала я приехала к нему в Киев на месяц — взяла отпуск, чтобы побыть там и принять решение. Но это был февраль 2022-го, началась война и я поняла, что не хочу возвращаться в Беларусь, в страну, откуда летели ракеты. Не хочу затыкать себе рот по этому поводу.
Так я осталась должна государству за свое распределение 43 544 рубля.
«НН»: Стыдно за какие-то репортажи в государственных медиа?
АМ: Я хоть и собрала себе в копилку такие СМИ, которые сегодня и открыть не решусь («СБ», «Минск Новости», БТ), но мне ни за что не стыдно. Особенно в 2020-м я поняла, что для меня фотография — это то, что не врет. Конечно, всегда можно что-то прифотошопить или взять нужный ракурс, но это сделать сложнее, чем написать неправду словами.
Однажды мне предложили сделать фоторепортаж, чтобы опровергнуть «страшные» фотографии в независимых СМИ. На геофаке был ремонт, и студентов отправили учиться в неудобное место, где было сыро, почти подвалы. Нам нужно было показать, что все на самом деле хорошо, но я понимала, что это не так, поэтому просто отказалась от такой работы, сославшись на занятость.
О двух неделях в Украине, эвакуации, Молдове, жесткой депрессии и ностальгии
«НН»: Эвакуация из Киева — один из самых сложных моментов эмиграции?
АМ: Первые дни войны все было как во сне. У нас не было ни машины, ничего… Мы просто стояли на дороге в Киеве с чемоданами и просили нас куда-то подкинуть – и один украинец, у которого семья на тот момент была в бомбоубежище, предложил довезти нас до границы с Молдовой. Он понял, что нам как белорусам будет вдвойне непросто. Мы этому мужчине безмерно благодарны: он реально спас нам жизнь, угощал меня конфетами, чтобы подбодрить, и отказался взять у нас деньги, когда мы написали ему позже, когда немного стали на ноги.
И вот мы ехали — тут столб дыма, там взрывы. Проезжаем Винницу — там сирены. Водитель давит педаль газа, и мы стараемся все это быстрее проскочить.
Видимо, в те два дня, пока мы выбирались из Киева, все мои внутренние ресурсы были направлены на выживание. А самое сложное началось потом. Месяц, пока ждали документы, мы жили в Молдове — переезжали от одних незнакомых людей к другим. Там, кстати, произошло то, что тоже не дает потерять веру в людей. Местные прямо на улице подошли и предложили пойти к ним, приютили и дали ночлег.
Я старалась ездить в центр для беженцев, чтобы документировать ту реальность, с которой мне не посчастливилось столкнуться, но она была историческая.
Потом мы попали во Францию, где живут мои родственники. О нас там заботились, но меня тогда сильно накрыло:
у меня очень долго была жесткая депрессия. Я буквально не поднималась с кровати, любые простые задачи — в туалет сходить, поесть — давались очень сложно.
Тогда было непросто быстро найти психотерапевта из-за большого спроса на них. И мой парень меня просто выходил, как бездомного раненого котенок.
По факту сейчас только год, как я вернулась в какой-то нормальный ритм жизни. И в том числе поэтому беру себе много проектов, работаю как ошпаренная. Нагоняю.
За две недели в Укране Алина успела провести несколько фотосессий. Одна из них — репортаж со спонтанного концерта Святослава Вакарчука из «Океан Эльзы» на пешеходном мосту в Киеве. Недавно с фотографом связался украинский журналист, который создает книгу о группе, и попросил у нее права на эти снимки.
«НН»: Ты скучаешь по Беларуси?
АМ: Я хожу в белорусские заведения, общаюсь с белорусами и белорусками, ношу на себе белорусские бренды. Все сферы моего интереса — это на 80% белорусские креаторы и креаторки. Я очень люблю белорусскую культуру и нашу страну. Но у меня нет скуки. Я не закрываю глаза и не представляю себя в минском метро. Когда вижу какие-то видео ностальгические, смотрю на это как на что-то знакомое и приятное, но без слез из-за того, как сильно туда хочу, но не могу. Думаю, я все еще нахожусь в энергосберегающем режиме, а на скуку нужно много ресурсов.
Но если бы появилась возможность вернуться домой, я бы сделала это, без сомнений.
Какой белорусский город первым попал в объектив фотокамер
«Мы один организм». Большой разговор с модными фотографами Юлей Лейдик и Женей Канаплевым
«Папа называл меня жучком, потому что я постоянно вздрагивала». Девушка рассказала о жизни с синдромом Туретта и как искусство помогает одолевать приступы самоненавистничества
«Их интересовало, работал ли я на СБУ, так как ездил в Бахмут». Фотограф Александр Васюкович о войне, приговоре и выезде из Беларуси
Пост белоруски-психолога о сексе с грузином-Аполлоном вызвал межгендерную ссору10
Комментарии